замах такой же и оставался широченный, как будто он вилами сено копнил, и
никакая же одышка его не брала. Честное слово, даже нам это передалось, хоть
мы и с утра были на палубе. Васька Буров и то сказал с восхищением:
за волной не слышно. И Жора-штурман скомандовал:
И он исправно с нами выходил и все нам доказывал, что погода слабая и что он
бы за нас, нынешних, за сто двоих бы не отдал - тех, прежних. И мы себе знай
трясли, вязли в рыбе, мокрые, мерзлые до костей, и все понапрасну - все
равно ее смывало в шпигаты, не успевали ее отгребать у нас из-под ног, а
подбора то и дело застревала в барабане и рвала сети - одну за другой.
сетку: сплошные дыры, не залатать. Вытащил ее из порядка, и надел себе на
плечи, как рясу. - Сейчас вот так вот к кепу пойду, покажу ему, чего мы
спасаем.
слышался:
узел ведь голой рукой вяжешь, в варежках это не получается, когда они сами
колом стоят. Да и не греют они, брезентовые, лучший способ - пальцы во рту
подержать. А мне еще пришлось стояночный трос волочить да скреплять с
вожаком. Когда добрались до коек, уже и согреться не могли, хоть навалили
сверху все, что было.
лежачих, из двух кружек. И мы понемножку начали оживать. Наверное, лучше
этого нет на свете - когда горячее льется в тебя после снега, после ветра и
стужи, и понемногу ты отходишь, уже руки и ноги - твои, все тело к тебе
возвращается из далекого далека, уже говорить можешь и улыбаться, уже
подумываешь - не встать ли, не сползать ли куда? Ну, хоть в салон, фильмы
покрутить...
хороший увидеть.
доставили.
штуке ловит. Дак он, как вытащишь, тут же от своего веса гибнет. Айда в
картину, бичи!
только что помирали!
делалось - выглянуть страшно. Но побежали, нырнули в снег и ветер...
оставить. Не знаю, едят они по ночам или нет, но ведь в трюме сидит, для
него там все сутки - ночь. Рыбу всю смыло, но я в шпигатах нашарил ему пару
селедин. Потом отдраил люковину, откатил ее. В трюме черно было, глупыша я
не увидел.
слазить.
прижал локтем. Волна меня ударила в спину и прокатилась дальше, вторая
ударила, а я все не мог нащупать ногой скобу. Тогда я решил спрыгнуть. Оно,
высоко, конечно, но я-то помнил - там все-таки бухта вожака уложена, ноги не
отобьешь, лишь бы на лету за скобу не задеть. Я лег животом на палубу и
сполз пониже, пока не протиснулись локти, потом оттолкнулся и полетел.
воду.
2
по пояс. Ну, может, чуть выше, дальше-то шла куртка, я же в ней пошел. Но
сердце чуть не выпрыгнуло. Я и про люковину забыл - что надо ее задраить
сперва, а сразу полез искать, откуда просачивается.
просачивалось. Я полез по скобам, ухватился за верхнюю доску и подтянулся. А
протиснуться не смог, пришлось две доски вынимать из пазов.
по-пластунски. Темень была хоть глаз выколи, и бочки подо мной разъезжались,
я больше всего боялся, что руку зажмет или ногу. А бояться-то надо было
другого - если в трюм хорошо натекло, то ведь они всплывут, пустые, и так
меня прижмут, что я и вздохнуть не смогу. Но этого я как-то не сообразил,
иначе б, конечно, не полез.
стукнулся. Примерно я знал, где может быть шов, я как раз полтрюма прополз.
Раздвинул две бочки, лег между ними, пошарил рукою внизу - руку обожгло
струей. Так и есть, шов разъехался, не знаю - повыше или пониже ватерлинии.
Но уж какая тут, к чертям, ватерлиния, когда пароход переваливает с борта на
борт и при каждом крене вливается чистых три ведра в трюм.
пониже. Вода просачивалась с шипением, с хлюпом, и мне жутко сделалось:
влезть-то я влез, а как теперь выберусь? Бочки мои опять сошлись и наползли
на меня. Ну, это вообще-то можно было и предвидеть, но я же сначала делаю, а
потом думаю.
заткнешь? Хотя бы подушек натащил из кубрика. Я еще пониже опустился и
прижался к щели спиной, а ногою нашарил пиллерс и уперся. Хлюпать как будто
перестало, но холодило здорово сквозь куртку. А про штаны и говорить нечего.
Но все-таки я неплохо устроился, жить можно, и вливалось по полведра, не
больше.
еще - донышком, не ребром, но гул пошел будь здоров. Вот это дело, думаю.
Так и менингит можно заработать, психом на всю жизнь заделаться.
бочки - только и ждали. Тут же мне руки зажали, не вытащить. И пока одни
держат, другие - лупят.
Жди, покуда хватятся. Ну, хватятся-то скоро, на судне, если человека в шторм
полчаса не видно, его уже ищут. По трансляции вызывают, в гальюны стучатся.
Но ведь подумают - меня за борт смыло, станут прожекторами нашаривать. Это
на час история, а потом, конечно, в скорбь ударятся, по поводу безвременной
моей кончины. Кто ж догадается, что я под палубой сижу, с бочками сражаюсь?
голове моей пробацали. Мимо люка пробежал - и не заметил, что он отдраен,
вот олух! - скатился в кубрик. За ним еще один. А первый уже вернулся и
говорит ему - как раз над люком:
лбу. А эти двое куда-то ушли, не слышно их, только ветер поет и волна
заливает вожаковый трюм.
- споткнулся обо что-то.
закупорите. Я заорал, что было силы: