лакомый кусочек. А тот котенок, помнишь, - последний, которого ты где-то
подобрала и приютила у себя, - он тоже носит твое имя и взят на воспитание
отцом Фронтом; теперь он вырос и такой баловень! Им гордится все село; люди
идут за десятки миль, чтобы взглянуть на знаменитую кошку, некогда
принадлежавшую Жанне д'Арк. Это тебе всякий скажет, а однажды, когда
какой-то прохожий запустил в нее камнем - разумеется, он не знал, что кошка
твоя, - вся деревня, от мала до велика, возмутилась. Мерзавца схватили и не
долго думая повесили. Тогда отец Фронт...
я немедленно прочел. В послании король сообщал, что, поразмыслив и
посоветовавшись с военачальниками, он считает своим долгом просить Жанну
остаться по-прежнему во главе армии и взять обратно ходатайство об отставке.
При этом он хотел бы знать, не прибудет ли она безотлагательно в штаб и не
сможет ли присутствовать на военном совете. И, как только я закончил чтение,
где-то рядом за окном благодатную тишину ночи нарушила дробь барабанов,
послышалась команда, и мы догадались: приближалась охрана, чтобы ее
сопровождать.
выражение сразу же исчезло. И вместе с ним исчезло милое видение скромной
девушки, тоскующей по дому и родным. Перед нами снова была Жанна д'Арк,
главнокомандующий армией, готовая приступить к исполнению своих
обязанностей.
Глава XXXVIII
Жанной. Она вошла в зал заседаний совета с видом опечаленной богини. Как
изменилось это резвое дитя! Совсем недавно оно забавлялось лентой и весело
хохотало, слушая рассказ о злоключениях глуповатого крестьянина, которому
вздумалось примчаться на похороны верхом на искусанном пчелами быке. От
прежней непосредственности не осталось и следа. Жанна подошла прямо к столу
и остановилась. Ее взгляд скользил по лицам присутствующих и там, где он
задерживался, одних озарял, как факелом, других обжигал. Она знала, кому
нанести удар, и, кивнув генералам, проговорила:
с ними, - и Жанна обратилась к ближайшим советникам короля. - Да, именно с
вами, - продолжала она. - Военный совет! Удивительно, право. У нас
один-единственный, да, да, один лишь путь, а вы созываете военный совет!
Военные советы имеют смысл, если необходимо принять решение при наличии двух
или нескольких сомнительных направлений, иначе они бесцельны. К чему же
созывать военный совет, когда у нас только один путь? Представьте себе:
человек в лодке, а его семья - за бортом, и вместо того чтобы ее спасать, он
плывет к своим приятелям и спрашивает, как ему лучше поступить. Военный
совет! Боже правый, что же на нем решать, что?
Сердца присутствующих забились сильнее, атмосфера явно накалялась. Но вот,
взвесив в уме каждое слово, Жанна сказала раздельно и твердо:
притворна, понимает, что перед нами только один разумный путь - поход на
Париж!
гнева, но усилием воли сдержался. Даже ленивая кровь короля заходила, и в
глазах его сверкнули искорки, потому что все-таки и в нем где-то
глубоко-глубоко теплился воинственный огонек, и откровенная смелая речь
всегда раздувала в его душе еле тлеющий жар. Жанна выждала, чтобы убедиться,
осмелится ли первый министр защищать свою позицию; но тот был опытен,
благоразумен и не собирался зря тратить свои силы, плывя против течения.
Рассудив, что рано или поздно ухо короля будет в его полном распоряжения, он
предпочел не возражать.
холеные пухлые лапки и самодовольно улыбаясь, канцлер обратился к Жанне:
поход, не дождавшись ответа от герцога Бургундского? Вы, может быть, не
осведомлены, что мы ведем переговоры с его высочеством и что, по всей
вероятности, можно надеяться на заключение двухнедельного перемирия между
обеими договаривающимися сторонами? Ожидается, что с его стороны последует
обязательство сдать нам Париж без боя и даже без утомительного похода.
