бродячих фигляров. Не забывай, что перед тобой - дочь императора. Города
запылают и страны опустеют, если она сделает неверный выбор... по любви
там или не по любви. Что значит ваше жалкое счастье, когда речь идет о
судьбах тысяч людей? И не перебивать, когда я говорю!.. Я знаю, что ты
хочешь сказать: отречься от наследования, не так ли? Нет, сколько ни
отрекайся, ей не изменить ни своего рождения, ни крови, текущей по жилам.
Ты хочешь, чтобы ее замучили на колесе, расчищая кому-то другому путь
наверх, к трону - и только из-за того, что ей однажды взбрело в голову
поиграть в любовь... с глупым мальчишкой! С предводителем двадцати бродяг,
а не армии в двадцать тысяч копий!
предположить, что высокомерная Аурия способна нанести столь беспощадный
удар? Но если так, значит, даже Аурарий - Смазливчик, как называл его
герцог - быть может, даже Аурарий еще хранил в себе толику железной крови
древнего Аргименеса?.. О смысле слов Аурии Эйрар старался не думать: нет,
нет, не могло того быть, чтобы она оказалась права, в ее доводах была
некая червоточина, - вот если бы ему удалось ее отыскать...
жилищу Мелибоэ и думая обратиться за утешением к его философии - хотя
надежда, признаться, была невелика: его не окажется на месте, он будет
занят или вообще не пожелает говорить...
Казалось, он немало обрадовался появлению Эйрара. Поздоровавшись, он
провел его в дом, где на столе над разложенным свитком горела пара свечей,
усадил его и стал ждать, чтобы тот заговорил. Но Эйрар молчал, и чародею
пришлось первым нарушить тишину:
шатрах танцовщиц можно найти куда более привлекательные...
начать.
вернувшийся из проигранного сражения. Что, пытался завоевать любовь
высокородной девицы, а она обошлась с тобой столь же неласково, как и со
Стенофоном Пермандосским?.. Хотя нет; вижу, что нет. По-видимому, тебе
досталось от ее сестрицы, что так хотела видеть тебя союзником Валька...
Дома, ибо это может вызвать ужасную войну из-за престолонаследования... и
неминуемую гибель всего, что я так хотел бы сберечь... - сказал Эйрар,
чувствуя себя подавленным и несчастным.
поступать, как им вздумается, лишь бы бремя ответственности за будущие
войны и всякие неприятности легло не на тебя, а на того другого, кто в
конце концов возляжет с ней на брачное ложе?.. Нет, поступить так ты тоже
не можешь. Итак, что же ты делаешь? Идешь ко мне, дабы я восхитился тому,
сколь возвышенны твои помыслы? Нет, юноша, восторгов ты от меня не
дождешься. Ты рассуждаешь подобно священнику - иными словами, себялюбиво.
Тебя не очень волнует, что, собственно, там в действительности произойдет
- лишь бы самому не отвечать ни за что. Скажешь, я не прав?
Аурия говорила, что с моей стороны себялюбиво мечтать о ее сестре, в то
время как судьбы столь многих людей в Дейларне, да и во всей Империи,
зависят от ее брака... - Он запнулся, помолчал и добавил: - Да и я не
очень уверен, что она пожелала бы меня... даже будь она совсем свободна в
решениях...
для тебя, несомненно, первого, - можешь быть спокоен. А вот насчет всего
остального, о чем шла речь... какой там еще у тебя долг перед Империей,
или Дейларной, да даже и перед ней? Я понимаю, будь на тебе императорская
корона, облекающая величием и властью - вот тогда был бы и долг, ведь за
подобные побрякушки всегда приходится чем-то расплачиваться. Но пока ты не
император - пока ты не император, у тебя, как и у любого мужчины, всего
одна обязанность - стремление к счастью... насколько это возможно. И то
же, кстати, касается ее. Возлечь с юношей, зачать и родить крепких сынов -
вот ее первейший, истинный долг!
среди других крупинок в мешке зерна. Человек не рождается ничьим
должником, он им становится. Вот как ты, например. Ты ведь в долгу перед
своими рыбаками, которых ты завел так далеко от дома... ради того, чтобы
они выкрикивали твой кошачий клич и исполняли разные твои замыслы. И есть
еще одна хитрость: когда исполняешь свой так называемый долг, требуется
непоколебимая уверенность в том, что людям нужно именно то-то и то-то, а
не другое. Но разве ты - Бог? Вот послушай: некий граф ехал мимо и увидел
старуху, вскапывавшую поле. Граф посочувствовал ей и подарил серебряный
айн, желая хоть как-то облегчить ее долю. Старуха оставила поле и так и не
узнала, что там под землей лежало сокровище. Она отправилась со своим
айном в город и скоро оказалась в нищете еще худшей...
