Чтение 58–й страницы книги ~Браво, или в Венеции~

конец, близость которого им давно подсказывало их политическое чутье, и
теперь пытались придумать какие-либо надежные пути спасения. Другие слушали
эти крики с восторгом, потому что привычка настолько притупила их сознание,
что они считали свое государство чуть ли не вечным и теперь воображали, что
Святой Марк одержал новую победу, ибо то, что республика давно уже вступила
в стадию упадка, никогда не было ясно их вялым умам. И лишь те немногие,
кому присуще было все лучшее, ложно и дерзко приписываемое самой системе,
чутьем понимали, как велика опасность, сознавая также, какие средства
помогли бы избежать ее.

Сами бунтовщики не в силах были оценить ни свои силы, ни свои случайные
преимущества. Они действовали в состоянии крайнего возбуждения. Вчерашнее
торжество их престарелого товарища, безжалостный отказ дожа вернуть с галер
его внука и происшествие на Лидо, окончившееся смертью Антонио, - все это
подготовило их возмущение. Поэтому, когда рыбаки обнаружили тело старика,
они собрались на лагунах и направились ко дворцу Святого Марка, не ставя
перед собой никаких определенных целей, движимые только чувством.

Войдя в канал, настолько узкий, что тесно сгрудившиеся лодки затрудняли
работу гребцов, флотилия замедлила ход. Каждому хотелось быть поближе к телу
Антонио, и, как это часто бывает во время больших сборищ, беспорядочное
усердие людей мешало им самим. Раз или два рыбаки выкрикивали имена наиболее
жестоких сенаторов, словно желая обвинить их в преступлениях, совершенных
государством. Но эти крики тонули среди общего шума. Около моста Риальто
большая часть рыбаков вышла из лодок и кратчайшим путем двинулась на площадь
Святого Марка остальные могли теперь плыть свободней и быстрее. Приближаясь
к порту, лодки вытянулись одна за другой, и строй их стал напоминать
похоронную процессию.

Как раз в эту минуту из бокового протока стремительно вылетела на Большой
канал и очутилась перед рыбачьими лодками, продолжавшими свой путь, хорошо
оснащенная гондола. Команда ее, удивленная необычным зрелищем, открывшимся
ее взорам, на мгновение замедлила ход, не зная, в какую сторону свернуть.

- Гондола республики! - закричали рыбаки.

- На канал Орфано! - добавил чей-то голос. Одного лишь намека на страшное
поручение гондолы оказалось достаточно, чтобы возбудить ярость толпы.
Раздались угрожающие крики, и десятка два лодок бросилось в погоню
гондольеры республики вынуждены были спасаться бегством. Они резко повернули
гондолу к берегу и, выскочив на один из дощатых мостков, что окружают многие
дворцы Венеции, скрылись в переулке.

Ободренные успехом, рыбаки захватили лодку, брошенную беглецами, и,
присоединив ее к своему флоту, огласили воздух победными криками. Несколько
любопытных проникли в кабину гондолы, похожую на катафалк, и тут же
вернулись, волоча с собой священника.

- Кто ты такой? - резко спросил его вожак рыбаков, - Я монах-кармелит,
слуга божий!

- Ты служишь Святому Марку? Ты был на канале Орфано, чтобы исповедовать
какого-нибудь несчастного?

- Я приставлен здесь к молодой знатной даме, которой нужен мой совет и
мои молитвы. Я забочусь о счастливых и несчастных, о свободных и узниках!

- А совесть в тебе еще осталась? Помолишься ты за упокой души бедняка?

- Сын мой, будь то дож или последний нищий - в молитвах я не делаю
разницы. Только я не хотел бы оставлять своих спутниц.

- Мы не причиним им зла! Иди в мою лодку, нам нужна помощь священника.

Отец Ансельмо - читатель, вероятно, уже догадался, что это был он, -
вернулся под балдахин гондолы республики и, наскоро объяснив все происшедшее
перепуганным женщинам, вновь вышел к рыбакам. Его переправили на гондолу,
плывшую впереди всех, и показали тело Антонио.

- Ты видишь этот труп, падре? - продолжал его спутник. - Это был смелый
человек.

- Да, это так.

- Он был самым старым и опытным рыбаком на лагунах, готовым всегда помочь
товарищу в беде.

- Я верю тебе.

- Можешь мне верить, потому что мои слова так же правдивы, как священное
писание. Вчера он с честью проплыл по этому каналу, победив лучших гребцов
Венеции.

- Я слышал о его успехе.

- Говорят, что Якопо, который некогда был лучшим гребцом на каналах, тоже
участвовал в регате! Святая мадонна! Смерть должна была пощадить Антонио!

- Да, но такова судьба: богатые и бедные, сильные и слабые, счастливые и
несчастные - всех ждет один конец.

- Но не такой конец, преподобный падре! Антонио, видно, оскорбил
республику: он осмелился просить дожа освободить его внука от службы на
галерах, и власти отослали старика в чистилище, даже не позаботившись о его
душе.

- Но есть око, которое видит и самого последнего из пас. Будем верить,
что старик не был забыт.

