билось так часто, что он уже приготовился к сердечному приступу - весьма
подходящее место!
змея сливалась с камнем, теперь был только камень.
на блок величиной с дом, будто ждал, что какая-то потайная панель вот-вот
откинется, открыв новый туннель.
Несколько раз он повернул не туда и уже думал, что заблудился. Сердце чуть
не выскочило из груди. Но тут они очутились в знакомом коридоре, потом
добрались до центрального и через несколько минут оказались под открытым
небом.
он остановился и присел на низкий камень, чтобы перевести дух. Нежная
щечка Рахили прижималась к его шее. Ребенок не издавал никаких звуков, не
шевелился - только запускал слабые пальчики в его бороду.
сомкнулись, закрыв звезды, так что единственным источником света было
слабое сияние Гробниц. Сол боялся, что дикое биение его сердца испугает
ребенка, но Рахиль мирно дремала на его груди. Тепло ее тела, такого
осязаемого, живого, вернуло его к действительности.
остальных паломников, а теперь они исчезли. Десятилетия научной работы
приучили Сола во всем искать закономерность, в окаменелой грязи житейского
опыта находить пусть крошечное, но живое зернышко морали. Здесь, на
Гиперионе, в происходящем не было никакой закономерности - только
бессмыслица, только смерть.
немедленно покинуть это место... Идти пешком в мертвый город или в Башню
Хроноса, а затем направиться на северо-запад, к побережью или на
юго-восток, где Уздечка подходит к морю. Он поднял дрожащую руку и вытер
лицо; нет, все это самообман. Мартин Силен ушел из долины, но все равно не
уберегся. Шрайк появляется гораздо южнее Уздечки, в таких отдаленных
местах, как Эндимион, но даже если чудовище пощадит их, не пощадят голод и
жажда. Сол может обойтись корнями, мясом грызунов и снегом, но запас
детского питания невелик, даже с учетом припасов, доставленных Ламией из
Башни. И тут только до него дошло, что нет смысла тревожиться о запасе
молока...
решимость спасти дитя привела его сюда через двадцать пять лет, за
двадцать пять сотен световых лет. Его решимость вернуть Рахиль к
нормальной жизни стала почти материальной силой, энергетическим полем,
соединившим в одно целое его и Сару.
священный огонь в храме. Видит Бог, есть закономерность в происходящем,
есть моральная подоплека у всей этой безумной череды событий! И он, Сол
Вайнтрауб, готов вверить этой невидимой закономерности свою жизнь и жизнь
своей дочери.
он нашел термонакидку и одеяла и под аккомпанемент стонущего ветра
Гипериона соорудил гнездышко для себя и дочери. Гробницы Времени светились
все ярче.
то разжимая кулачки - она оставила этот мир и унеслась в царство спящих
младенцев. Сол слушал, как лопаются на ее губах крошечные пузырьки слюны.
Немного погодя он тоже покинул этот мир и присоединился к дочери во
Вселенной сна.
болезнью Мерлина.
во мраке, а откуда-то из запредельной выси падали столбы алого света.
Что-то гудело и трещало - словно отголоски гигантского пожара, пожиравшего
целые миры. Впереди пылали два багровых овала.
ала нем - лежащая без сознания Рахиль - такая, какой она была в двадцать
шесть лет. Потом он услышит Требующий Голос.
Его дочь, женщина, которая, попрощавшись с ним и Сарой, отправилась на
неведомую планету Гиперион собирать материал для диссертации, лежала
обнаженная на каменной плите. Над нею плавали два багровых шара - зрачки
Шрайка. Рядом с Рахилью на алтаре лежал длинный кривой нож, сделанный из
заточенной человеческой кости. Раздался Голос: "Сол! Возьми дочь твою,
единственную твою, которую ты любишь, Рахиль; и отправляйся в мир,
называемый Гиперион, и там принеси ее во всесожжение в месте, о котором Я
скажу тебе".
прокричал в темноту слова, которые столько раз уже срывались с его губ:
больше не будет! Время повиновения и искупления кончилось. Помоги нам,
если ты друг, или убирайся!"
ветер, ужасные шаги удалялись во тьму. Но на этот раз сон продолжался.
Алтарь закачался и внезапно опустел - на нем остался лишь костяной нож. В
вышине еще плавали два багровых шара - рубины с планету величиной, налитые
огнем.
далекой выси, а ввинчивался Солу в самое ухо. - От твоего выбора зависит
будущее человечества. Если ты не можешь принести Рахиль в жертву из
покорности, сделай это из любви!
Жертвоприношений больше не будет. Время истекло. Человечество достаточно
настрадалось из-за своей любви к богам и долгих поисков Бога. Он вспомнил
о том, как евреи издавна вели переговоры с Богом - жаловались, спорили с
Ним, проклинали Его несправедливость, но всегда - всегда и любой ценой -
возвращались под ярмо покорности. Целые поколения, погибшие в печах
ненависти. Будущие поколения, изуродованные холодным огнем радиации и
возродившиеся ненавистью.
Рахиль. Не младенец, не взрослая женщина, а восьмилетняя девочка, какой
она была дважды - когда взрослела и когда делалась все меньше от болезни
Мерлина. Рахиль с ее светло-каштановыми волосами, собранными в аккуратный
хвостик. Худенькая фигурка в домашнем джинсовом платьице и пестрых
кроссовках.
пожатие. Это был не призрак и не жестокая шутка Шрайка. Это была его дочь,
основа отношений между человечеством и его божеством изжило себя. Но как
быть, если сам предназначенный в жертву ребенок просит повиноваться
Господнему капризу?
о плечо, ласково погладила по спине. И прошептала на ухо:
его щеке прижалось теплое личико. Он беззвучно плакал, короткая бородка
совсем вымокла, глаза ничего не видели от слез - но, чтобы смахнуть их,
нужно было хоть на секунду отстранить от себя дочь.
начал медленно спускаться с нею к ожидающему их внизу алтарю.
ребенка. Рахиль спала на его груди со сжатыми кулачками, засунув большой
палец в рот, но когда он вскинулся, с громким плачем проснулась. Сол
вскочил, отбросив в сторону одеяло и плащ, и крепко прижал к себе дочь.
ночная темнота рассеялась, и солнечные лучи, проникнув в долину, осветили
Гробницы. Сфинкс нависал над ними, словно хищный зверь, расставивший
могучие передние лапы по обе стороны лестницы, на которой они ночевали.
недовольства, ей передался испуг отца, и к тому же она была голодна. Сол
поднялся на крыльцо Сфинкса, сменил девочке пеленки, разогрел один из
последних пакетов детского питания, подождал, пока плач не сменился
чмоканьем, затем завернул ребенка в одеяло и стал прохаживаться
взад-вперед, пока малышка не заснула снова.
до заката и последних минут жизни его дочери. Не впервые Сол пожалел, что
среди Гробниц Времени не было огромного стеклянного здания,
символизирующего вселенную и божество, ею управляющее. Тогда он швырял бы