что она цыганка: она выше всех в мире, - она спасительница милого человека!
"Он узнает, - говорит сама с собою Мариорица, - что все это я, не кто
другой, для него сделала. Еще прикажите что-нибудь, господин Зуда, но только
именем его, и вы увидите, буду ли уметь исполнить".
ее пылали. С каким восторгом примеривает она на себе терновый венец, ей так
расчетливо предлагаемый! А Волынской что делал в это время? Забывал ее в
объятиях той, которой некогда изменил для нее ж, дочери фатализма. Что ж
была его любовь, пылкая, безумная?.. вы легко отгадаете. Не ошибался и в
этом случае Зуда!
отзывались смелые истины, сказанные ее вельможами. Несчастия России, если и
вполовину существовали, как ей изобразили, налегли на грудь ее, и без того
растерзанную болезнями и привычкою к предмету недостойному. Освободиться,
однако ж, от него не имела сил и лучше решалась терпеть муки, которым сама
себя обрекла. Бирон, понимая очень хорошо свое настоящее положение, был весь
день неотступно при ней, окружал ее своею заботливостью и изыскивал средства
рассеять тучу, налегшую на чело императрицы. Стрельба в цель в галерее,
нарочно для того устроенной, карты, шуты, дурочки - ничто не могло ее
рассеять. Наконец, она объявила герцогу, что очень нездорова и желает
остаться одна.
спальню.
кровати, - как стучит у тебя сердце! так и бьет мне в руку. Здорова ли ты?
минуты, в которой должна была решиться участь любимого человека, - но
беспокоюсь о вас.
кресел, в которые тяжело рухнулась. Она велела было позвать камер-девицу,
чтобы подать ей другие кресла, на которые обыкновенно клала больные ноги; но
Мариорица с какою-то упрямою заботливостью сама спешила все это исполнить,
стала возле нее на колена и начала слегка поводить ладонью то по одной, то
по другой ноге государыни, как это делалось каждое утро и вечер для
облегчения ее страданий. Детские попечения ее заметно были приятны Анне
Иоанновне.
страждущей императрицы. Свет от тронной канделябры сквозил через голубой
штоф занавесов и падал на бледное лицо ее, отчего оно принимало синеватый
цвет мертвизны; утомленные глаза ее по временам закрывались, и чтобы усилить
еще это подобие смерти, пышная кровать возле нее, с своим убранством,
казалась великолепным катафалком, готовым принять останки того, что было
некогда царица. Смотря ей пристально в глаза и следя за движением ее губ,
княжна как бы стерегла выход ее души из тела. Кто б подумал, чтобы здесь, в
этих двух женщинах - одной носящей уже все признаки смерти и уничтоженной
под тяжестью предчувствия, другой юной, но слабой, дочери цыганки,
принадлежащей единственно любви, ничего не постигающей, кроме нее, -
заключалась в эти мгновения судьба империи!.. Несколько минут продолжалось
их безмолвное состояние. "Господи! - молила княжна, обмирая от страха
пропустить удобное время для подачи бумаг. - Господи! брось мне на этот раз
в душу луч своего уразумения".
губам своим - губы были холодны, на руку государыни закапало что-то горячее.
телесными болезнями, когда меня заверяют в этом люди вам преданные и дают
мне способы спасти вас, что должна я делать?
оторвавшись от спинки кресел, к которым была прикована своим изнеможением.
жаром, что велено ей было сказать. Дрожащими руками приняты бумаги;
приказано осмотреть, не стоит ли кто у дверей, и, когда это было исполнено,
государыня начала про себя чтение.
заморозили, допрашивали цыганку, застрелился Гроснот, пытали, мучили и
уморили столько людей.
