запомните хорошенько, чтоб вас не провели при случае, - ежели человеку
меньше тридцати, то его честность и дарования еще могут служить в некотором
роде обеспечением ссуды. А после тридцати уже ни на кого полагаться нельзя.
посчастливилось, сударыня, выиграть тяжбы о возвращении вам вашей
недвижимости. Успех этот принес мне некоторую известность. Хотя мне
приходилось выплачивать Гобсеку огромные проценты, я через пять лет уже
расквитался с ним полностью. Я женился на Фанни Мальво, которую полюбил всей
душой. Сходство нашей с нею участи, трудовая жизнь и успехи еще укрепили
наше взаимное чувство. Умер один из ее дядьев, разбогатевший фермер, и она
получила по наследству семьдесят тысяч франков, - это помогло мне
расплатиться с Гобсеком. А с тех пор моя жизнь - непрерывное счастье и
благополучие. Больше я о себе говорить не буду: счастливый человек - тема
нестерпимо скучная. Вернемся к героям моей истории. Спустя год после покупки
конторы я однажды, почти против воли, попал на холостяцкую пирушку. Один из
моих приятелей давал обед, проиграв пари молодому франту, светскому льву.
Слава господина де Трай, блестящего денди, гремела тогда в салонах.
Он неподражаемо носит фрак, неподражаемо правит лошадьми, запряженными
цугом. А как Максим играет в карты, как он кушает и пьет! Такого изящества
манер в целом мире не увидишь. Он знает толк и в скаковых лошадях, и в
модных шляпах, и в картинах. Женщины без ума от него. В год он проматывает
тысяч сто, однакож не слыхать, чтобы у него было хоть захудалое поместье или
хоть какая-нибудь рента. Это образец странствующего рыцаря нашего времени, -
странствует же он по салонам, будуарам, бульварам нашей столицы, это своего
рода амфибия, ибо в натуре у него мужских черт столько же, сколько женских.
Да, граф Максим де Трай - существо самое странное, на все пригодное и никуда
не годное, субъект, внушающий и страх и презрение, всезнайка и круглый
невежда, способный оказать благодеяние и совершить преступление, то подлец,
то само благородство, бретер, больше испачканный грязью, чем запятнанный
кровью, человек, которого могут терзать заботы, но не угрызения совести,
которого ощущения занимают сильнее, чем мысли, по виду душа страстная и
пылкая, а внутренне холодная как лед, - блестящее соединительное звено между
обитателями каторги и людьми высшего света. Ум у Максима де Трай
незаурядный, из таких людей иногда выходят Мирабо, Питты, Ришелье, но чаще
всего - графы де Хорн, Фукье-Тенвили[280] и Коньяры.
- я много слышал об этом человеке от несчастного старика Горио, одного из
моих клиентов, и старательно уклонялся от опасной чести познакомиться с ним,
когда встречал его в обществе. Но тут мой приятель так настойчиво звал меня
на свой пир, что я не мог отказаться, иначе меня ославили бы ханжой. Вам,
сударыня, трудно представить себе, что такое холостяцкий званый обед.
Пышность, редкостные блюда, во всем роскошь, как у скряги, вздумавшего из
тщеславия на один день пуститься в мотовство. Войдешь, и глаз оторвать не
можешь: какой стройный порядок царит на накрытом столе! Сверкает серебро и
хрусталь, снежной белизной блещет камчатная скатерть. Словом, жизнь в цвету.
Молодые люди очаровательны, улыбаются, говорят тихо, похожи на женихов под
венцом, и все вокруг них сияет девственной чистотой. А через два часа... На
столе разгром, как на бранном поле после побоища; повсюду осколки разбитых
бокалов, скомканные салфетки; на блюдах искромсанные кушанья, на которые
противно смотреть; крик, хохот, шутовские тосты, перекрестный огонь эпиграмм
и циничных острот, побагровевшие лица, бессмысленно горящие глаза,
разнузданная откровенность душевных излияний. Шум поднимается адский: один
бьет бутылки, другой затягивает песню, третий вызывает приятеля на дуэль, а
те, глядишь, обнимаются или дерутся. В воздухе стоит отвратительный чад, в
котором смешалась целая сотня запахов, и такой рев, как будто кричат сто
голосов разом. Никто уже не замечает, что он ест, пьет и что говорит; один
молчит угрюмо, другие болтают безумолку, а кто-нибудь, точно сумасшедший,
твердит все одно и то же слово, равномерно гудит, как колокол; другие
пытаются командовать этим сумбуром, самый искушенный предлагает поехать в
злачные места. Если бы трезвый человек вошел сюда в это время, он, наверное,
подумал бы, что попал на вакханалию. И вот в таком диком угаре господин де
Трай попытался заручиться моим расположением. Я еще кое-что соображал и
держался настороже. Зато он казался вдребезги пьяным, хотя в
действительности был в полном рассудке и думал только о своих делах. Уж не
знаю, как это случилось, но он совсем меня околдовал, и в девять часов
вечера, выходя из гостиной де Гриньона, я пообещал, что завтра утром свезу
его к Гобсеку. Этот златоуст де Трай сумел просто с волшебной ловкостью
опутать меня своими речами, ввертывая в них, и всегда очень к месту, такие
слова, как "честь", "благородство", "графиня", "порядочная женщина"
"добродетель", "несчастье", "отчаяние", и так далее. Утром, проснувшись, я
попытался вспомнить, что я наговорил вчера, и с трудом мог собраться с
мыслями. Наконец я припомнил, что, кажется, дочь одного из моих клиентов
попала в беду и может лишиться доброго имени, уважения и любви супруга, если
нынче утром до двенадцати часов не достанет пятидесяти тысяч франков. Тут
были замешаны и карточные долги, и счета каретника, и какие-то растраты...
