read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



металлургии единогласно выбрали, который, однако, вскоре на строительстве
комбината в Индии тоже проворовался. Но моя теща об этом уже не знала, она к
той поре успокоилась и упокоилась.
Одна минута
Одна такая минута может решить судьбу и творческую жизнь.
Этот рассказ об одной встрече с читателями во Владивостоке, даже и не о
самой встрече, а об одной минуте, на ней случившейся.
Друзья-дальневосточники особо не мучили меня выступлениями, и даже
как-то они так изловчились сделать, что пути мои с местным начальством не
пересекались.
Может, оттого, что катилась за мной молва: "не выдержан на язык", и,
значит, при встрече с руководством могут выявиться разногласия, а творческой
интеллигенции, хотя ее во Владивостоке кот наплакал, в первую голову
писательской организации, и без того жилось нелегко.
"Сам все увидишь и сообразишь", -- рекли мне мои помощники.
Заранее, еще до приезда моего, было оговорено, что одна встреча с
читателями-дальневосточниками -- в Доме офицеров -- непременная, она давно
объявлена, народ ждет.
Ну, ждет -- не ждет народ, обещал -- надо встречаться. К Дому офицеров
нас подвезли на черной крайкомовской "Волге". Дама, вроде как заведующая
отделом культуры крайкома, с прической, несколько вольной, отбеленной,
волною катящейся по голове, в строгом нарядном одеянии, под локоток нас с
супругой ведет, говорит, чтоб мы не волновались -- все будет хорошо. И на
этой же машине нас после выступления доставят в отель. "Непременно-
непременно!" -- частила дама и увела мою супругу в зал, мне же путь лежал на
сцену.
Я поклонился залу. Он был переполнен. В зале полторы тысячи мест, но
возле стен стояли и сидели на принесенных стульях.
Пока шло объявление о встрече, я безотрывно смотрел в тесно заполненный
зал. Бросилось в глаза, что люди не просто нарядно, со вкусом, но и богато
одеты. У большинства женщин только что сделанные модные прически, золотишко,
драгоценности мелькают -- несравнимо, допустим, с вологодской, простенькой,
доверчивой, много читающей, бедновато живущей публикой. Что же они
собрались? Чего от меня ждут?
Я не артист, не певец и даже не гитарист, всего лишь русский прозаик, в
Сибири родившийся, на Урале в писатели крестившийся. Что я могу сделать? Чем
могу им помочь? Чем разрешить их давние мучительные ожидания? Ах, какое
чувство смятения и неразрешимой тяжести всегда ложится на сердце. Когда один
предстаешь перед публикой, свято верящей в слово и совершенно убежденной,
что уж кто-кто, но писатель знает истину, откроет ее им -- и все сразу
разрешится, все станет понятно: куда идти, с кем, где лежит точный путь к
лучшей, может, даже и праведной жизни...
А не врать, не увиливать, не опутывать доверчивых людей паутиной
демагогии! Нельзя, не можно ловчить перед более чем полутора тысячами людей,
уставших от неправды, от бардака, называемого советской жизнью. Храбро
порешился -- если не утешу людей, так хотя бы неправдой не оскорблю.
Лишенные веры в Бога и духовного общения, обездоленные люди, не
сговариваясь, сделали из советского писателя духовника-проповедника и ждут,
и требуют от него точных ответов и указаний: как жить? В какой стороне света
счастье -- укажи? Раз уж ты согласился на эту работу, принял на себя эту
роль -- соответствуй!
Встреча длилась три часа. Для начала, помнится, я рассказал о судьбе
бабушки командира 17-й артдивизии, в которой довелось мне воевать.
Восемнадцатилетней девушкой Людмила Михайловна Александрова вместе с
такими же, как она, неустрашимыми русскими народниками участвовала в
покушении на харьковского губернатора, была приговорена к смертной казни,
которую в последний момент заменили Шлиссельбургской крепостью, где она в
одной камере с Верой Фигнер пробыла тринадцать лет и потом через Одессу
выслана была на Сахалин. Следом за ней на Сахалин приехал ее муж и привез с
собой полуторагодовалого внука, будущего командира дивизии, в которой я
повоевал рядовым бойцом.
Через какое-то время ссыльной Александровой разрешено было с мужем и
внуком переехать на материк, поселиться во Владивостоке и работать врачом,
где она была убита в 1905 году выстрелом в затылок во время демонстрации
протеста против жестокостей царского самодержавия.
