Чтение 58–й страницы книги ~Пещера~

С глухим ударом упало в траву железное орудие. Его владелец упал рядом и не
стал подниматься. Павла разглядела рукоятку ножа, подрагивающую возле самого его
лица, у основания шеи.

- Павла?!

Тритан стоял на одном колене. Ножа больше не было в его руке, нож ушел в
чужую плоть, ушел по самую рукоятку.

- Павла, не вставай.

Машина, ожидавшая за домом, снялась с места мгновенно- даже с каким-то
паническим взвизгом. Одновременно со стороны улицы надвинулся шум сразу
нескольких моторов. И проблесковый огонек полицейской мигалки.

Сирена, наконец, заткнулась. В уши ватой впихнулась тишина; Тритан медленно
поднялся. Подошел к лежащему человеку, ногой отбросил в сторону тяжелую железную
трубку:

- Ч-черт...

Он помог ей встать -- точнее, вздернул над землей и поставил на трясущиеся
ноги.

Одна рука его болталась, будто парализованная; тропинка перед домом,
превратившаяся уже в поляну, со страшной скоростью наполнялась людьми.

- Павла, не смотри.

Она и рада бы не смотреть.

Поперек тропинки лежал парень в спортивном костюме. Один из тех, что
любовались луной на скамейке перед Павлиным домом; неужели не прошло еще и часа
- Стефана, Влай, скучный ужин, картофельное пюре в башмаках Тритана?!

Еще один лежал на белых носилках. Грудь поднимается и опадает - значит,
жив.

Третьего нигде не было видно, зато за частоколом ног в форменных серых
штанах утопал в темной луже один из нападавших, и с лица его уже сдвинули
повязку, сочно-зеленую, как у младшего врачебного персонала.

На лицо мертвого Павла смотреть не стала.

- Что же это, как же это... что...

Павла вздрогнула.

Плакал капитан административной полиции. Пожилой, грузный, всю жизнь
отдавший службе полицейский, - он плакал и не мог удержать трясущийся блокнот. И
отворачивался, а по мясистому круглому лицу текли и текли, обгоняя друг друга,
крупные слезы.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

- Когда ты поступал в театральное?

- Д-два года назад... Меня еще на отборочных

срезали, п-потому что я...

- Заикаешься?

- Н-ну, я когда т-текст выучу, то меньше з-заика-юсь... Н-но все равно, я
в-волновался...

Парень был мелким схрулем. Парень был белым схрулем - редкостный тип, и,
что самое невероятное, шокирующий вопрос Рамана не особенно смутил юного
акробата.

- А?.. Н-ну, конечно, н-на людях про Пещеру не говорят... Н-но вообще-то,
конечно, я про это д-ду-мал...

Парень был феноменально обаятелен - желтые волосы, вечно удивленные голубые
глаза. "Типаж,- думал Раман, смущая юношу пристальным взглядом. - Ходячий
типаж... Не актер, нет. Чуть пересмотрим рисунок- ему ничего не придется играть.

Пусть будет собой, всю драматическую часть вытянет Лица..."

"Если вытянет", - подумал он с внезапным страхом.

Скамейка под окнами его кабинета была непривычно пуста. Юноша сидел на
краешке стула, хлопал бесцветными ресницами и смотрел на Рамана с доверчивой
надеждой.

- Будем работать, Алериш. Светлые брови поползли вверх:

- Я же з-заикаюсь...

- Это мои проблемы, - Раман сидел на подоконнике, прислонившись спиной к
оконному косяку. - Будешь молчать.

Парень прерывисто вздохнул. Раман вдруг явственно представил себе, как он
поднимается со стула и говорит, глядя в пол: "Спасибо, но мне придется
отказаться..."

Парень молчал. Как будто уже начал репетировать.

Молчаливый садовник реанимировал кусты, которые еще можно было спасти, а
прочие спешно выкорчевал, насадив на освободившееся место массу пестрых
неприхотливых цветов - будто бы так и надо, будто бы ничего и не было... Кровь
на кирпичной дорожке замыли еще до рассвета. Незачем травмировать соседей
следами насилия. Насилия, которое недостойно человека.

- Тритан, ты так и будешь молчать? Ее муж обернулся от окна:

- Я сказал тебе главное. Как раз то, чего ни при каких обстоятельствах не
хотел говорить. Она опустила глаза.

Он прав. Таких вещей о близком человеке лучше не знать.

Схватка егерей в Пещере. Неподвижная фигура с хлыстом, охраняющая
ослабевшую сарну; она, Павла Нимробец - не сарна, не животное. Ей не пристало

бояться егерей.