признаваться здесь в своем позоре. Канцлер покраснел, но отпарировал удар:
ровным, невозмутимым тоном:
красноречию. Мне известно все об этой жалкой комедии, ваша светлость, хотя
кое-где и не предполагали, что я буду об этом знать. Похвально со стороны ее
сочинителей, что они пытались скрыть от меня свою комедию, содержание
которой можно определить двумя словами.
два слова, - съязвил канцлер с присущей ему иронией.
загорелись еще ярче. Канцлер вскочил и с мольбой обратился к королю:
перед началом действий, ибо это в одинаковой степени касается и войны и
политики. Наш долг выслушать ее хотя бы теперь.
чьей инициативе проводятся те меры, которые вы здесь заклеймили столь
бесцеремонно.
ответила Жанна с прежним спокойствием. - Всякий раз, когда втихомолку
затевается нечто во вред интересам Франции, с целью унизить ее честь и
достоинство, все, кроме мертвых, знают имена двух главных заговорщиков.
канцлера Жанна, - это обвинение. Я предъявляю его первому министру короля и
его канцлеру.
Жанну, но тот и ухом не повел. Речи его придворных были пресной водичкой, а
тут короля угостили хорошим, крепким вином, и, представьте, неплохим на
вкус. Он сказал:
должно быть разрешено и другому. Учтите это и будьте справедливы. А разве вы
ее щадили? Разве, говоря о ней, вы не поносили ее имени, не возводили на нее
чудовищных обвинений? - И, немного поостыв, он добавил с озорным огоньком в
глазах: - Если все это вы считаете обидным и оскорбительным, то между вашими
делами и ее речами я вижу разницу лишь в том, что она говорит неприятные
вещи вам в глаза, а вы строите свои козни за ее спиной.
а Ла Гир громко расхохотался; другие же генералы из приличия посмеивались
себе в ладонь. Жанна продолжала с невозмутимым спокойствием:
наши действия. Что за манера: совещаться, совещаться и совещаться без конца,
когда говорить не о чем, а надо воевать. Мы заняли Орлеан 8 мая и могли бы
очистить всю провинцию в каких-нибудь три дня, предотвратив тем самым
кровопролитие при Патэ. Мы могли бы быть в Реймсе шесть недель тому назад, а
сегодня - в Париже, и, самое большее, через полгода выгнать последнего
англичанина из Франции. Но после Орлеана мы, вместо того чтобы нанести
следующий удар, повернули обратно и ушли в сельские районы, на лоно природы.
Зачем? Затем, видите ли, чтобы заседать на военных советах, а в
действительности, чтобы дать Бедфорду время послать подкрепления Таль-боту,
чем он, конечно, сразу же воспользовался, и Патэ пришлось брать с боя. После
сражения при Патэ - новые совещания, новые потери драгоценного времени. О
мой король, как бы мне хотелось убедить тебя! - Слегка волнуясь, она с жаром
проговорила: - У нас есть еще одна благоприятная возможность. Если мы без
промедления ударим по врагу, все будет хорошо. Вели мне идти на Париж! Через
двадцать дней он будет твоим, а через шесть месяцев - и вся Франция! Дела у
нас не больше, чем на полгода, но если время будет упущено, нам не
наверстать его и за двадцать лет. Скажи свое слово, милостивый король, одно
только слово!
сверкнувшую в глазах короля. - Поход на Париж? Вы забываете, ваше
превосходительство, что дорогу туда преграждают английские крепости!
презрительно щелкнув пальцами. - Откуда мы наступали в последний раз? Из
Жьена. Куда? На Реймс. Что встречали на своем пути? Английские крепости. Чьи
они сейчас? Французские. Причем без всяких жертв и потерь. - Генералы дружно
зааплодировали, и Жанна умолкла, ожидая, пока уляжется шум.
стоит стена французских крепостей! Какой же вывод? Тут и ребенок разберется.
Крепости между нами и Парижем заняты той же породой англичан, теми же
солдатами, что и в прежних гарнизонах, с теми же сомнениями, с теми же
слабостями и с тем же страхом перед тяжкой десницей всевышнего, занесенной
над ними. Нам остается только идти вперед, немедленно, и эти крепости -
наши, Париж - наш, Франция- наша! Скажи свое решительное слово, милостивый
король! Повелевай своей слуге...