челобитье богу". И господь услышал этот завет на пороге смертном, принял это
условие земли с небом, уберег его сквозь все препятствия человеческие и
вручил по назначению. Сколько в этой бумаге ужасных истин насчет Бирона! В
ней описывались разные действия его жестокости и корыстолюбия так ясно, с
такими верными доказательствами и важными свидетельствами, что можно было их
как бы в очи видеть. "Но сердце твое, всемилостивейшая государыня, обольется
кровью, - писано было между прочим в доносе, - когда узнаешь способы,
употребляемые для обогащения доимочного приказа, отдающего отчет одному
Бирону и его одного обогащающего. Батоги, плети, окачивание на морозе водою,
соленая пища без питья, тысячи жестокостей, какие только адская
изобретательность умеет разнообразить и оттенить, употребляемы без всякого
уважения к истинному несчастию и без всякой ответственности. Закона тут в
помину нет; надо всем владычествует одна воля Бирона. Из тысячи случаев
опишу тебе, всемилостивейшая государыня, только два, которые покажут, как
сборщики должны быть осторожны в своих действиях, и внушат твоему сердцу
правила для руководства их в подобных случаях: да различают они на будущее
время неплательщика по несчастию, насланному свыше, от несостоятельного по
закоснелой лени, разврату или упрямству. Самодержавное слово твое пусть
облегчит участь одиноких, обремененных многочисленным семейством,
несчастных, которых настигла кара божия, лишив болезнями нескольких рабочих
рук, падежом - скота, пожарами - крова, неурожаем - куска хлеба. Составители
закона должны помнить, что они имеют дело с человеком, а не с вещью, готовою
все вытерпеть.
самое рождество Христово нахлынули сборщики. Святость дня должна бы уж
освободить от подобного нашествия. Напротив, они, кажется, выбрали один из
самых торжественных праздников христианина, чтобы наругаться над
человечеством, которого образ благоволил принять в этот день сам искупитель.
Они рассыпались по деревне, как волки, напавшие на беззащитное стадо,
требовали недоимок, без толку собирали их, по собственной воле и расчету
накладывали пени, отбирали скот, земледельческие орудия, хлеб в анбарах,
мучили, терзали беспощадно тех, которые и этими способами не могли
удовлетворить их. Стук палочных ударов сменялся плачем и стенанием. Над
одним отцом многочисленного семейства, которого он был единственным
кормильцем, обрушилась более всего их жестокость. На сходке пытали его всеми
бироновскими пытками, но при каждой перемене вместо денег получали от него
ответ, что у него шестеро детей, мал меньше другого, без матери, и что он не
ведает даже, где добыть им хлеба. "Лжешь! прикидываешься!" - кричали
сборщики и совещались, какого нового рода пытку приложить к нему. "Батюшки!
заплачу, - вопил несчастный, - дайте мне только дойти до моей избы". С этим
условием приостановили новые муки, для него изготовленные. В ожесточении
приходит он домой; навстречу ему дети, обступают его, просят у него хлеба.
"Тотчас! - говорит он, - всем достанется!"
шестимесячного, лежавшего в люльке и надсевшегося от крика, берет
окровавленными руками за ноги, приносит на сходку и с ужасным хохотом
размазживает ему голову о голову главного сборщика. "Дайте ж квиток,
разбойники! - закричал он, - шесть душ ровно из вашего счета вон".
поле - это было зимою - и, несмотря на плач их, всех заморозил. "Я хоть один
пойду в ад, - говорил он, - зато вы избавитесь от мук бироновских".
смерти Горденки и последствий ее.
этого не знала. Как терзают бедное человечество, и все именем моим!.. Живой
человек... почти в моих глазах... ледяная кукла!.. Боже мой! этому нельзя
почти верить! И вот преданность, вот любовь ко мне!.. Все это одна жажда
корысти, одно желание властвовать надо всем, даже надо мною!.. Надо конец!..
Господи! прости мои прегрешения и не лиши меня в трудное это время своей
великой помощи. Милая, - прибавила она, - молчи обо всем, что ты знаешь из
этих бумаг, из этого вечера: я хочу собраться с силами... чтобы наказать...
О! как тяжело не иметь ни к кому доверия, не иметь друга! И вот царский сан,
которому столько завидуют!..
особенным восторгом. - Вырвите свою доверенность из рук недостойных и
отдайте ему... он достоин быть любимцем царей; вручите ему управление
России, и вы увидите, какая слава, какое счастье прольется на народ ваш, как
все будут благословлять ваше имя!
говорила Мариорица, Анна Иоанновна пристально посмотрела ей в глаза, отчего
эта, краснея, потупила свои.
успел обворожить этот чародей! и тебя не избегнул злой рок! О, молись,
молись богу!.. Теперь позови мне камер-девицу; тебе и мне нужен покой.
догадки государыни, она рассчитывала, и очень верно, что если ныне же,
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Корнев Павел
Соломатина Татьяна
Афанасьев Роман