Затравка беседе была задана любопытная, народ проникся ко мне доверием
и засыпал вопросами, устными, но больше письменными, которые в основе своей
содержали один и тот же злободневный вопрос: "Как дальше жить?" Иногда сразу
и с ответом: "Так дальше жить нельзя!"
Преодолев волнение, почувствовав родство аудитории, я разошелся в
беседе и, вероятно, наговорил много непривычного для этого моряцкого дома,
города, аудитории. Самое неожиданное и даже страшное, что я вслух называл
среди великих современных писателей Солженицына, отлично сознавая, что в
зале сидят не одни просоленные моряки и моряцкие жены, но и в крепком,
кэгэбэшном тузлуке вымоченные литературоведы в штатском, да и просто люди,
которым, что Иван Андреевич Крылов, что Александр Исаевич Солженицын --
одинаково ценные и остроумные писатели. Были и те, для которых русская
литература, тем более великие русские писатели перевелись еще в
девятнадцатом веке.
В зале свершилось колыхание, кто-то на кого-то цыкнул, кто-то даже
захлопал, поток записок возрос. Посмотрев на часы, я сказал, что очень
устал, ответить на все вопросы не в состоянии, выберу самые-самые, отвечу на
них и на этом беседу закончим.
На страничке, вырванной из блокнота, каллиграфическим почерком, красиво
и вкрадчиво спрашивали: "Почему вы не состоите в коммунистической партии?"
Я зачитал вопрос, обвел тесно заполненный зал зрячим глазом и не очень
громко, но так, чтобы все было слышно, молвил: "Не хочу!".
Вот тогда и наступила та самая минута. Зал погрузился в гробовое
молчание. Зал был ошарашен. Зал ожидал, что я отшучусь, увильну, спрячусь за
давно проверенную, ловкую и привычно-трусливую демагогию: "Не созрел...".
Вот такие-то вот минуты для неокрепшего разума и слабого сердца всегда
губительны. Глядя на трусливо примолкших моряков, романтиков-строителей,
зэков, отбухавших срок, возможно, и не один, можно сорваться, впасть в
неистовство, плюнуть, сказать, что все вы -- говно, или двинуться с копьем
на машущие сгнившими крыльями, перемалывающие пропагандист- скую словесную
мякину, большевистские мельницы, и на весь скот, вокруг мельниц пасущийся.
Я уже многие годы прожил в этом передовом советском обществе, знал его
навыки, и не без ехидства поинтересовался: "Ответ понятен, надеюсь?"
В зале зашевелились, загудели, жидкий аплодисмент разнесся. Женщина из
крайкома, сидевшая на первом ряду, мотнув волной прически, мотнулась в
боковую дверь.
Потом было много цветов, особенно роз -- осень на дворе стояла
нарядная, яркая, какие только на Дальнем Востоке и бывают. Сухонькая старая
женщина с благородным прекрасным лицом -- такая, наверное, была бабушка
моего командира дивизии -- мелькнуло в моей голове, пыталась целовать мне
руки: "Спасибо! Спасибо! Спасибо!"
И какие-то люди, вбивая меня в окончательное смущение, толкались
вокруг, благодарили, пожимали руки. Нашлись и те, кто вроде бы
снисходительно, но пряча глаза, отечески журили меня: "Очень уж вы
откровенны, а они -- злопамятны...".
Машина -- черная "Волга" -- нам с супругой на обратный путь
предоставлена не была.
Из Владивостока, вослед мне, то есть через Сибирь в Москву, полетели
доносы и "отчеты" о моем выступлении. В одном из доносов опытный
лепило-сексот сообщал, что, назвав великими писателями современности
Маркеса, Шолохова и Солженицына, я и себя к ним приплюсовал.
Грубо, кляузно, зато по-партийному принципиально и нагло. Сейчас так
пишут в "Дне", в "Советской России" да в провинциальных газетенках, им
подражающих. Справедливо было бы все вместе эти утильные листки назвать
"Подворотня". В подворотне той тявкает моська, виляя сношенным хвостом,
скалит изношенные на лживом лае и патриотическом скулеже протезы о прошедшей
"замечательной" жизни. Для моськи была та жизнь и в самом деле завидная:
отдельная конура, перед конурой в старой гнутой миске кость с барского
партийного стола, каша без масла, украденная из казенного зэковского или



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 [ 58 ] 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.