приезда Вергилиана в Антиохию или хотя бы для получения ответа на мой
призыв о помощи, но судьба продолжала играть мною, как уличный фокусник
мячом, и я не знал теперь, что ждет меня впереди.
друзья августа. Император был все в той же красной тунике. Он сидел на
деревянном раздвижном кресле, какие со времен Регула положены для римских
магистратов. Стремясь соблюсти видимость законности, императоры сохранили
для нашего государства название республики и носили некоторые
республиканские титулы; они называли себя народными трибунами и консулами,
хотя никто не смел возвысить против них голос, даже сенат, растерявший в
грохоте гражданских войн остатки прежнего величия. Звание римского
гражданина стало пустым звуком, и люди превратились из граждан в
подданных, почти в рабов, но и это уже не удовлетворяло императоров, и они
требовали, чтобы в глазах окружающих чувствовались раболепство и трепет
пред ними, как перед божеством. Им посвящали храмы.
пальцами золотую цепь, на которой у него на шее висел серебряный
символический меч - знак его должности, состоявшей в том, чтобы
неукоснительно блюсти законы. По-видимому, это был очень хитрый человек, с
вкрадчивым голосом, но с жестокими глазами. Мне почему-то показалось, что
такой человек способен на предательство. С ним еще придется встретиться в
этом повествовании.
за ним я заметил ничего не выражавшее и в то же время полное внутреннего
ехидства лицо Гельвия Пертинакса, тем не менее каждое мгновение готовое
расплыться в угодливой улыбке, стоило только августу обратиться к нему с
каким-нибудь самым пустячным вопросом.
Я был скрыт от их взоров, потому что какой-то центурион поместил меня за
колонной с приказанием не двигаться с места, но имел полную возможность
наблюдать за участниками собрания и видел, что они вошли сюда с не меньшим
волнением, чем я, отдав предварительно мечи трибуну претория, выполнявшему
обязанности начальника стражи.
сделал короткий жест рукой, приглашая садиться на приготовленные для этой
цели скамьи, простые, но предусмотрительно покрытые коврами. Скамейки
стояли на некотором отдалении от того места, где сидел император. После
минутной суеты и стука передвигаемых скамей наступила могильная тишина.
действий, который будет, вероятно, стоить больших человеческих жертв.
судьбы отечества. Необходимо напрячь все силы, чтобы увенчать наши усилия
победой. Адвент, изложи план!
военачальник встал и развернул свиток. Откашлявшись в кулак и разгладив
направо и налево усы, он стал читать, а я продолжал записывать вместе с
двумя другими скрибами, возможно рабского состояния, завистливо косившими
глаза на мой быстро двигавшийся тростник.
предупреждения, считая, что в войне с парфянами залог успеха кроется во
внезапном нападении. Но, принимая во внимание, что на нашем пути в Парфию
стоит крепость Арбела, военные операции следует начать с овладения этим
укреплением, не забывая о том, что при захвате крепостей тоже особенно
большую роль играет внезапность... Разумно также быть готовым к
неожиданностям. Поэтому необходимо приготовиться к осаде, по возможности
кратковременной, чтобы не позволить Артабану бросить свои главные силы на
выручку осажденным".
он.
сирийской рассудительностью матери. Антонин был подвержен припадкам гнева,
мстителен, никогда ничего не прощая врагам и соперникам, но в часы
холодного обсуждения государственных дел способен широко охватить
положение. Теперь он понимал, что начинается серьезная игра, в которой
ставкой будут не только караванные дороги, но и весь Восток, а может быть
и его собственная жизнь. В случае неудачи парфяне могли наводнить Сирию и
сбросить римлян в море, поддержанные восстаниями во многих провинциях.
Бремя римской власти было тяжело, и народы терпели его неохотно. Император
знал об этом.
Ретиан, новый любимец императора, человек небольшого роста, ловкий в
движениях, как кошка, с яркими черными глазами, делавшими его румяное лицо
умным и значительным, типичный льстец по манерам, посмотрел на Антонина
преданными глазами.
доверие.
восхищение перед его военным дарованием.
чувствовался не только жизненный опыт, но и усталость от жизни, стал
читать диспозицию, разработкой которой особенно гордился император:
положенных воскурений фимиама завтра, с наступлением темноты и соблюдением
полной тайны, по правому берегу Тигра и дойдут до того места, где в Тигр
впадает Забат, и там перейдут на другой берег, чтобы не производить
двойной переправы..."
столь громким шепотом, что все слышали его слова.
возобновил чтение диспозиции:
составе Исаврийской, Пафлагонской и Сарматской конных когорт, отряда
пальмирских конных лучников выступят под начальством Нумериана, трибуна.
Этим воинским силам предписывается захватить и охранять переправу через
Тигр".
Адвенту.
Скифского, Двенадцатого Громоносного и Пятнадцатого Аполлониева под
начальством Валента, трибуна. Назначение этих конных частей - подкрепить
действия Нумериана по захвату переправы, буде парфяне в данном месте
окажут более упорное сопротивление, чем предусмотрено".
упершись локтем в обнаженное колено. Он разрабатывал план, одного его
слова было достаточно, чтобы послать легионы на запад или на восток, но у
него был такой вид, точно не он посылает их, а они влекут его в
неизвестность событий.
пешие когорты; диспозиция определяла точное место для каждого воина,
местонахождение обозов и метательных машин, госпиталей, походных кузниц и
складов продовольствия. Когда каждый узнал свои обязанности в походе и
назначение в предстоящих боях, император встал. Вслед за ним тотчас
поднялись со скамей остальные, в глубине души, вероятно, довольные, что
наконец кончилось это томительное собрание.
помогут вам боги! Я сам отныне... А также надлежит все силы для
сокрушения... сокрушения...
у него стали путаться. Все стояли перед господином мира, опустив глаза,
испытывая неловкость за его неожиданное косноязычие. А я и другие скрибы
не знали, что же нам писать, и в страхе переглядывались между собой.
они хотят придать более торжественности своим заключительным словам на
форуме.
на лбу полой тоги.
18
принимать участие в этом историческом событии. От Вергилиана не было
никаких известий. В некоторые дни мне хотелось бросить все и уйти куда
глаза глядят, но старый Маркион, которому я рассказывал о своих