даже отключил подачу энергии на фабрику, чтобы задержать...
кинофабрике?
по плану, но с бардаком. Смыв фильма был запланирован на 12 января. Поэтому
я прилетел в Рязань восьмого, думая, что у меня куча времени в запасе. За
три ночи, сам понимаешь, мне могли вынести с фабрики не только наш фильм, но
и половину проявочных машин. Поэтому я не спеша звоню из гостиницы
диспетчерше фабрики, приглашаю сена вечер в кабак, а она говорит: "Костя,
сегодня ваш фильм смывают". Оказалось, у них какая-то дырка в плане,
Братский комбинат не поставил им целлюлозу, и они за час до моего прилета
сунули наш фильм в ванны с раствором. Ты представляешь? Как у меня тогда
инфаркт не случился--вот что удивительно! Но, слава Богу, они начали со
звуковой плевки! Ну, сам понимаешь, я не мог отменить приказ директора
фабрики и вообще не мог засветить мой интерес к этому фильму, я же прилетел
получать у них пленку для своей новой картины, вот и все. Короче, что мне
делать? Я схватил такси и помчался на электростанцию. И за два ящика водки
отключил подачу электричества на кинофабрику. Просто. А вечером, когда
ночная смена проявщиков пленки скопировала мне позитив. Но фонограмма
погибла, старик, извини. Правда, все можно озвучить заново, если...-- тут он
замялся и отвел глаза. -- Если что? -- спросил я.
спросил: --У тебя правда, нет сигарет?
уже и свобода, все так. И если я вытащу сейчас этот фильм, то все будут
кричать, что я герой и так далее. Но никто не знает, что может случиться
завтра. Какой-нибудь Гидаспов, Нина Андреева или Лигачев станут на место
Горбачева и -- конец, мы снова при социализме. И вот тогда КГБ от меня
мокрое место оставит. Сам понимаешь, я же у них целый кинофильм выкрал. Они
таких вещей не прощают.
что Костя был совершенно прав, в этой стране в любой день может случиться
что угодно вплоть до правительственного переворота. А кроме того, у Кости
всего неделю назад был инфаркт, и не мне толкать его сейчас на очередную
авантюру. -- Бог с ним, с фильмом, старик, -- повторил я. -- Мир прожил без
этого фильма десять лет, проживет еще годик.
копию за пол-литра водки сделали не на рязанской кинофабрике, а на
"Ленфильме". И не в январе семьдесят девятого, а в июле семьдесят восьмого.
И не для меня, а для тебя. Понимаешь? -- Нет...
неприятности, и, на всякий случай, за пару бутылок водки сделал себе в
студийной лаборатории копию позитива. Потом нелегально вынес ее со студии и
закопал у бабушки в саду. А теперь ты приехал, достал из земли ящик с
самолет -- и гуд бай, никакой КГБ тебя не достанет. А мой кооператив купит у
Союза кинематографистов эту пленку, мы ее сами озвучим и будем показывать в
сети своих кинотеатров. Конечно, при условии, что ты, как автор фильма, дашь
нам такое право, -- и Костя лукаво посмотрел на меня своими серыми глазами.
--How much? -- Что "how much"? -- не понял я. -- Сколько ты хочешь за прокат
этого фильма? --Тебе я отдам этот фильм даром. Где он? -- Нет, так бизнес не
делают даже в СССР, старик. Я тебе дам три процента от нетто. То есть от
нашего чистого дохода. Идет?
процентов от гросса, но после налога -- черт с тобой! -- Костя, я сегодня
уезжаю в Москву. Где фильм? -- Фильм у меня дома, в холодильнике. Вот ключи
от квартиры. -- Но у меня нет билета на поезд. --Это мелочи. Что у нас
сегодня? Понедельник? В понедельник на Московском вокзале старший кассир Зоя
Игнатьевна. Скажешь ей, что ты от меня, и получишь билет на "Стрелу". --Ты
уверен?
зарплате. Дай сигарету! Но я не дал ему сигарету.
не мог дать ему даже сигарету.
Костину квартиру. Но именно этого нельзя было делать. Ведь не мог же я с
этим фильмом в руках
поехал прямо в гостиницу -- судя по часам, я как раз успевал к ужину. И это
было очень кстати, поскольку обед, положенный нашей группе, каким-то образом
растворился в воздухе во время перелета из Москвы в Ленинград. Точно как
джинсы и сигареты из чемодана Джона 0'Хагена.
