Некоторое время мы были очень заняты, и я уж подумывал о том, не перебраться ли
в спальню. Я чувствовал, что способен на многое, даже без всяких химических
средств; утром я хорошо потрудился, а есть ли лучший стимул к любви, чем
гениальная идея? Особенно в части одежд для тантрических игрищ...
подробности. Например, такую: как поживают на Дальнем ограбленные миссионеры.
государственным служащим...
полномочиями: мог разрешить или не разрешить посадку и, уж во всяком случае,
отвечал за все, что происходит на территории порта. Так что власти, безусловно,
несли ответственность за его авантюру. Однако... - Я смолк и сделал мысленный
подсчет. - Однако припомни, что Кордей провел на Дальнем больше трех веков, и
ко времени грабежа двадцатая часть аборигенов являлась его прямыми потомками.
Дочерьми и сыновьями, внуками, правнуками и так далее... Многие из них занимали
важные посты, и никто из них не любил миссионеров. Выходит, ограбленным ничего
не светило. Им предоставили гражданские права и земельный участок, чтобы они
могли основать свою общину, вот и все. Не знаю, что случилось с ними потом.
Когда я услышал эту историю, она была уже древней легендой и никаких следов от
общины не оставалось.
они и этого не заслужили.
принцесса, не получает больше того, что заслужил.
Бога, в сущности, неплохая вещь; она возвышает душу, она дает утешение слабым и
поддерживает сильных, она научает добру и справедливости, она взывает к нашему
милосердию. Все это так, пока вера - личное дело каждого, пока она не связана с
властью, с церковным аппаратом, с пышными обрядами и сложной иерархией,
определяющей, кто ближе к Богу, а кто дальше. Вера - индивидуальное чувство; я
бы сказал, столь же интимное, как любовь, и третий тут всегда будет лишним. Но
третьи, тем не менее, появляются - попы и монахи, муллы и имамы, миссионеры и
епископы, аббаты и арконы. Словом, все те, которые знают, как надо верить в
Бога и как положено его чтить. В результате вера становится религией, заботой
профессионалов, а это уже совсем иной вопрос.
провела за монастырскими стенами, где мужчины - верней, голографичес-кие
проекции стариков - проповедовали ей терпение и смирение, терзали ее дух,
подвергали нравственным мукам, пытаясь сломить ее и растоптать. Конечно, они
считали, что творят добро; они всего лишь стремились, чтоб Шандра была похожа
на них самих.
преподносит ей свою мораль, обернутую в кристаллошелк забавных историй...
Многое ли изменилось? Условия жизни получше, любви побольше, но все-таки Шандра
несвободна и не может делать то, к чему стремится ее сердце. Например, стать
матерью.
и терпение, а нечто совсем иное. К тому же со мной не возбранялось спорить, а
при случае можно было и укусить. Огромное преимущество по сравнению с
монастырем! Ведь голограмму аркона не укусишь!
продажа пресловутого ком-бинезончика, отредактированного по местной моде:
удобней было цепляться. Тантристы пришли в восторг от этого нововведения, и я
тоже, поскольку удалось сорвать изрядный куш. Выбрав три изделия в
оранжево-красных тонах, я переслал их в Маув, на имя доктора Ниссан
Виритрильбии, с краткой запиской и флакончиком афродиака. В записке говорилось,
что я считаю необходимым возместить почтенному доктору ущерб, причиненный моей
сигарой.
прибыли была перечислена на ее счет, но десять процентов от этой суммы она
возвратила - за услуги агента, как меня проинформировали. Об этом было сказано
с милой улыбкой и насмешливым блеском в глазах, который я счел нашим главным
приобретением. Похоже, чувство юмора стало возвращаться к ней, а этот дар я
полагаю едва ли не важнейшим в жизни.
с маувским жемчугом, перламутровый ларец с Танграта, поясок, отделанный
кораллами, какими славилась Фаджейра, изящные бокальчики из раковин... Вот,
пожалуй, все. Сережки и поясок она надевала в тот день, когда мы покидали
Солярис; ларец был подарен мне - чтобы хранить в нем диплом и орден с
серебряным осьминогом; ну а бокальчики мы обновили перед стартом, прикончив
бутылку игристого.
