вместо ответа повернулся я к госпожам обер-лейтенантшам. И те ничего, стерпели
столь ужасное нарушение субординации...
прямой, - ответила Мартина. - Условно-критическая дистанция до потока будет
достигнута через двадцать метров... если мы всё посчитали правильно. И пещера
внезапно не сузится.
Пристегните меня и будьте готовы вытащить.
Фатерлянд тебя не забудет...
закрепим на плече...
поделаешь.
начал как-то подозрительно бурлить, на поверхности лопались пузырьки, но это
пока ещё были обычные пузырьки воздуха. Слизь словно бы закипала изнутри; пока
ещё это не истинные зародышевые пузыри, но, чувствовалось, скоро дойдёт и до
них. Я замер, затаился у стены, хотя ясно, что поток реагировал не на движение
и не на тепло. Каким-то образом он чувствовал само моё присутствие. Всё-таки
нет, не совсем иммунная система. Сложнее. Эффективнее.
проползти мне удалось немного. Метров тридцать пять - сорок, чуть больше, чем
было предсказано, но тем не менее. Несмотря на все мои усилия, свет даже самого
мощного фонаря упирался в плотную завесу мрака.
сделать один выстрел, огнемёт задержит тварей, но для этого мне надо их
опередить. Хоть на полсекунды, а опередить.
что отвратительный запах кипящей сыворотки пробивается даже сквозь абсолютную
защиту дыхательных фильтров. Броня сейчас приведена в максимально напоминающую
скафандр конфигурацию. А по лбу катятся, катятся, катятся капли холодного пота,
и страх рвёт внутренности, словно когтями громадного зверя.
такое прочее, но... мёртвый я точно уже: ничего не сделаю. Всё для фронта, всё
для победы - и мои предки бросались под танки с гранатами, раненые подрывали
себя и товарищей, чтобы не попасть в плен, - а я боюсь сделать то, что
представляется единственным возможным решением в данной ситуации.
чётко...
и никто никогда не найдёт их. Камеру и оборудование - туда же. Конечно, если
ведётся прямая передача на штаб... Тогда предварительно хряпнуть камеру о
камень. Разумеется, чисто случайно. И все. Концы... гм... в слизь. Никто ничего
не узнает. Скорее всего ещё и медаль дадут. Идти дальше - почти верная смерть.
Так, как Глинка, ещё можно - когда тебя страхует всё отделение. А если мы все
сунемся дальше, где стены пещеры сходятся почти к самому потоку, не оставляя
места, - то моё отделение во главе со мной всё останется здесь. И тогда
действительно всё окажется напрасно. Всё окажется напрасно...
которая не принесёт никакой пользы твоему народу. Это не закрыть грудью
амбразуру или подорваться вместе с утюжащим наши окопы "тигром". Это совершенно
бесполезно и бессмысленно. Поэтому поворачивай назад... только предварительно
сделай одно неловкое движение, и хрупкий окуляр камеры разлетится дождём
стеклянных брызг. Потом ты вернёшься. И аккуратно тремя встрелами отправишь
всех в Аид.
просто не дается. Она теперь такой же враг, как и все остальные. Уничтожить её
- оказать большую услугу Новому Крыму. И всем, кто ещё осознаёт себя русскими,
а не подпоркой при "стержневой нации".
неизбежным и пытаясь оттянуть его ещё хоть на малое время, опять пополз вперёд.
До потока слизи осталось всего метра два. Критическая дистанция,-если судить по
случаю с Глинкой.
кипятильник в этот, извините, протухший суп Вспучиваются и лопаются пузырьки.
Воздух, воздух, воздух... стоп!
теряющихся в глубине сосудов. Наверное, всё это время поток тщился создать
нечто, пригодное для боя. Всё-таки зародышевые яйца здесь ещё очень малы. Им
нужны и свет и простор... окончательно дозреть они могут только там, внизу, в
"реакторе"...
