руки все еще тряслись. Амазонка чуть не разрывалась от жалости, укрывала
ему плечи одеялом из шкуры. Олег кутался, лязгал зубами.
растягивал губы. Слабый румянец окрасил щеки, но под темной от солнца
кожей не рассмотреть. Мрак ел, морщился, сказал громко:
Аки орел выглядит издали самых жирных, а потом аки отважный сокол шарахнет
грудью -- только перья из дур брызнут... нет, брызнут не перья, а перья
посыпятся, как с него -- столько Олег нам их нашарахает!
стрелы поярче, а то бегаю-бегаю... Пока все разыщешь...
укутывала, с негодованием поднимала голову, где в темнеющем небе реяли
тени -- каркают, проклятые, пугают! Без них на небо смотреть страшно.
Тарх. Только ты, Лиска, не ведаешь, что я, в отличие от своих друзей,
отвагой не блещу. Мне и на ровном месте бывает боязно, а тут вдруг хуже,
чем на краю пропасти! Будто уже падаю...
рождается с крыльями, и то не сразу ширяет под облаками.
шарахнул! Прямо в норе, надо же. Орел!
прикидывайся. Поди, сердце скачет от радости. Мне бы полетать -- полжизни
бы отдал!
осталось совсем ничего. Если Олег не научится летать, если рак не
свистнет, а Таргитай не поумнеет...
придержал прыгающую челюсть. Таргитай сказал торопливо:
Таргитая -- сказано, дурак, -- сказал неустойчивым голосом:
Но все-таки летал! Олег, мы скалим зубы, потому что дохнем от зависти.
Хоть мордой в землю, но -- летал! Хоть как пьяная кожаница, но -- на
крыльях. Хоть...
стене, хоть тут стен не видно. Кому-то надо наверх, я понимаю. Если бы
можно было Мрака или даже Тарха, хотя он будет дудеть и там...
меня...
мудрость снова. Без штанов воспарил под облака -- стирать не пришлось. Все
наперед предусмотрел. Ты прямо ведун. Глядишь, нарекут под старость Вещим
Олегом. Вот только не дожить нам до старости...
стебли -- ее мудрому другу снова стало холодно. Над огнем вспыхивали
искорки: сгорали мошки. Возможно, только-только учились летать.
не видывал. Зато когда наешься на ночь, то в кошмаре... вроде бы как раз
тебя и видывал.
Олегу в радость -- летал! И завтра еще полетает. И послезавтра... и
послепосле...
между ног. Его глаза без натуги пронизывали сгустившийся воздух. Олег
долго сидел неподвижно, смотрел в пляшущие красные языки. Сухие стебли
трещали, как снег при морозе, сгорали сразу. Амазонка подбрасывала в огонь
веточки редко, берегла.
угольки погасли, видел только двигающиеся тени. Он отвернулся, не увидел,
как одна тень бесшумно поднялась, скользнула в ночь. Немного погодя
вторая, пригибаясь на звездном небе, неслышно двинулась следом.
неподвижный, как вода лесного озера, слышно было треск кузнечиков, сиплый
крик дальней ночной птахи. Подрагивала земля, иногда, как бы порывами
ветра, докатывались волны едва уловимого запаха -- неприятного, но
знакомого.
том же месте, только подтянул колени, но дальше виднелась лишь медвежья
шкура, под нею устраивались на ночь Олег и Лиска. Мешок волхва и оружие
Лиски темнели на прежнем месте.
холодный, сырой, трава от росы мокрая. Острые глаза различали в утренней
полутьме крупные капли, что усеяли каждый лист, -- человеческих следов не
было. Либо волхва и амазонку похитили неведомые силы, либо...
затем извозили в земле -- в ссадинах, кровоподтеках, с повисшей рукой.
Лиска поддерживала, ее нижняя губа дрожала, в глазах блестели слезы.
облегчение. -- Мы тут к бою готовимся, секиры точим, а он с девкой... Что
она с тобой сделала, бедолага? Тебе бы попроще, не такую дикую!
темно, никто не смотрит, не лезет с советами...
любишь. А Олег ширял под облаками!
это Лиска. Она хоть и рыжая, но Олег тоже рыжий...
его в темя -- шарах! Он снова соколом ввысь, а небо-то твердое! Хляби
держит -- не мешок сена.
в потемках?
Ладно, быстренько поели, день будет трудный.
жалобно. -- Мрак, ты же человек, хоть и волк!
чем больше дергается за них, тем сильнее изгаляется, мужчине-де не
пристало выказывать страхи. Вроде бы даже оскорбляет этим друзей, они ж
герои, из любого болота выберутся!
шепотом:
впотьмах столкнулся с таким же страшилищем?
всегда старается договориться.
бесхитростные, открытые, полные доброты. Она не нашлась, что сказать
такому удивительному человеку. Наверное, единственному на свете. Пустила
коня вперед, словно боялась заразиться.
Мрак стреножил коней.
потеряло форму. Из безобразного месива возникла прежняя чудовищная птица,
забилась, стряхивая одежду, пробежала несколько шагов, упала, запутавшись,
но портки наконец соскользнули. После трех мощных прыжков оторвалась от
земли.