мальчик.
девушку.
было так жутко и приятно произносить вслух это имя, как заглядывать в
пропасть.
свиданья.
босой Гришка.
Саниным остались вдвоем.
волнением, твердые, как железо, мускулы, передвигавшиеся под тонкой рубахой.
Невольно толкаясь в темноте и на каждом шагу ощущая упругость и теплоту тел
друг друга, они пошли через лес вниз к реке. В лесу был полный, как будто
вечный мрак, и не было, казалось, деревьев, а одна густая, теп лом дышащая,
молчаливая тьма.
задрожало, - я ночью больше лес люблю... В ночном лесу люди теряют свои
привычные лица и становятся таинственнее, смелее и интереснее...
упасть.
близости сильного, всегда нравившегося ей человека девушкой стало овладевать
незнакомое волнение. В темноте она раскраснелась, и рука ее стала горячо
жечь руку Санина. Девушка часто смеялась, и смех ее был высок и короток.
Пахнуло в лицо холодом большой реки, и темный лес мрачно и таинственно
отступил назад, как бы уступая их реке. Где же ваша лодка? А вот.
поверхности. Пока Санин надевал весла, Карсавина, слегка балансируя руками,
легко прошла на руль и села. И сразу она стала фантастичной, освещенная
синим месяцем и колеблющимся отражением воды. Санин столкнул лодку и прыгнул
в нее. Лодка с тихим шорохом скользнула по песку, зазвенела водой и вышла на
лунный свет, оставляя за собой длинные, плавно расходящиеся волны.
требовательной взволнованной силы. - Я люблю сама...
коснувшись кончиками пальцев протянутой руки. И когда она проходила, Санин
снизу смотрел на нее, и мимо его лица скользнула ее грудь, с запахом духов и
молодого женского тела.
и казалось, что лодка плывет в светлом и спокойном пространстве. Карсавина
сидела прямо и слабо двигала веслами, всплескивая водой и выпукло выгибая
вперед грудь. Санин сидел на руле и смотрел на нее, на ее грудь, на которую
так хорошо было бы положить горячую голову, на круглые гибкие руки, которые
так сильно и нежно могли бы обвиться вокруг шеи, на полное неги и молодости
тело, к которому так беззаветно и бешено можно было прижаться. Месяц светил
в ее белое лицо с черными бровями и блестящими глазами, скользил по белой
кофточке на груди, по юбке на полных коленях, и что-то делалось с Саниным,
точно он все дальше и дальше плыл с ней в сказочное царство, далеко от
людей, от разума и рассудительных человеческих законов.
сказала она, повинуясь безотчетному порыву.
воспоминания, и опять ей стало стыдно и хорошо смотреть вокруг. Ей все
казалось, что Санин не может не знать, что произошло с ней, но от этого
чувство ее становилось только богаче и сложнее. У нее явилось неодолимое, но
смутно сознаваемое желание намекнуть ему, что она - не всегда такая тихая и
скромная девушка, что она может и была совсем другою, и нагой и бесстыдной.
И от этого неосознанного желания ей стало весело и жарко.
чувствуя неодолимую потребность скользить над пропастью.
подарка у старшего человека, который может и приласкать и наказать ее.
трудом договорила она.
жаль его?
Вот вы думаете, что нравственно неудовлетворенный, надо всем с трепетом
раздумывающий человек не просто несчастный, жалкий, а какой-то особенный,
высший, даже, пожалуй, сильный человек! Вечное перекидывание своих поступков
справа налево кажется вам красивой чертой, дающей право человеку считать
себя лучше других, дающей ему право не столько на сострадание, сколько на
уважение и любовь...
нем, как о человеке совершенно своеобразном, и сама чувствовала в его
присутствии приближение чего-то нового, интересного и волнующего.
себе отчета в том, что и почему он делает и чувствует. Потом настала пора
жизни сознательной, и первая ступень ее была переоценка всех своих чувств,
потребностей и желаний. На этой ступени стоит и Юрий Сварожич, последний из
могикан уходящего в вечность периода человеческого развития. Как все
конечное, он впитал в себя все соки своей эпохи, и они отравили его до
глубины души... У него нет жизни как таковой, все, что он делает, подвержено
у него бесконечному спору: хорошо ли, не дурно ли?.. Это доведено у него до
смешного: поступая в партию, он думает, не ниже ли достоинства его стоять в
рядах других, а выйдя из партии, он мучится - не унизительно ли стоять в
стороне от всеобщего движения!.. Впрочем, таких людей масса, они
большинство... Юрий Сварожич только тем и исключение, что он не так глуп,
как другие, и борьба с самим собою принимает у него не смешные, а иногда и в
самом деле трагические формы... Какой-нибудь Новиков только жиреет от своих
сомнений и страданий, как боров, запертый в хлев, а Сварожич и впрямь носит
в груди катастрофу...
слова отогнали его ночное очарование, и ему стало жаль его. Он замолчал и
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Перумов Ник