могилы с каменными крестами. Из тумана выходят черные фигуры, к часовне
двигаются медленно, торжественно, словно плывут по воздуху. Кто-то
громко читает молитву. Желтые огоньки свечей едва заметно колышутся от
движения воздуха.
чересчур ярким и ровным, костер разгорался бы постепенно, а если факел,
то от него свет не такой сильный, да и багровости бы побольше, а этот
почти солнечный...
жара. В голове грохот от суматошных мыслей: если там кресты, то это
захоронение христиан. С виду очень свежее. И молитва вроде бы молитва, а
не... правда, я слышал, что бывают молитвы наоборот, слова произносятся
от конца к началу, чтобы вернуть мир к Началу и переиграть партию
заново.
ярче, монахи запели все разом и как-то странно быстро, словно через
стены, втянулись в часовню. Свет вскоре погас, в часовне стало темно и
тихо.
Гендельсон, несмотря на усталость, еще не спал. Подпрыгнул, когда я
неожиданно вышел из темноты, но его рука метнулась не к мечу, а к
сердцу.
На крайнем юге...
я сел и машинально начал подбрасывать в огонь веточки. В черепе винегрет
из разноречивых идей, идиотских предположений, гипотез. Поленья с сухим
треском медленно распадаются на крупные угли рубинового цвета. От них
идет хороший сухой жар, мысли начинают упорядочиваться, сейчас я все
наконец пойму...
наконец метнулись к рукояти меча. Из ночи что-то двигалось в нашу
сторону. Нет, кто-то, а не что-то, шаги явно человеческие. Я вытащил
меч, потом подумал и взял молот. Это хоть и похоже на выстрел из
гранатомета, но по мне в ночи лучше перебдеть, чем недобдеть.
Глава 23
сторону медленно шагал высокий мужчина. Одежда на нем истлела, висит
лохмотьями, но смертельно бледное изможденное лицо уцелело, если,
конечно, это мертвяк. Он держал на руках молодую женщину в ночной
рубашке. Одной поддерживал под колени, другой под спину, так что пальцы
доставали ее груди. Кончики вжимались при каждом шаге, там пружинило,
сама грудь призывно колыхалась. Значит, еще не окоченела, трупное
окоченение, как я помнил откуда-то, начинается через пару часов. Или
раньше.
вообще никто с женщиной на руках не опасен, он сам обычно жертва.
скулы, ярко выделяются угольно-черные косматые брови. Идут от уха
толстой дугой, смыкаются над переносицей. Мне показалось, что на щеках
какие-то полосы. Мужчина медленно поднял тяжелые бледные веки, полосы
пропали. Я понял, что это ресницы. По спине пробежал озноб, ибо в этом
ночном мире, когда есть только переходящие одна в другую белые и черные
краски, глаза у него ярко красные, как включенные фонари заднего хода.
вздрогнул: клыки, как у лесного кабана, а нижние зубы, напротив -
желтые, сточенные. По коже прошел холодок от ледяного замогильного
голоса:
другой вытащил крест и загораживался им, словно башенным щитом. Мужчина
в егo сторону не повел даже глазом. Глядя мне в лицо, повелительным
жестом протянул женщину. Я как дурак машинально взял. Живая, озябла, но
спит, как медведица в январе. В моих руках мягкое податливое тело
едва-едва прикрытое ночной рубашкой... черт, это же не рубашка, а саван.
мощами господними... тьфу, мощами святых и апостолов повелеваю изыднуть
туда, откуда...
показалось, что он не слышит и не видит нас, а если и видит, то как
смутные тени, - я... выполнил... Огонь и ад... но я должен был...
ее деть, но тьма поглотила его, словно растворила клочок тумана.
Гендельсон перестал бормотать, сказал с облегчением:
от него бы только смрадный дух...
Черт, а куда вот это?
Спасителя, и в эти мгновения мои руки с бабой тянулись к нему: на,
разбирайся сам.
невинная агница.
часто по ошибке хоронили живых, то тело промерзло или хотя бы застыло,
хоть тут и не зона вечной мерзлоты, а она вроде бы не совсем мамонт.
делу. Нам вообще-то надо не ехать, а нестись сломя голову! А так... на
фига она мне? Куда везти, в чьи руки пристраивать? Почему этот дурак,
что выкопался из могилки, уверен, что я тут же брошу все и кинусь
пристраивать эту девицу? А может, она коммунистка? Или хуже того -
демократка?
двигалась, лежала, как снулая рыба на берегу после отлива. Я присел,
потрогал на шее место, где артерия. Под пальцами слабо чувствовались
едва слышимые толчки.
не тронул? Не успел?
мог с нею сделать что угодно. Может быть, что-то и сделал, но кровь не
пил, это точно... Черт, недаром же на этом наживаются фабриканты всякой
косметики...
Красота - страшная сила!.. Красота если и не спасет мир, но по крайней
мере может служить некоторой защитой. А если еще усилить ее надлежащей
косметикой, дезодорантами, духами, татуашью и макияжем - то станет
средством нападения.
дополнительных украшениях. Как раз больше красит ее отсутствие
украшений. Красота - это обещание счастья, я уже чувствовал, как у меня
теплеет в груди. Бывают столько совершенные виды красоты, что люди,
тронутые ими, ограничиваются тем, что только говорят о них и любуются
ими. Лишите мир красоты, и вы лишите его половины нравственности,
половины его правил. Даже вампир не смог причинить ей вреда, вынес к нам
навстречу, рискуя своей шкурой.
шее, наконец сказал с мукой в голосе:
создал такую красоту, то зазря?
приподнял ей ноги и заправил плащ, чтобы прижимала босыми ступнями. Я
бросил остатки хвороста в огонь, лег с подветренной, как предполагал,
стороны, но не угадаешь, полное затишье. Гендельсон тоже лег, зябко
Черепнин Владимир
Корнев Павел
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Прозоров Александр
Каменистый Артем