на третье - всем вам, пионерам, будут пампушки с колотушками. Могу по
знакомству вторую порцию устроить.
и раньше. Якова Марковича Манто, шеф-повара из спецстоловой, спортсмена,
гонщика, балагура, звали в Керчи "Яша с мотоциклом". У него был собственный
мотоцикл, один из первых личных мотоциклов в городе, и дядя Яша все
свободное время проводил в кожаном седле своего оглушительно чихавшего
сизым дымом стального коня, на котором он казаковал взад и вперед по улицам
Керчи. Конь у дяди Яши был капризный. И частенько бывало, что Яков Маркович
должен был, обливаясь потом, сам тащить его под уздцы в гору, а ему
помогали восхищенные мальчишки. Самые предприимчивые из них тут же
незаметно ложились на седло животом и ехали за счет других, подпиравших
машину со всех сторон, и все вместе они очень дружно мешали дяде Яше.
истребительного батальона. Зябрев, хорошо знавший Манто, предложил ему
вступить в партизанский отряд. Жена и ребенок дяди Яши давно
эвакуировались, и он с большой охотой принял предложение Зябрева. Он
потребовал только одного условия: чтобы и машину его партизаны разрешили
взять под землю. Он не мог допустить, чтоб его стального мустанга оседлали
фашисты.
подземной галереи.
крупный спец по технике, физике, электричеству и психотерапии?
оставим себе физику и электричество. Ты имеешь понятие о лампочке и
батарейках для карманного фонаря?
хлопчик, мотоцикл. И на нем, как тебе известно, есть динамо. И вот я себе
замыслил, что от этого мотоцикла ты мне тянешь провод. На конце ты берешь и
делаешь патрон. Вкручиваешь в этот патрон лампочку. Лампочку эту мы вешаем
в штабе. Я здесь запускаю мотор, динамо крутится, току ничего не остается
делать, как бежать по проволоке. И в штабе вспыхивает свет. Что? Плохо,
по-твоему? То-то! У дяди Яши голова не только для шишек... Полундра, горит!
- закричал он и бросился к плите, откуда уже шел прогорклый чад. Дядя Яша
принялся что-то быстро снимать с огня, ворча! - Вот имей дело с вами!
Придут, начнут говорить так, что слова не вставишь, а потом отвечай за все
дядя Яша. Акилина Яковлевна, суньте им по пончику, и чтоб я их больше тут
не видел.
волна воздуха хлестнула мальчиков по коленям. Из очага выпыхнул огонь и
дым. У Вани задуло лампочку. Все заволокло известковой пылью. Дядя Яша
бросился прикрывать кастрюли. Девушки и тетя Киля с вопрошающим испугом
поглядели на него. У мальчиков застряли во рту непрожеванные пончики.
лифт остановлен на ремонт. Жученков взорвал клеть. Все в порядке. Все наши
дома!
Надо было устраиваться.
пачкаться об известковые стены, над каменной кроватью прибили газеты. Их
укрепили при помощи спичек, воткнутых в дырочки, которые пришлось
специально пробуравливать в ракушечнике. Над головами пристроили цветную
картинку "Морской бой" из журнала "Пионер". Вещи убрали в баульчики, а под
подушкой своей Володя стопочкой сложил книжки, захваченные из дому.
подшефным малышам во время тимуровских обходов. Сохранились только самые
любимые книжки. Их он и захватил с собой под землю. Тусклый свет фонаря
освещал благородный профиль Спартака на книжке Джованьоли с обмахрившимися
углами и Чапаева, летящего на коне, в крылатой бурке, распластавшейся в
воздухе, на обложке книги Фурманова. Были тут еще "Полтава" Пушкина,
брошюрка о Чкалове, учебник синтаксиса, взятый из уважения к советам Юлии
Львовны, и "Том Сойер". Последнюю книжку Володя сначала не собирался брать
с собой, но потом вспомнил вдруг о приключениях Тома в пещере, где тот
заблудился в подземном лабиринте. Кто знает... Может быть, понадобится эта
книжка в каменоломнях для каких-нибудь справок. Мало ли что будет...
