протирая запотевшие очки.
песок,- а сон не идет. Бывает такое!
взводов, отделений.
или казах. Хорошенький такой, черноглазый...
пятерых вывели у меня из строя.
ушанку - в ней маленькая аккуратная дырочка в наушнике,- когда цепь
проверял.
носил. А тут надел. Точно предчувствовал. Утром все письма писал.
на переносице. Не мигая смотрит в огонь, на весело потрескивающие щепки.
верю, а вот где-то внутри, вопреки разуму...- Он старательно впихивает в
печку смолистую, сверкающую янтарными капельками щепку, пламя с жадностью
охватывает ее со всех сторон.- В детстве я боялся покойников, ни за что бы
не пошел ночью на кладбище. Даже сейчас, когда я вижу убитого, мне трудно
представить себе, что это уже все, абсолютный конец... Какой-то душевный
атавизм?..- Он подбрасывает еще несколько щепок в огонь.- Был у меня друг.
Собственно говоря, даже не друг - друзей у меня давно уже нет,- а человек, к
которому я очень хорошо относился. И он ко мне как будто неплохо. Веселый
такой мальчик, командир конной разведки. Шутник, весельчак, кровь так и
играла. На любое самое сложное задание, как на прогулку, отправлялся.
Заломит набекрень кубанку, папиросу в зубы - и пошел... И вот когда он на
последнее свое задание отправлялся - было это весной этого года, на Донце,-
пришел он ко мне и попрощался... "Будь здоров, говорит, Фарбер, больше не
увидимся". Я сразу даже не понял. Решил, что в другую часть переводят или в
какое-нибудь училище посылают. "Нет, говорит, за "языком" иду".- "Почему же
не увидимся?" - "Не вернусь. Убьют". И в одну точку все смотрит. "Я уж точно
знаю". Даже карточку мне на прощанье подарил.
потрепанный бумажник. Мы оба долго рассматриваем веселое, мальчишеское,
почти без бровей лицо, смотрящее на нас с потрескавшегося и потертого
глянцевого квадратика.
Фарбер прячет бумажник и застегивает шинель.- Ему оторвало голову снарядом,
когда он уже вернулся с задания и устраивался на ночлег...
из печки и тихо гаснущие на земле угольки. Откуда-то издалека чуть слышно
доносятся редкие, равномерные пулеметные очереди... На передовой тишина.
рукавицы и...
я, или Ширяев скажем: "Пора". Кто-то приложит к наискось срезанному
бикфордову шнуру спичку и с силой проведет по ней теркой. Спичка не
зажжется. Зажигающий вполголоса выматерится, полезет в карман за другой
спичкой. Кто-нибудь присветит фонариком, заслонив его ладонью. Опять
движение теркой. Вспышка. Пошло. Бикфордов шнур выплевывает пламя, тихо
шипит, укорачивается. Пятнадцать секунд - столько секунд, сколько в нем
сантиметров. Медленно подбирается к капсюлю, капсюль соединен с детонирующим
шнуром. Детонирующий шнур длиной в тридцать пять метров, но сгорит он в 1/8
секунды. Он горит со скоростью 270 метров в секунду... Мы все сожмемся,
подберемся, еще раз проверим, где гранаты.
сжимая в руке оружие, задыхаясь от напряжения...
маленькая, тесная? Нет. Сто пятьдесят килограммов тола и сто пятьдесят
аммонита - это не игрушки...
будем жарить по немцам? Ход завалим, заминируем. А завтра вечером, сидя в
моей землянке за шипящим самоваром, будем говорить обо всем, как уже о
прошедшем...
больше не скажет полковник: "Эх, инженер, инженер..."
он сегодня дежурный по штабу.
Фарбер встает, опускает наушники на шапке - мороз сегодня еще крепче.
Видали наш трофей сегодняшний?
воевать - холодно. Штрафник. Не захотел отдать офицеру теплый свитер. С
убитого товарища снял. Ну и угодил в штрафники - под танк.
только штрафников посылают. Кто сутки просидит - оправдывается, кто двое -
получает железный крест, кто трое - с дубовыми листьями. Но таких еще не
было...
полковнику... Смешной такой, замерзший и с рюкзаком не меньше, чем он сам.
Пожалел расстаться... Ну ладно. Я пошел...
коптилка чуть не гаснет.
затянуто. Редко, лениво взлетают ракеты, искрится сухой рассыпчатый снег.
Невдалеке белеют баки, покосившийся, точно упершийся лбом в землю танк...
Так близко он, в двух шагах... Смутно виден извилистый зигзаг траншеи,-
теряется где-то около баков.
у норы, в валенках, в ватнике, курит в кулак. Двое бойцов, согнувшись,
разравнивают вываленную землю, присыпают сверху снегом.
отложить.