Чтение 58–й страницы книги ~Расколотые сны~

Как-то Гилберт повез свою пациентку на танцы в небольшой ночной клуб с
прекрасным оркестром. Они много смеялись, шутили, совершенно забыв о том,
что придется возвращаться в тоскливый и размеренный больничный обиход. В эту
минуту они были просто людьми. Веселыми, нарядными, беззаботными.

- Вам здесь нравится? - осторожно спросил Гилберт.

- Очень! Я ужасно вам благодарна. Знаете, вы совершенно не похожи на
других докторов.

- Они не танцуют?

- Вы понимаете, о чем я.

Он чуть прижал ее к себе, и оба остро ощутили важность и значимость
момента. Роковые слова уже были готовы сорваться с языка Келлера. Но какое
он имеет право? Кто он для Эшли?

"Это очень опасно для вас, Гилберт. Остерегитесь..."

Глава 25

- Не втирай мне очки, доки! Я прекрасно знаю, чего ты добиваешься!
Хочешь, чтобы эта идиотка Эшли посчитала тебя своим другом?

- Я и есть ее друг, Тони. Так же, как и ваш.

- Врешь! По-твоему, на ней клином свет сошелся, а я - так, жалкое
ничтожество!

- Ошибаетесь, Тони. Я уважаю вас и Алетт не меньше, чем Эшли. Вы все для
меня одинаково дороги.

- Это правда?

- Честное слово. И кроме того, я не могу забыть, как прекрасно вы поете.
И, должно быть, играете?

- На пианино.

- Если я договорюсь о том, чтобы вам разрешили воспользоваться фортепьяно
в комнате отдыха, вы не откажетесь нам спеть?

- Возможно, - с деланным безразличием бросила Тони, хотя в голосе явно
звучали взволнованные нотки.

- В таком случае буду счастлив поскорее услышать вас, - улыбнулся
Гилберт. - Можете считать этот инструмент своим.

- Спасибо, - коротко ответила Тони. Верный своему слову, Гилберт добился,
чтобы Тони позволили проводить ежедневно один час в комнате отдыха. Вначале
девушка пыталась закрывать дверь, но любопытство остальных пациентов
оказалось сильнее. Вскоре Тони начала давать настоящие концерты, и в
благодарной публике не было недостатка.

Доктор Луисон одобрил попытки Келлера достучаться до больной и даже
осведомился, как быть с Алетт.

- Я хочу, чтобы она проводила побольше времени в саду, за мольбертом.
Конечно, за ней будут постоянно наблюдать, но, думаю, для нее это окажется
неплохой терапией, - объяснил Келлер.

Но Алетт наотрез отказалась взять в руки кисти. Как-то на очередном
сеансе доктор Келлер заметил:

- Вы совсем забросили краски, Алетт! Жаль, что такой талант, как у вас,
пропадает втуне. Вы такая одаренная художница!

- Возможно.

"Откуда тебе знать, кретин?!"

- Разве вам не нравится рисовать?

- Нравится.

- Почему же не хотите меня порадовать?

- Потому что совершенно бездарна. "Да, отцепись же наконец!"

- Кто вам это сказал?

- Моя.., моя мать.

- Мы еще не разговаривали о вашей матери. Хотите рассказать мне о ней?

- Нечего рассказывать.

- Она трагически погибла, верно?

- Да, - неохотно буркнула Алетт после долгой паузы, - авария.

Но завтра она начала рисовать. Ей нравилось сидеть в цветущем саду, а
стоило притронуться кистью к холсту, как она обо всем забывала. Иногда
вокруг собирались пациенты и восторженно переговаривались голосами всех
цветов радуги.

- Ваши картины должны висеть в галерее. Черный.

- Эта картина чудо как хороша. Желтый.

- Где вы учились? Черный.

- Не могли бы вы когда-нибудь написать мой портрет?

Оранжевый.

- Хотелось бы мне обладать хоть сотой долей таких способностей.

Черный.

Ей всегда становилось тяжело на душе, когда приходилось возвращаться в
дом. Но санитар неизменно подходил к ней, извинялся и просил идти обедать
или ужинать. Алетт никогда не возражала.

