Чтение 58–й страницы книги ~Вернусь не я~

оглянись.

- Шутишь, родич?

- Шучу.

Разговорить Любимчика я так и не смог, даже после третьей чаши самосского.
На меня не смотрит, слова еле цедит. Впрочем, главное я понял, после первых же
слов понял.

- На Итаке... Плохо на Итаке, Тидид! Мне сказали, что отец объявил меня
умершим. Как он мог? Жена... Пенелопа не стала больше ждать. Сейчас к ней
соседи понаехали, сватаются, шакалы. Говорят, мой сын называет отцом одного из
женихов... Антиноя Эвпейтида... Я этого Антиноя еще мальчишкой на коленях
держал. Знал бы - придушил!..

И как ответить Любимчику? Что никому из нас не повезло? Разве что
Агамемнону - тот и огорчиться, говорят, не успел. Ну, разве слегка, пока голова
с плеч слетала... Вот и еще один из нас уходит в Океан!

- Ну, что ребята, завтра?

- Завтра, Тидид!

* * *

Почему-то в это утро я перестал слышать. Слова скользили не задевая, мимо,
как стрелы у неумелого лучника.

Мимо, мимо, мимо...

Огромная толпа на аласийской пристани. Весь город нас проводить пришел да
еще в придачу с окрестных сел понабежали. Шумит толпа, да только я не слышу. И
Ам-филоха не слышу. А ведь рядом стоит, у жертвенника. Священнодействует
Щербатый, старается, дабы ОНИ нам ветер попутный послали...

...А ветерок и впрямь хорош. Эвр-восточник, словно и впрямь ОНИ нас
поскорее выпроводить решили. Барашки на серых волнах, чайки крикливые над
кораблями носятся...

Орут чайки, а я их не слышу.

Мимо, мимо, мимо.

У кораблей - все мы. Оружие у ног, на головах венки лавровые. Тут тихо.

Молчим...

Каменно-спокойный Идоменей, хмурый Любимчик, невозмутимый Гелен,
улыбающийся Подалирий, плачущий Эней. А вот Калхант, поближе к жертвеннику
пристроился!..

Говорить не о чем.

Уходим.

И уже не так важно, как взовьется к серому осеннему небу жертвенный дым,
что скажет печень белорунной овцы. Не повернуть, не изменить...

Уходим.

Что-то говорит Щербатый, я отвечаю, мы оба пытаемся улыбаться... Не слышу.
Мимо скользят слова.

Мимо, мимо, мимо...

И вот словно туманом окуталась Аласия, исчез причал, сгинули зубчатые
стены крепости. Остались лишь мы, уходящие, - и те, кого мы оставляем. Живые,
мертвые...

Сколько их! И не сосчитать даже!

Папа - молодой, растерянный немного. Вот он стоит совсем рядом вместе с
дядей Полиником и дядей Капане-эм. Ничего, папа, не бойся за меня, ты ведь сам
хотел когда-то выйти в море!

А вот и мы, эпигоны. Все, и кто погиб, и кто еще нет. Улыбается мне
Эвриал, улыбается дядя Эгиалей, даже Алкцеон Губа Заячья улыбается. Мол, и
надумал же ты, Дурная Этолийская Собака, спятить можно! А Капанид мрачен, на
меня не смотрит. Неужели мы с тобой все-таки поссорились?

Амикла - в том самом хитоне, из Сфенеловых сундуков, в котором она
когда-то пришла ко мне. Я не забуду тебя, Амикла, даже там, за Океаном!

А вот и те, кто дрался под Троей. Спокойные, уже перешагнувшие страшный
порог. Мы встретимся, малыш, мы еще увидимся, Аякс. И ты, Носатый, жди встречи.
Только не будем спешить, ладно?

Мама! ТЫ, наверное, тоже здесь, мама, жаль, я ТЕБЯ не вижу...

Эллада провожала нас.

Хайре, Эллада! И вот уже все позади, шея болит от лапищи Амфилоха (ох и
врезал напоследок!), маленький Киантипп вцепился мне в плечи, отпускать не
хочет, а чайки словно обезумели, крыльями мачты задевают, а я все" не слышу, не
слышу...

И только шепот вдали. Плеск. Не ты ли, река безумия, напоследок подступила
ко мне? Я тебя уже не боюсь, река. Что может быть безумнее моей жизни? Шепчи,
подступай к самым ногам - не страшно!

Но - нет. Плеск совсем иной - мерный, ровный, он все ближе, все сильнее. И
вот уже гремит вокруг, до самого медного неба, до самого черного Гадеса.

Седой Океан приветствует нас, решившихся.

- ...По местам стоять,.якоря выбрать, гистоны идо-лоны поднять, весла на
воду!..