этажерки отца очень обтрепавшаяся книжечка, без обложки и названия.
Начиналась она на первой странице словами, когда-то поразившими воображение
Володи и навсегда запомнившимися: "Призрак бродит по Европе..."
крепости. Не будь Вани, Володя уже раза три заблудился бы непременно - так
запутаны были расходившиеся во все стороны подземные ходы каменоломен.
быть, просто сознание того, что над головой миллионы пудов земли и узкое,
мизерное пространство, по которому двигались люди, сдавлено со всех сторон
камнем. Кое-где на стенах едва заметно поблескивали жилки сочившейся воды.
Сырость была на всем - на стенах, на одежде, на одеялах. Все металлическое
как бы отпотевало, делалось влажным. И в этих душноватых потемках, в сыром
заточении предстояло жить не один день и не одну неделю, а возможно, и не
один месяц...
которое он пережил в бомбоубежище, где сидел с матерью, со стариками и
ребятами, прислушиваясь к судорогам почвы, вызванным падением фугасок. Там
было покорное, беспомощное ожидание, а здесь Володя видел часовых возле
подвешенных к потолку фонарей; пулеметы, которые, как два железных грифона,
сторожили вход в штаб; тщательно укутанные ящики с патронами. Он слышал
щелканье винтовочных затворов, которые смазывали партизаны. Он чувствовал
сам: нет, это не убежище, это крепость, это грозная собранная сила, которая
нарочно притаилась и ушла под камень, но готова постоять за себя и за тех,
кто остался наверху во власти врага. И, несмотря на зябкую дрожь,
пробиравшую его от непривычной сырости, Володя почувствовал строгую
гордость, что и его приняли в семью этих сильных и дружных людей, на
которых, как сказал комиссар, крепко надеется народ.
умывания, Володя усмотрел в этом беспорядок, недопустимый в военной
обстановке.
чумазый, лохматый... А ну, приберись! Пионер должен быть всегда в порядке.
Что на земле, что под землей. Разницы нет. Где твой галстук? Под подушкой
разве ему место?
под куртку, чтобы не замаралась в копоти, летевшей от факелов и фонарей.
Еще раз поглядев на приятеля, он вдруг крепко взял его за плечо, посадил
Ваню на каменную лежанку и стал своей расческой приводить в порядок его
спутанные волосы. Ваня мотал головой, дергался, а Володя неумолимо
приговаривал:
Командир какой нашелся!
блеснул свет фонаря, послышался знакомый голос Зябрева:
сложенные аккуратной стопочкой, и остался доволен.
- в полном смысле этого слова. Таким можно дело доверить.
повидлом, мальчики забрались к себе на лежанку и, гордясь возникшим теперь
родством со славой их отцов, оба по очереди красным карандашом написали на
стенке: "В. Дубинин. И. Гриценко. 7. XI 1941 г. ". Потом укрылись
отсыревшими одеялами и потушили фонарь. Они лежали некоторое время молча,
прислушиваясь. Тьма, какой никогда не бывает на земле даже в самую темную
ночь при зашторенных окнах, подступила вплотную к их лежанке. Невесомая и в
то же время непроницаемая, она навалилась на одеяло, она стояла в открытых
глазах, как черная, непрозрачная вода. Где-то в верхних галереях
перекликались голоса. Легкий гул слышался в отдаленных ходах подземелья.
Потом и он затих. Тьма и тишина окружили ребят.
всђ вызнают.
лазили, когда еще маленькими были. Скажешь? А, Ваня?
фонаря, который поднес к самому лицу спящих ребят дядя Гриценко.
геть, продирай очи быстро!
он пропадал. Затем слышался опять. Иногда со стены вдруг осыпалась струйка
известковой пыли.
мальчиков одеяла и ладонью сметая с лежанки осыпь ракушечника. - Вставайте,
водичкой сполоснитесь. Задание для вас есть боевое...