юноша, пренебрегаешь советами. Да и кто может дать тебе лучший совет, чем
ты сам? Ты ведь иначе смотришь на мир и по-другому видишь его, нежели я...
И вот тебе, кстати, еще один ответ на вопрос о долге перед другими. Да,
долг - но перед кем? Ты судишь о людях по тому, что доносят тебе твои
глаза и уши, но что ты можешь сказать о сердце, хранящем истинную суть
человека? И с какой стати тебе быть перед, этой сутью в долгу? Ах, как
хотел бы я истребить в тебе эту глупость!.. Подумай сам: долг перед
людьми, которых ты ни разу даже не видел - это, по сути, долг не перед
живыми людьми, а перед неким принципом, перед отвлеченной идеей:
порядочностью, например, или еще чем-нибудь в том же роде...
стремился к порядочности...
Честность, порядочность - всего лишь компромисс с общественным мнением,
бытующим там, где данному человеку выпало жить. Скажем, я мог считать себя
добропорядочным человеком, творя волшебство в лицее Бриеллы - пока не
вышел закон, возбраняющий чернокнижие. Но, допустим, этот закон был
обнародован как раз в тот момент, когда я произносил заклинание. Что же
мне делать - довести его до конца и тем самым преступить закон, или
остановиться на полуслове и дать демонам меня разорвать?
говоришь о неподчинении закону, а я - о вещах, неподвластных законам. Я и
сам вовсю нарушаю валькинговские законы и даже надеюсь совсем их
опрокинуть...
- но это же смешно. Каким образом ты собираешься выяснять, верен ли твой
принцип, если только кто-нибудь уже не додумался возвести его в силу
закона, которым могут пользоваться люди? Даже ваша так называемая истинная
вера - а я не сомневаюсь, что ты веруешь бездумно, как это свойственно
молодым - так вот, даже она есть всего лишь род закона, не так ли? Ты
вынужденно полагаешься на чье-то мнение о том, что веровать именно так -
хорошо, а по-другому - нехорошо, и отсюда прямо вытекает все остальное. В
том числе и твои знаменитые принципы, на которые опираются второстепенные
доводы... как котята, что ловят собственный хвост...
куда как силен в логике и всегда можешь легко меня переспорить, но...
вставая. - Нет, я вовсе не намерен загнать тебя в тупик. Я просто хочу,
чтобы ты понял: поступай, как тебе больше нравится, и поменьше думай о
золотой принцессе... кстати, в этом золоте более чем достаточно меди...
уверенности в себе. Оставалось только придумать, как бы снова не оплошать
перед той, чье мнение было всего важнее - перед Аргирой, стассийской
принцессой. Но случая не представилось: на следующий день ее нигде не было
видно, и на следующий тоже. Несколько раз он посылал ей записки, но ответа
не получил ни на одну. "Очевидно, - думалось ему, - мнение старшей сестры
стало и ее мнением..."
карренских латников, без конца упражнявшихся на ристалищном дворе под
строгим надзором Эвименеса. Звездный Воевода был одинаково проворен что с
пикой, что на мечах, Эйрар сам в том убедился.
пытались восстановить мост, но без особого рвения. Однажды Эйрар смотрел
на них со стены замка, одновременно в который раз припоминая свой спор с
принцессой и соображая, что следовало бы тогда сказать или сделать
иначе... и внезапно застыл, пытаясь ухватить некую мысль, смутно
тревожившую его с того самого дня. И наконец вспомнил и вновь явственно
услышал голос старшей из сестер: "...графа Валька, когда он явится сюда с
флотом Двенадцати Городов..."
Карренец был потрясен не менее его самого, и уже вдвоем они отправились
уговаривать герцога Микалегона немедля собрать полный военный совет, хотя
был всего только полдень. После немалого крика и беготни совет все же
собрали. Эйрар еще раз поведал о странных словах, нечаянно оброненных
принцессой; Плейандер мял пальцами нижнюю губу, а черные брови герцога
сдвигались все мрачнее, обещая грозу. Когда Эйрар кончил, все заговорили