впереди, среди моря низкого и тощего саксаула, возвышался черным
загадочным островом горный массив Хатун-Суудал ("Седло госпожи").
Слева тянулась обширная область размывов рыхлых желтых пород, в
которых Намнан Доржу и Рождественскому удалось найти кости динозавров.
Мы остановились на ночлег прямо в русле, чтобы утром предпринять более
подробное обследование. Здесь, в высоком саксаульнике, было уютно
после жарких, мертвых равнин и голых скалистых ущелий. Мы как будто бы
находились в лесу. Пламя большого костра отбрасывало веселые блики и
резкие тени от фантастических изгибов саксаульных стволов. Я закурил и
стал записывать впечатления пройденного пути. Горы здесь протянулись
на сотни километров скопищем конусов, узких и широких, острых и тупых,
возвышавшихся по обеим сторонам нашей дороги. Конусы черные с
блестящими склонами, словно облитые жидкой смолой, некоторые из них
вытянутые в ширину и увенчанные, словно капорами, черными веерами
голых скал. Только грозный Сэгсэг-Цаган-Богдо высился сплошной массой,
будто мрачный греческий собор со множеством плоских куполов.
скатывавшихся на юг, к центру Черной Гоби, местами перемежалась с
оазисами разнообразной растительности, совсем иной, чем в унылой
котловине Нэмэгэту. Гордо и прямо стояли рощицы евфратского тополя, не
сгибаясь под ветром, и только буйно шумели густой листвой. Как приятен
был звук лесного шума с его какой-то первобытной мощью после резкого,
наглого или жалобного свиста и воя пустынных ветров! Евфратский
тополь - стройное дерево с могучим стволом и очень светлой чешуйчатой
корой. Листья на одном и том же дереве разные - одни круглые, другие
узкие, как у ивы.
ярко-оранжевыми цветами. В середине русел островками попадался сочный
баглур с совершенно малахитовым цветом зелени. Широкие малахитовые
шапки красиво выделялись на сером песке русел, окаймленных рядами
оранжевых кустиков и полосами черной щебенки. Изредка встречались
цветущие желтым кустики арнебии, похожие на золотые короны, нечаянно
брошенные на гальке и песке сухих русел.
усеяны шариками сиреневых или розовато-фиолетовых цветков величиной с
просяное зерно. Красива была и серовато-зеленая тонкая листва
тамарисков, огромные пушистые кусты которых колыхались под ветром в
сухих руслах. Здесь, в этой Гоби, были распространены ковыльки. Они
росли пучками или щеточками, больше всего похожими на большие малярные
кисти, очень светлого и чистого желтого цвета. Такие пучки выделялись
четко на голых щебнистых черных буграх и придавали им комичный вид
оплешивевших голов. Ковыльки растут всегда редко - рядами пучков
разбегаются они по красным глинам и черной щебенке. Но в сухих руслах
ковылек дает резко обособленные светло-желтые полосы, контрастирующие
с темной сочной зеленью солянок и баглура или сероватой листвой
полыни.
сухих русел, густо поросшие зеленой травой, тамарисками, евфратскими
тополями и даже ивами. Но эти места были предательской ловушкой для
машин: как правило, внизу, под травой, нас подстерегала вязкая мокрая
глина. При малейшем недосмотре машина могла завязнуть очень серьезно.
Поверхность здешней Гоби не благоприятствовала передвижению на
машинах. Из-под панциря черного щебня здесь проглядывал не песок, как
в Нэмэгэту, а рыжая пухлая глина. Такие места напоминали равнины по
северной окраине Гоби, с той разницей, что тут они находились в горной
местности. Всякое движение по щебнистым равнинам в сторону от тропы
здесь труднее, чем в привычной "нашей" Гоби. Еще более неприятное
впечатление производили плоские бугры у подножия гор, сложенные,
видимо, корой выветривания. Они были покрыты толстой глинистой коркой
с серыми выцветами солей, словно большими пятнами плесени на
развалинах сгнивших гор. Ноги проваливались сквозь корку, вздымалась
едкая соленая пыль - в жару и безветрие эти предгорные уступы казались
тленом земли.
выветренных сланцев, на солнце принявших густой голубой цвет. Сланцы
прорезались ущельем, по дну которого шли наши машины. Странное
впечатление оставляли мягкие очертания склонов и промоин, как будто
обтянутых голубой тканью, после жестких, колючих, ощетинившихся
гобийских гор...
уже после ужина. Луна поднялась высоко над сухим руслом. Ветер стих.