Встречай нас, даль океанская, Туманом серым встречай! Найдем страну мы
счастливую, Там, за кромкой земли! В стране той небо безоблачно, Царит там Век
Золотой, Там горя нет, даже смерти нет, Там мы счастье найдем.

Несите нас, паруса, вперед!

Плещись, вода, за кормой!

Мы - смертные, но бессмертных путь

Предстоит нам пройти.

Так пенься, хлябь океанская!

Стучитесь, волны, в борта!

Нас ждет страна, что лежит вдали,

Мы назад не свернем!..

Станем Миносами!

СТРОФА-II

Вначале не понравилась дорога. Еле нашли, хоть и камнем выложена. Да
только оброс землей камень, травой желтой покрылся. Забились грязью колеи
глубокие, по которым повозки ходили.

Значит, не ходят уже. Не ездят.

А потом мы увидели город. Вернее, то, что когда-то было городом...

Эоловы острова. Жил когда-то здесь Эол, повелитель ветров. И
Липар-авзониец жил, потому их еще Липарами зовут.

Недаром все моряки Малеи боятся! Вроде обычный мыс, каменный, не очень и
приметный. Но вот только сте- регут этот мыс ветры - все разом, словно
сговорившись. А уж как накинутся!.. И па нас накинулись. Первый день еще вместе
держались, а потом как раскидало нас, как расшвыряло... Кто где, а мы тут, на
Эоловых островах. А как подумать, куда еще ветры нас пригнать могли, как не к
собственному папаше?

Что прибило нас сюда (меня, Подалирия да еще Идоменея) - не горе. На этот
случай твердо уговорились: отстанет кто, с пути собьется - на Тринаркии ждать
его будут. Только вот не встретил нас никто на пустом берегу. А ведь Идоменей
был тут, на этих самых Эоловых Липарах, всего десять лет назад. И город здесь
стоял, и люди жили...

- ...Напали? - предположил я, поддевая ногой что-то зеленое, трухлявое..
Щит - и дерево сгнило, и медь рассыпалась.

- Когда? - вздохнул Идоменей. - Сто лет назад?

Ответить было нечего. Искать - тоже. Нечего и некого. Заросшие травой
улицы, провалившиеся черепичные крыши, сухая повилика, обвившаяся вокруг серых
храмовых колонн. Тихо, пусто, мертво... А ведь критянин был тут всего десять
лет назад. Даже если напали враги, даже если всех вырезали, даже если сожгли
дома...

Идоменей и привел нас сюда. Он еще на пристани головой крутил. А как
увидел деревья - огромные, в два обхвата, что выросли прямо у жертвенника
Поседайону... Вначале думали мы с Подалирием - ошибся критянин, перепутал,
забыл просто. Мало ли где деревья растут? И что людей нет, сгинули, тоже, увы,
бывает...

...Но ведь гари нигде не видать! И ворота никто не разбивал, не вышибал
тараном - сами рухнули, когда петли бронзовые в пыль обратились... Умер город.
Не убили, не сожгли.

Сам умер.

- Эй, сюда! Сюда!

Ага, Подалирий! Ну, что ты там нашел, Целитель?

...Они лежали в одном из разрушенных домов, прямо на полу. Ни оружия, ни
клочьев одежды. Просто желтые кости. Да и костей осталось совсем чуток.

- Дети, - присмотрелся я. - Лет десяти, не старше. Значит, действительно
напали, всех перебили...

- Нет...

Присел Подалирий возле желтых костей, задумался. Затем осторожно коснулся
рукой, головой помотал. Никогда я еще не видал таким нашего Целителя! Даже под

Троей. Хмурый, губы поджаты, в глазах что-то непонятное...

...Вроде как гидру увидел.

- Это не детские кости, ребята. Это взрослые.

- Тут не жили пигмеи, Асклепиад! - вздохнул Идоменей.

- Они не пигмеи, - нетерпеливо бросил Подалирий. - Вы что, форму черепов
не видите? Это ахейцы, взрослые мужчины, только...

- Не выросли? - понял я.

Холодок по спине. Я видел мертвые города. И желтых костей среди руин
насмотрелся. Но тут что-то иное...

- Отец говорил, - Целитель медленно встал, отряхнул руки, - что если люди
женятся на родственницах, смешивают родную кровь, то через несколько поколений
они становятся такими...

Мы поняли. Но ведь Идоменей был тут десять лет на-эад, всего десять! И
вновь - холодом повеяло. Десять лет... А мы брали Трою неполные три месяца,
всего только три месяца! А ведь граница Номоса рядом, совсем близко!..

- Я знаю, куда нужно пойти, - негромко проговорил критянин. - Тут близко,
за стенами...

...Поле - огромное, бескрайнее, до дальних холмов. Желтая мокрая трава,
серые камни - сотни, тысячи. Выбитые, выщербленные ветром и дождем, осевшие,