языком,- Другого случая не было...
воображение. - Эта драка...
какому-нибудь расследованию?
порой держась за стены.
залился пьяными слезами. Только теперь он вспомнил, что давал клятву никому не
рассказывать о позоре Цезаря. И как это Макрин вытянул из него тайну?
казалось, что старик и не уходит из триклиния. Так и спит здесь, просыпается,
ест и опять засыпает.
внучек. Ветчина изумительная. Но все это мелочь. Ерунда. Подумаешь, прошел под
"ярмом".
получат статус матери, а не отца. Понимаешь? Никто из его детей, кроме Постума,
не имеет права быть императором.
просочилось в прессу, что в плену Элия избили плетями, а потом изнасиловали.
телкой?
он не мог ходить. Это всем ясно. Только все об этом стыдливо молчат.
поместить в вестнике.
себя присочинят.
про "ярмо" не надо. Ты понял, дедуля?
Бенит. У тебя есть свой собственный сын. Его и надо сделать императором.
сообщил диктатор своей помощнице. - Ты должна будешь ежедневно просматривать
"Первооткрыватель" до выхода. Назначаю тебя куратором. Все сообщения касательно
Цезаря... бывшего Цезаря, - поправил себя Бенит, - мне на стол. А в другие
вестники передай: без моего разрешения имя Цезаря упоминать нельзя.
человек в Риме".
Листья южных красавиц опадали черными грязными тряпками в серую мерзкую кашу
тающего снега. Дети играли в снежки, норовя зазевавшимся прохожим забросить за
шиворот комок побольше.
в драный шерстяной платок, подаренный хозяйкой.- И я вместе с ними".
деревья куда больше людей. Пришельцы из далекой Индии, наверняка они чувствуют
себя чужими даже спустя пять веков после своего переезда. С некоторых пор Кумий
чувствовал себя чужим в Риме. Браслет Валерии был давным-давно продан, как и
почти все имущество Кумия.
чистой бумаги у него не было давным-давно. А тут кончились и старые рукописи,
которые он перечеркивал и вновь использовал, печатая на другой стороне. Кумий
принялся рыться в старом сундуке в поисках какого-нибудь давнишнего черновика.
Ему казалось, что черновики никогда не иссякнут. Но выходило, что ничего не
осталось - оказывается, человек за свою жизнь успевает так мало! Нашлась лишь
серая папка, неведомо откуда взявшаяся. Напрасно Кумий напрягал память, пытаясь
вспомнить, откуда она. Ничего не всплывало. Ясно, что папка была не его. Кто-то
дал ему ее на сохранение. Кто-то чужой положил в сундук. Листы в папке были
старые, пожелтевшие. От времени черные буквы машинописи распылись. На первой
странице значилось:
ориентировочно 870-871 годов, сделанная на пергаменте".
а не только каникулы, когда знать бежит из Рима, и в Городе остается лишь нищий
плебс.
слишком глубоко запрятал смысл, намеки слишком тонки, нынешним читателям их не
понять. Береника сказала, что в моих произведениях не хватает чувства. И я
готов с ней согласиться. Эта женщина продолжает меня удивлять. Я пригласил ее
погостить к себе на виллу. И она приехала. Она по-прежнему красива. Быть может
даже красивее, чем прежде. Говорят, в молодости Береника, как Фрина, не
пользовалась косметикой. И румянец, и черные полукружья бровей, и ресницы - все
было естественным. И сейчас она красилась мало. Однако румяна и краску для губ
употребляла.
Серторий. Себя он называет стоиком, но я подозреваю, что он понатаскал со всех
учений понемногу и пытается слепить нечто особенное по примеру Цицерона. Поутру
он даже пытался зачитывать мне куски своих "опытов". Береника присутствовала.
Серторий постоянно бросал на нее взгляды и постоянно сбивался. Серторию нет еще
и тридцати, Береника лет на шесть или семь его старше, а между тем он полностью
очарован этой женщиной. Любовь его безнадежна, и, кажется, сам Серторий это
понимает - он беден, едва выпутался из старых долгов и тут же наделал новых.
Купить любовь Береники ему не по средствам.
будет читать. Надо зацепить читателя, обратиться к его чувству, а ты
обращаешься к разуму. Это обычная ошибка римлян. Они слишком превозносят разум.
Вымысел для других, - напыщенно заявил Серторий.
чужими мифами. Римлянину не подобает сочинять сказки.
что он выльется позднее.
сад, а с боков большие окна, такой же почти величины, как и двери - так что
триклиний овевается ветерком с трех сторон. Из окон виден сад, а за ним - море.
Сад у меня отличный, садовником я нахвалиться не могу - весь цоколь виллы и
даже статуи он обвил плющом. Поразительно этот парень умеет сочетать различные
растения. Плюш с темными глянцевитыми листьями обвивает платаны, перекидываясь
от дерева к дереву. Лужайка окружена буксами, подрезанными в виде букв, из
которых складывается мое имя. К морю ведут два портика, а между ними бассейн, и
вдоль воды устроены клумбы, засаженные благоухающими левкоями.
Льщу себя мыслью, что сам я автор. Хотя подозреваю, остальные не догадываются о
моей роли. Не спешу афишировать. Тайная власть пуще всего тешит самолюбие. А
вскоре я приобрел третьего актера. Как раз перед обедом, когда накрывали на
стол, а Беретка прихорашивалась в своей комнате, явился Дионисий с известием,
что прибыл какой-то раненый трибун и просится переночевать. У меня не постоялый
двор, но раненому трибуну я отказать не мог и даже отправился лично встретить
его и проследить, чтобы этого человека устроили с максимальными удобствами и,
если надо, послали за медиком. Каково же было мое удивление, когда я увидел,
что это старинный приятель мой Марк, участвовавший в последнем походе
божественного Траяна. Что он ранен и вынужден покинуть свою когорту, я не знал.