Мой обаятельный собутыльник заверял меня, что эта дама довольно богата и за
несколько лет сумеет бережливостью возместить урон, который нанесла своему
состоянию. И только тут я понял, почему мой приятель так настойчиво
приглашал меня к себе. Но признаюсь, к стыду своему, мне и на ум не
приходило, что сам Гобсек был весьма заинтересован в примирении с
блистательным денди. Едва я успел встать с постели, явился господин де Трай.
право, не понимаю, зачем вам нужно, чтобы я привел вас к Гобсеку, - ведь он
самый учтивый и самый безобидный из всех ростовщиков. Он вам даст денег,
если они есть у него, - вернее, если вы представите ему достаточные
гарантии.
требовать от вас этой услуги, хотя вчера вы обещали мне оказать ее.
повод думать, будто я не умею держать слово!"
папашей Гобсеком, - заметил де Трай. - Ведь во всем Париже, кроме него, не
найдется такого финансиста, который в конце месяца, пока не подведен баланс,
может выложить в одну минуту сотню тысяч. Вот я и попросил вас помирить меня
с ним. Но не будем больше говорить об этом...
направился к двери.
странным, напряженным вниманием и взгляд его выражал такую тревогу, что я
был поражен. Он то бледнел, то краснел, то вдруг желтизна проступала у него
на лице, а лишь только он завидел подъезд Гобсека, на лбу у него заблестели
капельки пота. Когда мы выскочили из кабриолета, из-за угла на улицу де-Грэ
завернул фиакр. Ястребиным своим взором молодой щеголь сразу разглядел в
уголке кареты женскую фигуру, и на его лице вспыхнула почти звериная
радость. Он подозвал проходившего мимо мальчишку и поручил ему подержать
лошадь. Мы поднялись по лестнице и вошли к старику дисконтеру.
близких моих друзей. (Бойтесь его как дьявола, - шепнул я на ухо старику.)
Надеюсь, по моей просьбе вы возвратите ему доброе свое расположение (за
обычные проценты) и выручите его из беды (если это вам выгодно).
выслушать его, принял изящно-угодливую позу царедворца, которая пленила бы
кого угодно; но мой Гобсек сидел в кресле у камелька все так же неподвижно,
все такой же бесстрастный. Он походил на статую Вольтера в перистиле
Французской комедии, освещенную вечерними огнями. В качестве приветствия он
лишь слегка приподнял истрепанный картуз, всегда покрывавший его голову, и
мелькнувшая полоска голого черепа, желтого, как старый мрамор, довершила это
сходство.
- улыбнувшись, отозвался граф.
нечего? А вы попробуйте-ка сыскать в Париже человека с таким вот солидным
капиталом, как у меня! - воскликнул этот фат и, встав, повернулся на
каблуках. Шутовская его выходка, имевшая почти серьезный смысл, нисколько,
однако, не расшевелила Гобсека.
Ронкероль, де Марсе, Франкессини, оба Ванденеса, Ажуда-Пинто - словом, самые
блестящие в Париже молодые люди. Я неизменный партнер за карточным столом
одного принца и хорошо известного вам посланника. Я собираю доход в Лондоне,
в Карлсбаде, в Бадене, в Бате. Великолепный промысел! Разве не верно?
пропитаться золотом в светском обществе, а в трудную для меня минуту
возьмете да выжмете. Но смотрите, ведь и с вами то же самое случится. Смерть
и вас выжмет, как губку.
необходимы, как душа и тело.
если все это возможно, верно и правильно.
Жирар, Пальм'а, Вербруст и Жигонне по горло сыты вашими векселями и всем их