законного хода.
Для этого поставили матросов больше, чем следует. Помимо старшего офицера,
тут же находился командир судна, который все время торопил:
приказ Рожественского:
было никакой возможности быстро освободить его из-под толстого слоя угля.
на нее адмирал и, не поздоровавшись, как это обычно бывает, с командой,
остановился, словно в тяжелом раздумье. Огромная фигура его, возвышаясь на
целую голову над другими, немного сутулилась. Принадлежность к свите его
величества,
командующего эскадрой - все это вместе отделяло его от нас, как божество.
как разверстое море в непогоду. По своей постоянной привычке адмирал двигал
челюстями, словно что-то разжевывая, и медленно скользил сверлящим взглядом
по рядам матросов, как будто разыскивая среди них виновников. Все на корабле
замерло. Люди, казалось, притаили дыхание. Эта молчаливая сцена продолжалась
минуту или две. Наконец, тишина взорвалась потрясающим рычанием:
такую простую команду. А на этот раз мы путались и шарахались из стороны в
сторону, как обезумевшее стадо животных при виде хищного зверя.
действительно было так. Во всяком случае теперь он производил на нас
впечатление ненормального человека. Он топал правой ногой, размахивал
руками, выкрикивал брань, какую не всякий матрос может произнести, называл
броненосец и команду самыми непристойными именами. Каменными глыбами падали,
громыхая, его слова:
потоплю его на месте!..
нам непомерный страх.
список таковых не составили. Пришлось хватать кого попало: либо кого-нибудь
из штрафных, либо такого матроса, чья физиономия им не нравилась. Случайно
подвернувшийся под руку судовой плотник Лебедев был первым выхвачен из
строя. Адмирал, набросившись на него, как на мишень своей разъяренной злобы,
разбил ему лицо и, словно испугавшись при виде крови своей невоздержанности,
приказал ему:
смертной казни отделался только потерей четырех передних зубов, выбитых
адмиральским кулаком.
середину палубы, как на лобное место. Это был самый критический момент:
и поставили их на середину палубы.
допросу виновников. Только грудь его бурно вздымалась. Долго испытывал их
взглядом, переводя его с одного лица на другое. Потом заскрежетал зубами так
громко, точно они были у него железные. И вдруг снова, прорвавшись, неистово
заорал на провинившихся матросов:
арестантские морды! За сколько продали Россию? Я спрашиваю: за сколько
продали родину японцам?
адмирала. У них дрожали колени, а лица их были так бледны, как будто
запудрились мучной пылью. Это были безмолвные манекены.
правой руки показал на арестованных:
родину за золото!
виновников, заговорил голосом, пониженным почти до шепота, до клокочущей
вибрации:
кривляясь, пересыпая слова матерной бранью. Лицо его становилось чугунно
черным, глаза пучились, словно был ему тесен накрахмаленный ворот сорочки.
глупые слова настолько были нелепы, как будто он играл перед публикой роль
шута, лишь на время нарядившегося в блестящий китель. Наконец, выбрал одного
из восьми человек, худого, с лицом, изрытым оспой, и загорланил:
взял? Ну! Ага! Молчишь!
него душу. Голова у несчастного матроса болталась, как на пружине.
свалился, а затем, усевшись на палубе, вдруг начал громко икать.
назвал "позорными начальниками позорной команды", командиру сделал выговор
за его слабость.
обратился он уже ко всем матросам. - Разве только в бою собственной кровью
сможете искупить свое преступление! В противном случае с вас полетит немытая
шерсть клочьями!..
усиленным конвоем отправили на транспорт "Ярославль", заменяющий плавучую
тюрьму.
сердце. Нам не о чем было говорить. Все было ясно. Мы отделались гибелью
восьми своих товарищей +5.
кораблями контр-адмирала Небогатова. Приближались товарищи,
Либаву через четыре месяца после нас. Весть об этом
взволновала.
Ван-Фонг. Суда приняли походный строй, каким был сделан переход Индийским
океаном. Броненосные отряды вытянулись двумя параллельными
возглавляемые флагманскими кораблями: "Суворов" и "Ослябя". Разведчики
"Алмаз", "Светлана" и "Урал" выдвинулись вперед. Наши летуны "Изумруд" и
"Жемчуг" расположились по флангам на траверзе флагманских кораблей, а
транспорты и миноносцы - сзади броненосных отрядов. В арьергарде были
поставлены крейсеры: "Олег", "Аврора", и "Донской". Четыре вспомогательных
крейсера разошлись по сторонам горизонта. Эскадра шла курсом сначала на
зюйд-ост, потом повернула на вест.
другими матросами и я бросился на задний верхний мостик. Все взоры были
устремлены в ясную даль океана. Между "Суворовым" и "Николаем I" происходили
непрерывные переговоры по радио. Во втором часу дня начали вырисовываться
мачты направляющихся к нам судов. Немного погодя
выкрашенные в черную краску, и мостики. Во главе под флагом контр-адмирала
Небогатова шел "Император Николай I", за ним тянулись броненосцы береговой
обороны: "Генерал-адмирал Апраксин", "Адмирал Сенявин" и "Адмирал Ушаков",
старый броненосный крейсер "Владимир Мономах"; транспорты: "Ливония",.
"Курония", "Герман Лерке", "Граф Строганов", походная мастерская "Ксения",
буксирный пароход "Свирь".
встретились, салютуя друг другу пушечными выстрелами. Странно было видеть
эти коренастые и кургузые тихоходы с высокими трубами, с длинными орудиями в
такой дали от своих родных берегов. Но они пришли, покрыв в три месяца
огромнейшее расстояние, 2-я эскадра застопорила машины. На "Суворове"
подняли сигналы: "Добро пожаловать", "Поздравляю с блестяще выполненным
проходом", "Поздравляю эскадру с присоединением отряда". Сигналы были
отрепетованы всеми судами. "Николай I", ведя за собой кильватерную колонну,
обогнув наши концевые корабли, прошел вдоль всей эскадры и стал в третью
линию параллельно двум первым. Это был торжественный момент. С безоблачного,
неба щедро разливались тучи тропического солнца. Накаленный воздух дрожал.
Морская поверхность
драгоценными камнями. На каждом судне команда выстроилась на верхней палубе
во фронт, радостно выкрикивая "ура". Флагманские корабли гремели оркестрами.