Потому что там, где страх, - с любовью уже, как бы это сказать...
напряженка...

- Вот видишь, - сказал Тритан шепотом.

- Я не боюсь тебя, - поклялась она истово и на минуту сама в это поверила.

Он улыбнулся.

Павла сидела на кровати, на скомканных простынях, помнящих длинную
бессонную ночь.

- Значит, ты уже второй раз за меня дерешься.

Дерешься. Насмерть. Дерешься...

Она бездумно повторяла и повторяла шершавое, с тухловатым привкусом слово.

- Я каждый день дерусь за тебя, - отозвался он глухо. - Коллеги...
Некоторые люди, которых я вынужден звать коллегами, позволяют себе... просто
неприличную панику.

- Почему вы до сих пор не упрятали меня в изолятор? Как собирались?

- Павла, - ее муж потрогал руку на перевязи, - имей совесть.

И ей действительно сделалось стыдно. "В чем дело, возможно, это Кович
научил ее быть циничной?"

- Извини...

- Да ладно... Ты нервничаешь, я понимаю. Я все понимаю, Павла, я буду
защищать тебя, что бы там ни случилось, ночью ли, днем... Возможно, мне придется
увезти тебя отсюда- далеко-далеко. Потому что, видишь ли... эти люди не оставят
попыток заполучить тебя. Никогда.

Безысходность, рожденная этими его словами, была слишком велика, чтобы
Павла могла так сразу впустить ее в сознание. "Не сейчас,- подумала она
достаточно бодро. - Потом..."

Ей вспомнился давний, дальний лес и человек в водительском кресле,
умирающий во сне прямо у нее на глазах.

Как он там, в Пещере, бежал...

От кого он бежал? Что за ужас одолевал его в последние мгновения его жизни?

- Тритан...

Она хотела спросить, как люди становятся егерями.

Но у нее не повернулся язык. И еще она знала, что он не ответит.

Промолчит, по обыкновению.

Она вспомнила, как он швырнул через плечо человека в зеленой маске, какой
был звук, когда тот грянулся головой о землю, и как плакал бедный полицейский, в
жизни не видевший насильственной смерти.

Как будто это было не с Тританом.

Как будто не его рука, чье прикосновение она знала слишком хорошо, как
будто не эта рука метнула нож в шею того неудачника с железным самострелом...

Вчера вечером он собственноручно, на ее глазах убил двух живых, двуногих,
подобных себе людей. Ее Тритан.

А если бы он не убил их- судьба самой Павлы оказалась бы...

Она вздрогнула.

- Не бойся, - сказал Тритан, чуть отдергивая штору.

- Ты чего-то не договариваешь, - предположила она неуверенно.

Он посмотрел прямо ей в глаза. Усмехнулся:

- А когда это я говорил тебе все? Когда это было? "Я сама виновата, -
подумала Павла, отворачиваясь. - Меня это устраивало. Я с этим мирилась".

- Тебя интересует, - Тритан тяжело прошел через всю комнату, плотнее
запахнул халат, опустился в кресло, - почему Триглавец не достанет этих людей
через Пещеру?

"Как просто он об этом говорит, - подумала Павла, натягивая одеяло на
вздрагивающие плечи. - Как это просто - "достать через Пещеру"..."

За этими словами... За этими словами стоит страх, парализующий жертву,
причем жертвой может быть и сааг... За этими словами стоит черный хлыст, чье
прикосновение есть судорога и смерть.

Сколько раз сам Тритан, черная фигура в полумраке Пещеры, шел к обреченному
размеренно и спокойно, самим бесстрастием своим утверждая единственную
правильность такого порядка вещей?! Она сглотнула снова.

Тритан дрался за нее в Пещере. Тритан рисковал жизнью... Она даже не знает
до конца, чем еще он мог рисковать.

- Меня интересует, - она кивнула, пытаясь отделаться от скверных мыслей.

- Эти люди, они... это странная мысль, к ней не просто привыкнуть, Павла,
но, раз это касается непосредственно тебя... Они настоящие "они", а не
пешки-исполнители - не принадлежат Пещере. Попросту не бывают там. Никогда...

Сделалось тихо, в тишине мягко отдавались шаги охранника на веранде,
далеко-далеко, в глубине садов, переругивались собаки.

- Как же они... эти... живут?- спросила Павла потрясенно.

Тритан сухо усмехнулся:

- Так называемые мутанты. Побочный продукт экспериментов Доброго Доктора...
Их звериное не находит выхода. Они агрессивны... ты видела.

- Ты тоже... - она осеклась.

- Тоже агрессивен, ты хочешь сказать?

Павла снова вздрогнула. В тишине ей померещился явственный хруст позвонков.