- Говорят, те, кем недоволен сенат, не имеют помощи и от церкви. Докажи
на деле свои слова и помолись за него, кармелит.

- Непременно, - твердо сказал отец Ансельмо. - Освободи мне место, сын
мой, чтобы служба прошла как должно.

Загорелые, выразительные лица рыбаков засветились удовлетворением.
Воцарилось молчание, и лодки двинулись вперед, уже соблюдая порядок. Теперь
это было поразительное зрелище. Впереди плыла лодка с останками рыбака. На
подступах к порту канал расширялся, и луч луны осветил застывшие черты
Антонио, хранившие такое выражение, словно его предсмертные мысли были
внезапно жестоко прерваны. Кармелит, откинув капюшон и сложив руки, стоял,
склонив голову, в ногах Антонио, и белое одеяние монаха развевалось,
освещенное луной. Гондолой правил лишь один человек, и, когда он медленно
поднимал и опускал весло, в тишине слышался слабый плеск воды. Несколько
минут длилось молчание, а затем кармелит дрожащим голосом начал молебен по
умершему Рыбаки, знавшие этот молебен, тихо вторили ему.

В домах, мимо которых проплывали лодки, одно за другим отворялись окна, и
сотни испуганных и любопытных лиц провожали взглядом медленно удалявшийся
кортеж. Пятьдесят легких лодок тянули гондолу республики - никто не хотел
бросать этот трофей. Так флотилия торжественно вошла в порт и достигла
набережной в конце Пьяцетты. В то время как множество рук с готовностью
помогали вынести тело Антонио на берег, из Дворца Дожей раздались крики,
возвестившие о том, что другая часть рыбаков уже проникла во внутренний
двор.

Площадь Святого Марка являла собой теперь необычную картину. Причудливая
церковь в восточном стиле, массивные и богатые строения, головокружительная
высота Кампаниллы, гранитные колоннады, триумфальные мачты и прочие
достопримечательности - свидетели празднеств, траура и веселья - стояли,
словно не подвластные времени символы: наперекор всем страстям,
разыгрывающимся ежедневно вокруг них, они выглядели торжественно и
прекрасно.

Но вот песни, шум и шутки на площади стихли. Огни в кофейнях погасли,
кутилы разбежались по домам, боясь, что их тоже примут за тех, кто дерзнул
бросить вызов сенату, а шуты и уличные певцы, сбросив личину веселья,
приняли вид, более соответствующий их истинному настроению.

- Правосудия! - кричали тысячи голосов, когда тело Антонио было внесено
во внутренний двор Дворца Дожей. - Правосудия во дворце, хлеба на площади!
Требуем правосудия! Мы просим справедливости!

Огромный мрачный двор заполняли рыбаки с обветренными лицами и горящими
глазами. Труп Антонио положили у Лестницы Гигантов. Дрожащий алебардщик с
трудом сохранял неприступный вид, коего требовали от него дисциплина и
профессиональная гордость. Но никакой другой вооруженной силы не было видно,
так как правители Венеции хорошо понимали, что опасно вызвать недовольство,
если они не в силах будут его подавить. Толпа состояла из безымянных
бунтарей, наказание которых могло вызвать немедленное восстание, к
подавлению которого власти не были подготовлены.

Совет Трех был извещен о появлении мятежных рыбаков. Когда толпа
заполняла двор, сенаторы уже тайно совещались о том, нет ли у этого мятежа
более серьезных и глубоких целей, чем те, о которых можно судить по его
внешним признакам. Законы страны еще не лишили уже знакомых читателю
сенаторов их опасной и деспотической власти.

- Известили далматинскую гвардию о мятеже? - спросил один из членов
Совета, чей явно испуганный вид никак не соответствовал его высокой
должности. - Возможно, ей придется открыть огонь, чтобы разогнать
восставших!

- Положитесь в этом на городские власти, синьор, - ответил сенатор
Градениго. - Боюсь только, как бы здесь не было тайного заговора, который,
возможно, поколебал верность войск.

- Да, пагубные страсти людей не имеют предела! Чего не хватает этим
негодяям? Для государства, клонящегося к упадку, положение Венеции в высшей
степени благополучно! Наш флот укрепляется, банки получают большие
дивиденды, и я уверяю вас, господа, государство много лет не знало такого
процветания, как теперь! Но не могут же все жить одинаково хорошо!

- Ваше счастье, синьор, что дела у вас идут прекрасно но есть множество
таких, кому повезло куда меньше! Наша форма правления до некоторой степени
необычна, и за все ее преимущества мы вынуждены платить тем, что постоянно
подвергаемся грозным и тяжким обвинениям за всякие удары судьбы, выпадающие
на долю республики.

- Что еще нужно этим назойливым людям? Разве они не свободны, разве не
счастливы?

- Похоже, они хотят более веских доказательств этому, чем просто наши
слова или наши чувства.

- Человек - воплощение зависти! Бедный хочет стать богатым, слабый -
могущественным.

- Есть, по крайней мере, одно исключение из вашего правила, синьор:
богатый редко хочет стать бедным или сильный - слабым.