Чтение 58–й страницы книги ~Тигана~

который, очевидно, за долгие годы должен был привыкнуть к подобным вещам,
тихо свистнул, когда увидел герцога в первый раз. Поразительно, но Сандре
превратился в стареющего черного воина из Кардуна, страны за северным
морем. Люди этого типа, как слышал Дэвин, часто встречались на дорогах
Ладони лет двадцать-тридцать назад, в те дни, когда купцы ездили только
большими компаниями, а кардунские воины с их грозными кривыми саблями
пользовались большим спросом для защиты от грабителей.

Каким-то сверхъестественным образом, со сбритой бородой и окрашенными в
темно-серый цвет седыми волосами, худое черное лицо Сандре в точности
соответствовало лицу кардунского наемника. Баэрд объяснил, что он сразу же
заметил это сходство, как только увидел герцога при дневном свете. Это и
подсказало ему почти идеальную маскировку.

- Но каким образом? - ахнул тогда Дэвин.

- Притирки и настойки, - рассмеялся Алессан.

Баэрд позже объяснил, что они с принцем провели несколько лет в Квилее
после падения Тиганы. Такого рода маскировка - окрашивание кожи и волос и
даже изменение оттенка глаз - к югу от гор была очень важным и доведенным
до совершенства искусством. Она играла главную роль в мистериях
матери-богини и в менее тайных ритуалах официального театра, а также
центральные, сложные роли в бурной истории религиозных войн Квилеи.

Баэрд не сказал, что они с Алессаном там делали или как он научился
этому тайному искусству и достал для него все необходимое.

Катриана тоже этого не знала, и Дэвин почувствовал себя немного лучше.
Они однажды спросили Алессана и впервые за все время получили ответ,
который за осень и зиму стал для них привычным.

- Весной, - ответил им Алессан. Весной многое прояснится, так или
иначе. Они приближаются к чему-то важному, но пока придется подождать. Он
не собирается обсуждать это сейчас. До весенних дней Поста они покинут
свой привычный маршрут Астибар - Тригия - Феррат и отправятся на юг, через
просторы пшеничных полей Чертандо. И в этот момент, сказал Алессан, многое
может измениться. Так или иначе, повторил он.

Он не улыбнулся, произнося эти слова, хотя у него всегда была наготове
улыбка.

Дэвин вспомнил, как Катриана тряхнула волосами с понимающим, почти
сердитым выражением голубых глаз.

- Это Альенор, да? - спросила она обвиняющим тоном. - Эта женщина из
замка Борсо?

Губы Алессана изогнулись удивленно, а потом насмешливо.

- Нет, дорогая, - ответил он. - Мы остановимся в Борсо, но это не имеет
к ней никакого отношения. Если бы я не знал, что твое сердце принадлежит
одному лишь Дэвину, я бы сказал, что в твоем голосе звучит ревность, моя
дорогая.

Шутка возымела желаемый эффект. Катриана в гневе выбежала, а Дэвин,
почти столь же смущенный, быстро сменил тему. Алессан умел так действовать
на людей. За дающейся ему без усилий учтивостью и искренней дружбой
существовала грань, которую они научились не переступать. Если он редко
бывал резким, то его шутки - всегда первый показатель самоконтроля -
больно жалили. Даже герцог обнаружил, что лучше не требовать от Алессана
ответов на некоторые вопросы. В том числе и на этот, как выяснилось: когда
они спросили Сандре, он ответил, что знает так же мало, как и они, насчет
того, что произойдет весной.

Размышляя над этим, по мере того как осень уступала место зиме, Дэвин
ясно понимал, что Алессан - принц страны, которая с каждым днем умирает
еще немного. При этих обстоятельствах, решил он, удивительно не
существование таких мест, куда им вход заказан, а скорее то, как далеко
они могут углубиться, пока не достигнут недоступных внутренних областей.

В ту долгую зиму, в числе прочего, Дэвин научился терпению. Он учил
себя удерживаться от вопросов до подходящего момента или совсем их не
задавать и пытаться самому найти ответы. Если для полного знания надо
ждать весны, то он подождет. А тем временем он со страстью, которую в себе
и не подозревал, с головой окунулся в то, чем они занимались.

В его собственное сердце вонзился клинок в ту звездную, осеннюю ночь в
лесу Сандрени.

Он представления не имел, чего ожидать, когда через пять дней они
отправились на запряженной лошадьми повозке Ровиго и еще с тремя конями в
сторону Феррата, увозя кровать и множество вырезанных из дерева
изображений Триады. Тачио написал Ровиго, что может продать астибарские
культовые изображения с большой прибылью купцам из Западной Ладони.
Особенно учитывая то, что, как узнал Дэвин, предметы искусства,
изображающие Триаду, пошлинами не облагались: часть политики чародеев,
чтобы умиротворить и нейтрализовать священнослужителей.

Дэвин многое узнал о торговле в ту осень и зиму, а также о некоторых
других вещах. Со своим заново и трудно обретенным терпением он молча
слушал, как перебрасываются идеями Алессан и герцог во время долгой
дороги, превращая грубые угли замыслов в ограненные алмазы совершенных
планов. И хотя в своих собственных снах по ночам видел, как поднимает
армию и освобождает Тигану, потом штурмует легендарные стены гавани Кьяры,
он быстро понял - на холодных дорогах в дневное время, - что их подход
будет совершенно другим.

