зеркальце, мазнул перчаткой по оранжевому от наплывавших фонарей стеклу,
сказал лениво:
такое... ну, скажем, деликатность? Или перевести на язык родных осин?
перхая при каждой затяжке.
сентиментальный мотивчик: за три года работы в такси он давно привык к
странностям ночных пассажиров и только на углу Петровки спросил:
Прошу. Доехали, кажется.
прыгали, трудно выталкивали слова:
Здесь... Твой номер запомнил - 26-72... Ты меня обождешь! И дальше...
дальше поедем!
двадцатипятирублевку, не отдал, швырнул на сиденье и выскочил из машины,
дыша, как голый на морозе.
миллионера, возьми сдачу. И меньше прошу команд. Я не люблю командных
интонаций. Аккуратно ладошкой держи монеты - и привет от тети!
полуботинками; глаза его сразу стали напряженными и плоскими, он дрожал то
ли от холода, то ли от возбуждения; и, мотнув чемоданчиком, вдруг
заговорил с бессильной злостью:
уехала! Мне в Рязань надо! Я ее из Рязани привез, женился, а она... Ух,
догоню ее - убью! Из общежития уехала!.. Понял? Или нет?
Трубной к матери, а потом в Рязань! Пять бумаг будет твоих. Ну, шофер, ну?
Ну, шесть сотен хочешь?.. Всю зарплату отдам! Ну, не понимаешь, да? Мать у
меня здесь, на Трубной! Скажу ей - и все! Подожди здесь - и в Рязань!
Шесть бумаг отдам!
задержат машину, и меня выпрут из парка. Мои рейсы в городе, парень.
размахивая чемоданчиком, побежал через пустырь площади к черной арке
каменного дома. Там в студеном пару, в радужных кольцах горел фонарь.
Парень вбежал под арку, слился с ее темнотой.
арки туманное пятно фонаря. "Трусишь?" - вспомнил он и грудью почувствовал
легкую нагретую тяжесть трофейного пистолета во внутреннем кармане. Он
сказал: "Трусишь?"
незабытой недавней встречи с тремя молодыми людьми по дороге в Лосинку,
которая едва не стоила Константину жизни, он брал в ночные смены маленький
и плоский немецкий "вальтер", привезенный с фронта. Так было спокойнее.
- перекресток путей из трех ресторанов, два из них работали до поздней
ночи.
Константин увидел возле здания кинотеатра, под мерзлыми тополями,
одинокую, поблескивающую верхом "Победу" и, подъезжая, осветил фарами
номер такси.
руки, открыл дверцу, улыбаясь.
ночевать, сделай гимнастику и подыши свежим воздухом!
машины плотное, как бы замлевшее от долгого сидения тело; разминаясь,
поколотил кулаками себя под мышками, выдохнул:
чертей, мороз разогнал, без копейки приеду, ситуация, мать честная! Это ты
мне - сигарету?
именно это придавало его широкоскулому и губастому лицу нечто птичье, -
всегда настороженное.
- Вот огоньку, же ву при, мой дорогой, спичек нет.
Михеев, другая упала под ноги. Михеев, досадливо кряхтя, поднял ее, обтер
о рукав.
Михеев аккуратно заложил вторую сигарету за ухо и зажег спичку, прикрыв ее
ладонями, прикурил, после этого дал прикурить Константину. - Миллионщик
ты, Костька, честное слово, и откуда рубли у тебя? - заискивающе сказал
он. - Дорогие куришь... А я - гвоздики, на жратву еле...
зарабатываешь, Илюша. В сундучок кладешь? Под матрац? Ну, для чего тебе
деньги? Женщин, Илюша, ты боишься, в рестораны не ходишь. Ну, когда
женишься?
нужны. Вот тогда...
Шпана. Гитарной струной удавили. Сзади накинули та... Триста рублей у него
и было-то, видать. - Михеев сплюнул, бережно подул на кончик сигареты,
поправил ее пальцем, чтоб не сильно горела. - Удавили-то возле
Тимирязевки, а выбросили в Останкине. Машину нашли в Перловке. Вот
сволочи... Давил бы я их своими руками. Вешал бы прямо. Неповадно было бы.
Что с нашим братом делают!
Найдут, хрен в сумку. Бывает, невинного скорее найдут. Они только
штрафовать умеют. А чтоб преступника... - Он крепко выругался и снова
сплюнул. - А третьего дня одного... из третьего парка - молотком. Череп
пробили. А у него - ни копья. Только из парка выехал... Что с нашим братом
делают!
переставая, сыпалась изморозь, роилась вокруг белого света фонарей. За
бульварчиком проступали тяжелые и угрюмые, белеющие клочками снега меж
колонн очертания Большого театра со вздыбленной в черноту неба квадригой.
И было темным, казалось пустым здание гостиницы "Метрополь". Только одно
окно покойно светилось над площадью в высоте этажей. Все стыло в тишине,
мороз шевелился, трещал на бульваре, в карнизах кинотеатра. Давно погасшая
огромная реклама - бородатое лицо Робинзона Крузо на ней - была, чудилось,
посыпана кристаллами.
мрачную пустоту, спросил:
глубокие складки тоскливо собрались возле рта.
проговорил он. - Вот у кого денег-то! Мне на всяких иностранцев не везет.
Ни одного не возил. Я б его пощекотал на счетчик...
твои, вторые - мои.
затаптывая в снег докуренную до ногтей сигарету. - Ежели б ты... я б с
тобой всегда на пару работал. Везет тебе! К ресторану пойдем?
Михеевым мимо "Гастронома", мимо огромных стекол магазина "Парфюмерия" к
ресторану "Москва". Снег по-живому визжал под ботинками, звук этот
разносился на всю улицу. Может, стоило все же отвезти его в Рязань?"
дело? Оказывается, врачи. Поймали трех. В Перове... Слышал? А то в аптеках
еще - лекарство продают. А в них - рак. Раком заражают. Через год -
умирают... Одну аптеку закрыли. В Марьиной роще. Арестовали шмуля.
Старикашка, горбатый... Американцы подкупили...
- Ну, что треплешь, сундук?