волков, и никто не скрывал аппетита, ведь за каждый день пребывания в
советских гостиницах мы заплатили по сто американских долларов. А в России
это почти месячная зарплата Горбачева.
толстыми кусками черствого хлеба, бутылки ленинградской минеральной воды
"Полюстровская" с густым ядовито-желтым осадком (громкое "Don't drink this
water [He пейте эту воду]!" тут же понеслось над нашими столами) и крохотные
блюдца с салатом из цветной капусты -- столь гнилой, что нельзя^ыло даже
представить, как взять это в рот.
"минеральной" водой хотя бы чистить зубы и нельзя ли ему заказать к себе в
номер графин кипяченой воды. Но официант, не дослушав профессора, ушел на
кухню. Мы ждали, сидя над отравленной водой и гнилыми салатами. Прошло
десять минут, пятнадцать, двадцать. Сэм Лозински встал и решительной
офицерской походкой ушел куда-то. Он вернулся ровно через двенадцать минут и
бело-зеленый, как айсберг в Антарктике. Даже губы у него были бело-зеленые.
рассказывать он неслушающимися губами. --Там никого нет, только продавщица с
кем-то говорит по телефону. Я стоял у прилавка и ждал, пока она закончит.
Она не обращала на меня никакого внимания. Я не понимаю по-русски, но я
вижу, что это неделовой разговор. Через пять минут я сказал ей: "Can I buy a
bottle of water [Могу я купить бутылку воды]?". Она отвернулась от меня и
продолжала говорить по телефону. Я стоял еще пять минут, шесть минут,
она сделала? Она вытащила из-под прилавка табличку "Closed" [Закрыто],
поставила прямо передо мной и продолжала трепаться по телефону. Can you
imagine [Вы представляете]?!!
пораженно качали головами: "What a country [Ну и страна]!" А я думал: бедный
полковник американской армии! Он три года служил в Южной Корее и еще
сколько-то лет в Японии, он редактирует Defence (Defence!) [Оборонный]
журнал Шестого американского флота, он, как лев, сражался на
пресс-конференции с советским полковником Азаренко, но он позорно отступил
перед безмятежным хамством простой русской продавщицы...
весь черствый хлеб и, чтобы занять время, стали рассказывать истории и
анекдоты. По кругу. Моника Брадшоу и старушка Огилви рассказывали, как они
пили абрикосовый сок в буфете Концертного зала имени Чайковского:
оказывается, в России соки и воду вам наливают в тот же стакан, из которого
до вас пили сотни других людей, can you imagine? А когда Моника, отпив
глоток ужасного сока, поставила свой стакан на буфетную стойку и
повернулась, чтобы уйти, буфетчица спокойно вылила этот сок обратно в
графин, из которого наливала сок другим покупателям. "CAN YOU IMAGINE???" --
воскликнула старушка Огилви. 1
глазками и сказала всем:
легенда, но я не думаю, что вы ее слышали. Вообще, в древнем Китае были
сотни сказок и легенд про обезьян, но в 16-м веке они были объединены в одну
легенду, Так вот, однажды жила очень бойкая обезьяна по имени Сон Гоку. Этот
Сон Гоку был рожден из камня и обладал массой волшебных качеств. Например,
он умел летать на облаках,
есть, если ему нужно было войско, он мог превратиться в 78 обезьян -- точно
таких, как он сам. Но все эти свои волшебные качества он употреблял на
баловство, хули-ганстао и разрушения. А чем больше он хулиганил, тем больше
портился его характер и тем больше вреда приносил он людям и природе. И Бог
решил наказать его. Бог запер его в каменной горе, из которой Сон Гоку не
мог сам освободиться. Но через несколько лет мимо этой горы проходил
буддийский монах Санзо Хоши. Он шел в Индию за святой книгой. И Сон Гоку
упросил монаха освободить его из каменной горы. Монах выполнил его просьбу,
Сон Гоку выскочил из горы и стал снова летать по всему миру, хулиганить,
творить зло и разрушения. Тогда Бог сказал ему: "Угомонись, потому что я
накажу тебя!". "Не накажешь! -- сказал Богу Сон Гоку. --Ты уже пробовал
наказать меня, ты запер меня в камень, но я и из камня вышел! Я все могу! Я
всемогущий! Дай мне любое испытание и ты увидишь, что для меня нет ничего
невозможного, я такой же могучий, как ты!". "Неужели?--сказал Бог. -- А
можешь ли ты добраться до конца Света?". "Конечно, могу! -- сказал Сон Гоку.