Абсолютная тишина царила кругом - ничего живого, как и за сотни
километров пройденного сегодня пути, не было слышно или видно. Резкие,
искривленные тени высокого саксаула извивались на стальном песке. Я
посмотрел на юг. Беспредельный простор огромной равнины плавно
погружался вниз, туда, где на горизонте лежала, уже в пределах Китая,
какая-то большая впадина. Повсюду, насколько хватал глаз, недвижно
торчали исполинской щеткой призрачные в лунном свете серые стволы -
море зарослей саксаула. Прямо передо мной, отливая серебром на кручах
каменных глыб, в расстоянии десятка километров высился массив
Хатун-Суудал. В океане призрачного однообразия, безжизненности и
молчания массив казался единственной надеждой путника, местом, где
можно было встретить каких-то неведомых обитателей этой равнины,
широко раскинувшейся под молчаливым небом в свете звезд и луны.
отражаясь в мозгу человека, вызывает в нем строго определенные
представления. Впрочем, проверить свои ощущения на ком-либо другом не
было возможности - мои товарищи давно спали.
находкам. Намнан Дорж нашел обломок ребра и большой позвонок, я и
Рождественский - еще несколько кусочков костей. Итак, местность,
несомненно, была костеносной и заслуживала в будущем подробного
исследования. В то же время ничего похожего на сказочные
палеонтологические сокровища Нэмэгэту или Восточной Гоби здесь не было
и в помине. Закончив предварительное обследование, мы двинулись дальше
и быстро под(r)ехали к черному Хатун-Суудалу. Вблизи гора оказалась
скопищем развалившихся скал диоритового порфирита, черных и блестящих
от пустынного загара. Ни одной былинки не колыхалось между камней, ни
ящерица, ни насекомое не нарушали оцепенелой неподвижности каменных
масс. Только столбы и струи нагретого воздуха поднимались там и сям
над скалами. Черные камни будто растоплялись, принимая зыбкие,
колеблющиеся очертания. Местами солнечные лучи как бы дробились в
восходящих токах воздуха, и тогда призраки, огромные и едва заметные
или маленькие, слепленные из густого тумана, колыхались, дрожали и
кланялись над развалинами мертвых камней. Могучее солнце Гоби смогло
сохранить завесу тайны над массивом Хатун-Суудал даже в ослепительном
свете дня.
двумя параллельными хребтиками. Левый, или южный, называвшийся
Цохио-Балынь ("Медовая высокая скала"), был сложен какими-то красными
породами. Правый, безымянный низкий хребтик, - черными. В точном
соответствии с высотою гор большая часть межгорной равнины (около
четырех километров) была покрыта сплошным красным щебнем. У северных
черных гор узкой полосой, не более километра ширины, тянулся черный
щебень. Я пожалел, что со мной не было профессора Громова: настолько
неопровержимо в этой как бы нарочно созданной самой природой
лаборатории доказывалось происхождение щебнистого покрова гобийских
впадин из продуктов разрушения гор. Наш старый спор 1946 года
разрешился.
мелкими промоинами. Беспрестанные толчки и броски машины сегодня
как-то особенно раздражали. Незаметно красный щебень сменился черным,
и мы спустились на дно небольшой впадины, занятое такыром. По его
серой цементной площади мы понеслись со скоростью семидесяти
километров, сразу обогнав попутный ветер. Внезапно из какого-то
оврага, слева, выскочила дзерениха с двумя маленькими дзеренятами
приблизительно двухмесячного возраста. Но эти крохотные существа
неслись впереди машины с той же скоростью, что и мать. Ни один из ярых
охотников, сидевших наверху, не поднял винтовки. Все, не исключая и
Пронина, гикали, свистели и орали: "Дура! Сворачивай!" Не хотелось
останавливать только что разбежавшуюся машину и было жалко маленьких
зверей. Вдруг один дзеренок на всем ходу перекувырнулся через голову,
встал на ноги и побежал дальше. Тут мать, видимо, поняла, что бегством
не спасешься, и повернула в сторону. Укоризненные слова полетели ей
вслед, машина мелькнула мимо.
Гребень"), или Хар-Хон-Хере (горы "Черного Ворона"). Сплошной покров
щебенки без следов растительности здесь был настолько плотным,
блестящим и черным, что казался иссиня-черным. Щебнистое плато
переходило в такие же откосы, а те - в округлые гладкие низкие горы.
Все было как бы отлито из единого куска синевато-черного металла.
Именно к таким горам применим специфически монгольский
эпитет - харбаран - "ярко-черный". Только под ослепительным солнцем и
чистым небом может быть такой черный цвет! Группы холмов, ощетиненных
черными каменными щепками, похожими на изрубленные гигантские пни,
сторожили выход из гор "Черного Ворона". Отсюда начиналась огромная
Номиин-Гоби ("Лазоревая Гоби").
холмистая равнина: низкие белые бугры, вокруг них слой белой гранитной
дресвы. Белый цвет обладал желтоватым кремовым оттенком, а потому
Флинт Эрик
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Акунин Борис
Шилова Юлия
Сапковский Анджей