звезд, как опал в россыпи крохотных самоцветов. Шандра находилась в игривом
настроении; то ли вино было тому причиной, то ли знакомая мне эйфория, которую
чувствует каждый странник, отправляясь в далекий путь.
обстоятельства...
прахом у какой-нибудь безымянной звезды?
огромный срок, и ты сам говорил, что в космосе бывают разные чудеса. Но вы с
Кордеем не похожи ни темпераментом, ни характером. Ты скорее однолюб, вроде
Филипа Рего-са... Да и "Цирцея" не подходит под описание "Чик-вериты" и
"Космической гончей"... И файлы ее - те, которые нельзя уничтожить, - ведутся с
давних времен. Выходит, ты не Кордей. Но ты, - Шандра лукаво улыбнулась, - ты
космический бродяга, а все бродяги любят приврать. Быть может, ты приукрасил
всю эту историю, чтоб сделать ее позанимательней? Или нет?
спейстрейдеров, с которыми я встречался, и потому в рассказе о нем я опираюсь
на личные впечатления. Это не касается истории грабежа - сей инцидент был мне
описан Кордеевыми потомками, когда я вторично попал на Дальний.
оптимизма не терял. Он все еще думал о себе как о человеке космоса, осевшем
"внизу" в результате временной неудачи. Он принял меня с самым радушным
гостеприимством и показал все, на что стоило посмотреть. Я был для него не
просто гостем, но собратом по профессии, хоть эта роль была временами
утомительной - если припомнить все возлияния в "Магеллановых Облаках"... Но
разве я мог оттолкнуть его? Сказать, что теперь он не космический торговец, а
жалкий червяк, житель планеты? Это было бы слишком жестоко. Ведь мысль о том,
что он вернется в космос, поддерживала Кордея; если уж говорить начистоту, она
была единственным барьером, оберегавшим его от безумия. В каком-то смысле он
был уже безумен... Мурашки шли по коже, когда он принимался сравнивать "Цирцею"
с "Чикверитой" и рассуждать об их оборудовании и планировке...
ужасно. Ужасно и трогательно! Куда бы мы ни шли, всюду находились его дети, его
внуки и правнуки, и казалось, что они участвуют в некоем молчаливом заговоре,
имевшем целью поддержать его мнение о себе. А он представлял меня как "коллегу
Френча с "Цирцеи", будто мы были двумя торговцами, волею судеб повстречавшимися
на Дальнем. И все вокруг млели и восторгались, ставили выпивку и слушали
разинув рот, как два великих человека обмениваются воспоминаниями о своих
великих делах... Мне казалось, еще чуть-чуть, и я окаменею, превратившись в
собственный гранитный монумент.
между выпивкой и закуской! И всякий раз вас окружали толпы благоговейных
почитателей... Виски течет рекой, рюмки под носом, и на каждом колене - по
девушке... А где-то маячат скульпторы, ваяющие обелиск, и целая армия
живописцев... Или я не права, Грэм?
спейстрейдеров - редкий случай, да и не каждый из них будет так откровенен, как
Кордей. Мои истории в основном взяты из книг, из планетарных записей, из
сплетен и слухов, которые мне пришлось проверять, отсеивая истину от шелухи
легенд и сказок. Понимаешь, мы, космические торговцы - знаменитости, и всякое
наше деяние, всякое наше слово перетолковывается на сотню ладов и порождает
сотню мифов. Ты теперь тоже частица подобного мифотворчества. На Малакандре
вышла твоя биография, и не единственная - ведь о ком пи-, сать романистам, как
не о принцессах загадочной Амазонии?.. История с мадам Удонго, я полагаю,
экранизирована, и приятель нашей милой Файт не иначе как написал сценарий...
Кассильда, твоя подружка с Барсума, обмолвилась парой слов о ваших подвигах, о
том, как вы напились и обменялись платьями, - вот тебе и сюжет для оперетты. А
на Соля-рисе...
Хаммурапи, мой секретарь, мог бы сделать из этой истории комедию или трагедию,
оперу или драму, все, что угодно, на выбор. Сюжетец позволял! Что-нибудь
этакое, с клубничкой, под интригующим заголовком "Соблазн капитана Френча"...
думаешь, Грэм, что говорят о нас на Мерфи?
космического монстра или киборга, что затащил невинную девушку в постель и