я и понятия не имела!
модам, но там пишут и о литературе, и на всякие умственные темы. Есть отдел
под названием "Новый мир Завтрашнего дня", и герр Рибер привлекает самых
лучших писателей, чтобы высказывались по одному вопросу с самых разных точек
зрения. А мысль у него такая: если мы найдем способ выставить из Германии
всех евреев, наше национальное величие упрочится и завтра наш мир станет
свободным. Великолепно, правда?
соседстве - на редкость пошлые рассуждения Лиззи о евреях. О чем бы ни
заговорила, все сводит к евреям, прямо как одержимая, слушать противно -
передергивает от омерзения.
повыдергать их напрочь, и с дурацкой ухмылкой гнула свое:
движении за возрождение немецкого издательского дела, особенно по части
специальных изданий и торговли - тут евреи ужасно напортили. Герр Рибер
говорит, они отравляют немецкую мысль. И я совершенно согласна, я на своем
деле это вижу, на торговле дамским платьем, всюду еврейское засилье, они
устанавливают цены, сбивают цены, встревают в моды, торгуются, мошенничают,
они хотят всюду и везде командовать. Вы даже не представляете, каково вести
с ними дела. Они на всякую подлость способны.
миссис Тредуэл, зевнула и повернулась на другой бок. - Разве в делах не все
мошенничают?
мол, вся деловая жизнь построена на продажности и взятках. Да ничего
подобного! По крайней мере в Германии жульничают одни евреи. Они подрывают
немецкую торговлю и финансы. Герр Рибер как раз нынче вечером за ужином про
это говорил.
сказала миссис Тредуэл по-немецки.
ресницы миссис Тредуэл были сомкнуты и выражение лица самое невинное.
И, помедлив, прибавила: - У вас такой американский акцент, я сперва и не
поняла, что вы такое сказали. Правильнее всего по-немецки говорят в моем
родном Ганновере; вы, наверно, в Ганновере не бывали?
намазала руки кремом и натянула пару больших, промасленных матерчатых
перчаток. - Вы-то, пожалуй, не разбираете разницы, но, к примеру, фрау
Риттерсдорф уж так задирает нос, так жеманничает, а произношение у нее самое
паршивое, мюнхенское; капитан говорит прескверно, на берлинский манер;
казначей - на средненемецком наречии, хуже некуда, вот только матросы из-под
Кенигсберга, те и вовсе долдонят, как прибалтийские мужланы.
пронизывали огненные искры. Ей хотелось услышать только одно, о Господи,
только бы дожить и снова услышать речь парижских улиц, и всех парижских
переулков, и площадей, и парков, и террас, в любом уголке, от Монмартра до
бульвара Сент-Оноре, и предместья Сен-Жермен, и Менильмонтана; речь
студентов на Мон-Сен-Женевьев и детей в Люксембургском саду - речь Парижа, в
которой сливаются все говоры, будь то Верхняя Савойя или Юг, Руан или
Марсель. Хорошо бы потерять сознание и не приходить в себя, пока не
очутишься в Париже, хорошо бы проспать до конца плаванья или все время
напиваться мертвецки пьяной. Неужели этот гнусный голос будет скрежетать над
ухом всю ночь напролет?
- даже он родом из Мангейма, и произношение у него немножко провинциальное,
но только самую малость.
краем верхней койки смутно белело лицо, маячила неестественно маленькая
змеиная голова, роняя слова с изысканным жеманством, в ганноверском стиле:
своим оксфордским выговором, а вот по-немецки - не знаю, трудно объяснить,
но обороты у него попадаются какие-то не такие, не чисто немецкие. И слова
тоже - по смыслу все правильно, понять можно, а произношение просто
ужасное... Герр Рибер подозревает, что это еврейский жаргон, можете себе
представить? И ведь правда, он совсем не ест свинину, ни в каком виде, и
устриц тоже... Мы уже замечали, как заговорим про евреев, у него становится
такое особенное лицо. Хорошему немцу такое выражение не подходит. Ну, короче
говоря, мы с герром Рибером думаем, и не мы одни, что этот Фрейтаг - еврей.
А сидит за капитанским столом!!! Вы только представьте! Что может быть
позорнее?
представить.
решительно разделается хоть с малой долей мусора, которым забит убогий
умишко этой особы, бестолковый и беспокойный, точно мартышка в клетке.
