что у них, кажется, кончились боевые патроны. Эдди чуть крепче сжал губы,
и только. Роланд остался доволен.
Роланд. - Я слишком слаб, чтобы управиться с достаточно большим для такого
дела камнем... и не промазать.
хриплые звуки, срывавшиеся с губ стрелка, удивили и даже слегка напугали
его. Смеялся он недолго. Когда смех смолк, у Роланда сделался отчужденный
и унылый вид.
дружкой? - хриплым, срывающимся голосом крикнула им Детта. - А трахаться
когда начнете? Вот чего мне охота поглядеть! Ваш потрах!
нее на глазах, вторую половину Эдди протянул ей.
ХРЕН-ТО! Ты натолкал отравы в другой конец. Который силишься впарить мне.
проглотил.
белопузая.
ты съешь остальное.
отзынь, стало быть, я это и имела в виду. Отзынь.
кресло. Быть может, подумал Эдди, она становится слишком слаба для попыток
саботажа. Или же поняла, что в них, собственно, нет необходимости.
Сходились воедино три роковых фактора: усталость Эдди, ухудшающееся
состояние Роланда и наконец начавшиеся после бесконечных дней однообразия
изменения пейзажа.
утешение. Земля пошла комковатая, все больше напоминавшая убогое неудобье
и все меньше - песок (местами росли пучки бурьяна; при взгляде на них
возникало такое чувство, будто им стыдно, что они здесь). Из этого
странного сочетания песка с землей выступало великое множество крупных
камней, и Эдди обнаружил, что лавирует, объезжая их, так же, как раньше
лавировал с креслом Владычицы среди песчаных ловушек. Он понимал: довольно
скоро прибрежного песка не останется вовсе. Медленно, но верно
приближались холмы, бурые и унылые. Между холмами вились лощины. Эдди
чудилось, будто это зарубки, оставленные тупым топором некоего неуклюжего
великана. Вечером, уже засыпая, он услышал наверху, в одном из таких
ущелий, нечто, схожее с пронзительным визгом очень крупной кошки.
начинал сознавать: предел у нее все-таки есть. Эти разрушенные дождями и
ветрами холмы намеревались где-то впереди попросту вытеснить ее, свести на
нет, строем прошагать к морю и войти в него - быть может, чтобы стать
сперва своего рода мысом или полуостровом, а затем цепочкой островов
архипелага.
исчезал, становился прозрачным.
внутренней стороне правого предплечья к локтю.
разглядеть вдали дверь - ту самую волшебную дверь. Последние два дня он
ждал возвращения Одетты.
иногда за явным смыслом анекдота кроется второй, тайный):
вырвал Эдди из небытия. - Кажись, теперь остались только ты да я да мы с
тобой, ягодка. Сдается мне, дружок твой, наконец, приказал долго жить.
Небось, уж черта в пекле в жопу дерет.
один ужасный миг подумал, что стерва права. Потом стрелок пошевелился,
издал сиплый стон и, шаря по земле руками, принял сидячее положение.
голос у нее временами почти полностью пропадал, превращаясь в неясный
шепот сродни посвисту зимнего ветра под дверями. - А я думала, начальник,
ты дал дуба!
стрелок цепляется за перекладины невидимой лесенки, и он ощутил злую
жалость - знакомое, рождавшее странную ностальгию чувство. Секундой позже
он понял: так бывало, когда они с Генри смотрели по телевизору бокс, и
один боксер ранил другого - ранил страшно, жестоко, еще и еще. Толпа
вопила, требуя крови, вопил, требуя крови, Генри, но Эдди, сидя перед
телевизором, только посылал мысленные волны судье: "Прекрати это, мужик,
что ты, ослеп на хуй, что ли? Он там у тебя кончается! КОНЧАЕТСЯ!
Прекращай бой, мать твою еби!"
останавливаясь. - Не надо было тебе есть десерт. Я же говорил, пирог с
шоколадной глазурью - пища тяжелая.
пропустили ток. Широко раскрывшиеся глаза свирепо засверкали неведомо на
что. Она закричала:
РАСКОКАЛА, БЛЯДЬ, И РАДА, ЧТО...
кресла.
Эдди. Он двинулся в обход кресла, памятуя о том, какой коварной и гораздой
на всякие штуки может быть эта женщина, и остановился - так же внезапно,
как пошел. Он посмотрел на Роланда. В ту же секунду посмотрел на него и
Роланд. Его взгляд был совершенно непроницаем и ничего не выдавал.
Бога извините, что вам пришлось меня привязать. Дурацкие ноги! Наверное, я
могла бы сесть чуть повыше, если бы вы...
на землю примерно тридцатью милями южнее того места, где оканчивалось
Западное Взморье.
последним ярдам прибрежной полосы. В его представлении они даже не шли.
Они словно бы летели.
симпатии. Однако отчаянное положение стрелка нашло в ней и понимание, и
отклик. Теперь Эдди казалось, что вместо мертвой глыбы резины и металла, к
которой по чистой случайности приторочено человеческое тело, он толкает