Именно поэтому, собственно говоря, они до сих пор находились на
востоке, а не на западе, и делали все, что могли, при помощи небольших,
сверкающих алмазов - планов Алессана и Сандре, чтобы нарушить спокойствие
во владениях Альберико. Однажды Катриана призналась ему, когда, по
какой-то причине, сочла его достойным разговора с ней, что Алессан
действует гораздо агрессивнее, чем в прошлом году, когда она к ним
присоединилась; Дэвин высказал предположение, что это можно отнести за
счет влияния Сандре. Катриана отрицательно покачала головой. Она считала,
что отчасти это может быть правдой, но есть что-то еще, новая
настоятельная необходимость, источника которой она не понимала.

Узнаем весной, пожал плечами Дэвин. Она с гневом взглянула на него,
словно ее лично оскорбила его невозмутимость.

Однако именно Катриана предложила самый агрессивный план в начале зимы:
она инсценировала самоубийство в Тригии. Да еще и оставила на мосту
подборку стихов, написанных тем молодым поэтом о Сандрени. Его звали
Адриано, сообщил им Алессан, непривычно подавленный: его имя оказалось в
присланном Ровиго списке тех поэтов, которых наугад схватили и казнили на
колесах, когда Альберико мстил за эти стихи. Алессана неожиданно очень
опечалила эта новость.

В письме Ровиго содержалась и другая информация, кроме обычных
подробностей, касающихся торговли. Оно ждало их в таверне на севере
Тригии, которая служила почтовым ящиком для многих купцов на
северо-востоке. Они направлялись на юг, распространяя всевозможные слухи о
беспорядках среди солдат. В последнем отчете Ровиго уже во второй раз
высказывал предположение, что налоги снова неизбежно будут повышены, чтобы
удовлетворить новые требования наемников увеличить им плату. Сандре,
который поразительно предугадывал ход мыслей тирана, с ним согласился.

После ужина, когда они остались одни у очага, Катриана изложила свое
предложение. Дэвин едва мог поверить: он видел, какие высокие мосты в
Тригии и как стремительно несется под ними река. И к тому времени уже
наступила зима, с каждым днем становилось все холоднее.

Алессан, все еще огорченный новостями из Астибара и, очевидно, думающий
так же, как и Дэвин, с ходу наложил вето на эту идею. Катриана указала ему
на два момента. Первое, что она выросла у моря: она плавала лучше любого
из них и лучше, чем они думают.

Второе, это то, что подобное самоубийство и особенно в Тригии, как
хорошо известно Алессану, безупречно укладывается в рамки всего, чего они
пытались добиться на Восточной Ладони.

- Это правда, - сказал тогда Сандре, - как мне ни жаль это признавать.

Алессан неохотно согласился поехать в Тригию и более пристально
взглянуть на реку и мосты.

Через четыре дня Дэвин и Баэрд сидели, скорчившись, в вечерней полутьме
на берегу реки в городе Тригия, в том месте, которое Дэвину казалось
страшно далеким от моста, выбранного Катрианой.

Пока они ждали, Дэвин безуспешно пытался разобраться в своих сложных
чувствах к Катриане. Однако он слишком волновался и слишком замерз.

Он знал лишь, что сердце его подпрыгнуло от тройного чувства
облегчения, восхищения и зависти, когда она подплыла к берегу, точно в том
месте, где они ее ждали. Она даже держала в одной руке парик, чтобы он не
застрял где-нибудь и его не нашли. Дэвин затолкал его в сумку, пока Баэрд
энергично растирал дрожащее тело Катрианы и закутывал ее в несколько слоев
принесенной с собой одежды. Глядя на нее, пытающуюся унять дрожь, почти
синюю от холода, стучащую зубами, Дэвин почувствовал, как зависть
исчезает. Ее сменила гордость.

Она была родом из Тиганы, и он тоже. Мир пока еще не знает об этом, но
они вместе трудятся, пусть и по-разному, чтобы вернуть Тигану.

На следующее утро две повозки медленно прогрохотали через город и
направились на северо-запад к Феррату с полным грузом горного кава. Падал
легкий снежок. Оставленный ими город бурлил и волновался, потому что
неизвестная черноволосая девушка из дистрады покончила с собой. После того
случая Дэвину стало очень трудно быть резким или мелочным с Катрианой. По
большей части. Она не оставила своей привычки время от времени делать вид,
будто он невидимка.

Ему стало трудно убедить себя в том, что они действительно занимались
любовью; что он действительно ощущал ее мягкие губы на своих губах или ее
руки на своей коже, когда она направила его в себя.

Конечно, они никогда об этом не говорили. Он ее не избегал, но и не
искал ее общества: ее настроение менялось слишком непредсказуемо, и он
никогда не знал, какой ответ получит. С заново приобретенным терпением он
позволял ей править повозкой или сидеть рядом с ним у очага в таверне,
если ей хотелось. Иногда ей хотелось.