сам сказал. Он ее обожает. Так что, сами видите, вам не грозит опасность
оскверниться, - любезно докончила она, очень довольная собой.
Лиззи. - Вы с ним на такой короткой ноге? Ну-ну! Разрешите вам задать один
маленький вопрос. Вы любите евреев?
завороженного взгляда с иллюминатора: он плыл в полутьме, точно синий шар,
полный темного колдовского неба. - А почему я должна их любить? В них есть
какая-то особая прелесть?
говорите, прямо как дитя малое! - воскликнула Лиззи и в подтверждение своих
слов дважды притворно хихикнула. - Вы, американцы, ездите по всему свету и
совсем ничего не понимаете. Должны! Да что вы, собственно, имеете в виду?
усталый сонный вздох. И до утра уже ничто в каюте не нарушало тишины.
внутренностях и неизлитую досаду на весь свет, в величественном одиночестве
совершал обход верхней палубы. Перед первым блюдом он прочитал короткую
молитву и с ожесточенным терпением ждал, пока остальные насытятся; он
надеялся, что ему удастся скрыть отвращение: противно было смотреть на этих
обжор. Спать он ляжет пораньше, но сперва необходим глоток свежего воздуха.
нижней палубе пели и плясали, вернее, в лад притопывали ногами, - капитан
прошел на корму и заглянул вниз. Там пассажиры, которые еще сегодня утром
казались полумертвыми, проявляли теперь совершенно излишнюю живость. Из
своих жалких узлов и тюков они извлекли не одежду и не хозяйственную утварь
- куда там, с нарастающим презрением думал капитан, - они подоставали
обшарпанные гитары и потрепанные гармоники, и множество потертых кожаных
футляров с игральными костями, и колоды замусоленных карт. Женщины и дети
сидели плечо к плечу, образуя широкий круг, тихий и молчаливый, они казались
темными бесформенными кучками мусора; перед ними, кольцом чуть поуже, сидели
старики; а посредине - арена, и на ней одно за другим разыгрываются
всевозможные состязания.
(капитан нехотя признал про себя, что борцы они искусные); двигались они
легко, точно танцуя, а зрители подбадривали и подзадоривали их с таким
пылом, словно тут шла драка не на жизнь, а на смерть, со всех сторон
кричали: пускай убьют друг друга, да поскорей!
выстроившись в два ряда друг против друга; эти были не так гибки и легки на
ногу, но гордо вскидывали головы и расправляли плечи и выступали все в лад,
неутомимо, размеренно, как бьет барабан; лица у них были строгие,
торжественные. А иные, сидя на корточках, предавались неспешным, но
ожесточенным азартным играм, и каждый бросал засаленную карту с таким видом,
точно на карту эту поставил голову, бросал кости так, словно от того, что
выпадет, зависит его жизнь; и каждый рисковал всем своим достоянием, от
потрепанного шейного платка до коробки спичек.
женщин, но на почтительном расстоянии от старших мужчин: пускай смотрят и
запоминают, как положено себя вести настоящему мужчине. Резкие голоса тянули
на одной ноте скорбные песни, напоминающие надгробное рыдание, а
сладкозвучные гитары вторили им легкомысленно, с надрывающей душу
насмешливостью; и порой пристукивали, притопывали, щелкали и цокали каблуки,
словно тараторили кумушки в базарный день.
лишь к настоящим венским вальсам - и происходящее принял как наглое
оскорбление своим ушам и нервам; ибо, конечно же, в этих варварских ритмах,
что будоражат кровь, как ни старайся сохранить самообладание, есть нечто
странное и чуждое; да, он сразу признал истинный смысл всего этого: вот оно,
извечное стихийное сопротивление, которое силы тьмы и хаоса оказывают
истинному духу цивилизации - великой жизненной силе Германии, силе, в
которой (тут к капитану стала возвращаться бодрость)... в которой Наука и
Философия идут рука об руку, руководимые Христианской верой. Он смотрел на
нижнюю палубу и, как оно и следовало, глубоко презирал этот жалкий, паршивый
скот; и однако, если оценить все зрелище в целом по справедливости, нельзя
не согласиться: есть тут своего рода стройность и порядок; даже его строгий
глаз не обнаруживает ничего вредоносного, вот только вредно вообще разрешать