***

Однажды доктор Келлер подвел к Эшли маленькую, пожилую, похожую на
призрак женщину.

- Познакомьтесь, Эшли, это Лайза Гарретт. Сегодня она выписывается.

Лайза расплылась в приветливой улыбке:

- Ну разве не чудесно? Я всем обязана доктору Келлеру.

- Видите ли, Эшли, - пояснил Гилберт, - Лайза, как и вы, страдала
расщеплением сознания.

- Да, но теперь я осталась одна. Все мои "заместители" согласились уйти,
дорогая.

- Лайза уже третья с подобным недугом, кто в этом году возвращается
домой, - многозначительно добавил доктор Келлер. И в душе Эшли вновь
загорелся огонек надежды.

Но ее остальные "я" вовсе не были довольны происходящим. Правда, Алетт
была немного добрее Тони. Она даже симпатизировала Келлеру.

- Думаю, он не так уж плох, - признавалась она подруге. - Такой милый и
заботится о нас.

- Дура набитая, - фыркнула Тони. - Слепа, как летучая мышь! Неужели не
видишь, что происходит? Сколько раз мне твердить: он притворяется
добреньким, чтобы вертеть нами, как пожелает. Добивается, чтобы мы
беспрекословно подчинялись, а сам знаешь, что задумал? Хочет свести нас
троих вместе и убедить Эшли, что она в нас не нуждается. Ну а потом... Потом
нам конец. Мы умрем. Ты этого желаешь? Лично я - нет!

- Ты права, - нерешительно призналась Алетт. - Погибать так страшно. До
сих пор мы неплохо жили. Что им всем от нас нужно?

- Лучше слушайся меня, если не хочешь кончить, как эти мужики! Нужно во
всем соглашаться с доктором. Пусть верит, что мы действительно хотим ему
помочь. Будем водить его, как бычка на веревочке. Спешить нам некуда.
Обещаю, что в один прекрасный день вытащу нас отсюда.

- Как скажешь, Тони.

- Прекрасно. Пусть старина доки радуется, что все идет как надо.

Через несколько дней Эшли получила письмо от Дэвида. В конверт была
вложена фотография смеющегося малыша. Эшли перечитала письмо несколько раз:

Дорогая Эшли!

Надеюсь, дела идут хорошо и скоро вы окажетесь дома. У нас ничего нового.
Я много и с удовольствием работаю. Клиентов немало, у каждого свои беды, и
приятно знать, что можешь чем-то помочь людям. Джеффри растет не по дням, а
по часам. Ему уже два года. Если все и дальше пойдет такими темпами, еще
немного - и он объявит, что женится. Мы по-прежнему думаем о вас и желаем
счастья. Сандра посылает самый горячий привет и надеется, что мы
когда-нибудь обязательно увидимся.

Дэвид.

Эшли долго сидела, рассматривая снимок. "Какой милый малыш! Счастлив и
весел, и дай Бог, чтобы так было и впредь".

Она пошла обедать, а когда вернулась, обрывки фотографии были разбросаны
по всей комнате.

Июнь, 15, 1.30 дня.

Пациент: Эшли Паттерсон. Сеанс терапии с применением амитала натрия.
Чужеродное "я": Алетт Питере.

- Расскажите мне о Риме, Алетт.

- Я не видела города прекраснее. Там столько музеев! Я побывала во всех.
Проводила там целые дни. Картины.., скульптуры.., жаль, что вы этого не
видели.

"Что может какой-то докторишка знать о музеях!"

- Вы хотели быть художницей?

- Да.

"Идиотский вопрос. Кем мне еще быть? Уличной девкой?!"

- Вы учились рисовать?

- Никогда.

"Тебе еще не надоело привязываться ко мне?"

- Почему? Из-за того, что матери не нравились ваши картины?

- О нет! Просто посчитала, что у меня не слишком выдающиеся способности.

"Тони, убери его, я больше не могу!"

- Вы переживали какие-то психологические травмы в этот период? Возможно,
с вами случилось нечто страшное. То, чего вы не хотите вспоминать!

- Нет. Я была очень счастлива в Риме. "Тони!"