последние капли слизи. Я вижу, как словно бы рука опытного хирурга пережимает
ведущие к нему сосуды и ловко, аккуратно перерезает артерии, так, что не
просачивается ни капли. Я понимаю, что никакого скальпеля и никакого хирурга
там нет, есть сложнейший, великолепно отрегулированный каскад энзиматических
реакций. Протеазы, их активаторы, их игнибиторы... катализаторы... и всё такое
прочее. Тот, кто это сделал - Бог или природа, - был истинным гением.
пробежала трещина, другая... кожистые покровы расходятся с мокрым чмоканьем, и
я вижу создание - что-то вроде всё того же "жука", но со стрекозиными крыльями,
крупными многофасеточными ярко-зелёными глазами, что, по-моему, способны
светиться в темноте, вздутым (и равномерно пульсирующим) брюшком, сквозь
которое просвечивают зелено-коричневые внутренности, и внушительных размеров
крючковатыми челюстями; чуть пониже их вздрагивает, словно от нетерпения,
острая игла жала, с неё одна за другой скатываются мутно-желтоватые капли.
Тварь переполнена ядом, она не в силах даже удержать его в себе.
человеческой мысли, - и неведомое существо, только что вылупившееся из глубины
живородящего потока, с одной-единственной целью - убивать.
Гилви. Что-то вроде "стреляй, Рус!".
стрекозиные крылья, с гудением взлетает, зависает над краем по i ока. Смотрит в
упор на меня. А я - на него.
руки, словно стремятся повернее и побыстрее покончить со мной. Никогда не
думал, что буду склонен к суициду.
алых предупредительных огней на всех мыслимых индикаторах. Мне кажется, что я
слышу словно чей-то слабый голос, на самом пределе слуха, или даже нет, на
самом пределе мысли. Меня вдруг вновь захлёстывает то странное состояние,
которое я уже испытал один раз - тогда, в коридоре "Мерены", когда решалась моя
судьба и Валленштейн с моим ротным как раз и спорили с риттмейстером, моим
нынешним спутником...
одуряющей вони, я вообще ничего не чувствую. Всё, что остаётся в этом мире, -
зелёные фасеты "жука"-убийцы в полутора метрах от меня. Его крылья трепещут,
однако он не двигается с места.
мыслю. Разворачиваю полотнища образов, невесть откуда взявшиеся в моей памяти.
Я вижу древний океан, ещё безжизненный. Пустынные берега. И самые первые
комочки живой слизи в полосе тёплых прибрежных вод. Такие же живые комочки, как
и тот, из которого возник мой визави. Я вижу, как усложняется тело, как
появляются всё новые и новые виды; передо мной словно проходит вся история
эволюции - подобно тому, как перед умирающим человеком якобы проносится история
всей его жизни. Передо мной проносится история человеческого рода. Мелькают
причудливые формы, каких я никогда не видел ни в каком учебнике палеонтологии.
Вздымаются горы и высыхают моря. Твари бьются за существование. Но в основе
своей - мы всё те же крошечные комочки живой слизи в полосе прибоя. Нам нечего
делить. Мы - одно и то же. Мы - живые.
я", - шёпотом произношу я всплывшую из детства фразу Маугли. "Мы одной крови -
ты и я", - говорят вереницы картин из моей памяти. Расходятся, порычав друг на
друга, два каких-то зверовидных ящера. "Мы не сделаем друг другу вреда".
Разлетаются в разные стороны два птеродактиля. "Мы поделим добычу". Показав
друг другу клыки, скрываются в противоположных друг от друга зарослях два
саблезубых тигра. "Мир достаточно велик для нас обоих". Это говорится не
словами. Образами. Отчего-то мне кажется, что "жук" способен воспринять то, что
я сейчас вижу сам.
продолжаю:
мелкие водоёмы, там, где мать-земля вытолкнула на поверхность водяные жилы. "Ты
можешь жить. Сам. Необязательно выполнять приказы". Понятно, что слов тварь не
Суворов Виктор
Шекли Роберт
Зыков Виталий
Корнев Павел
Орлов Алекс
Смоленский Вадим