нанесенные моему несчастному телу шпагами разных мастеров!..
с нами. Дружба, собственно, составляется из воспоминаний и привычек; и
если вы сейчас усомнились в моей дружбе к вам, потому что я не могу
рассказать вам о поручении, с которым меня посылают во Францию...
теперь все поручения в мире! - И он пощупал бумаги в своем объемистом
кармане.
не расплачивался в трактирах. Портос платил часто, Арамис иногда, и поч-
ти всегда после десерта вынимали кошелек вы. Теперь я богат и хочу поп-
робовать, приятно ли платить.
оглядывался на людей, несших дорогое его сердцу золото.
бочек и блоков, предшествующий снятию с якоря, что столько раз заставлял
биться сердца мушкетеров, когда опасность, таимая морем, была весомее
грозной из всех опасностей, с какими им неминуемо предстояло встре-
титься. Они должны были плыть на большом корабле, ждавшем их в Гревсен-
де. Карл II, всегда очень предупредительный в мелочах, прислал яхту и
двенадцать солдат шотландской гвардии, чтобы отдать почести послу, отп-
равляемому во Францию.
корабль доставил посла и его друга в Булонь.
прямо в Париж, даАртаньян поспешил в гостиницу, где, согласно приказа-
нию, должны были ждать его воины. Когда даАртаньян вошел, они завтракали
устрицами и рыбой, запивая еду ароматической водкой. Все они были наве-
селе, но ни один еще не потерял головы.
вез каждому обещанную награду.
в кармане.
трактат заключен благодаря тому, что нам удалось захватить первейшего
знатока финансового дела в Англии. Теперь я могу сказать вам, что мы
должны были схватить казначея генерала Монка.
таньяна. Он заметил, что только Менвиль не вполне верит ему.
страну, Голландию. Там им был подписан трактат. Затем я сам отвез казна-
чея обратно в Ньюкасл. Он остался вполне доволен: в сосновом ящике ему
было спокойно, переносили его осторожно, и я выхлопотал у него для вас
награду. Вот она.
есть и издержки!
разом исчез его казначей. Для этого я подождал благоприятной мину-
ты-восстановления короля Карла Второго, с которым мы друзья...
правда, немного поизмятого, но все же полого и невредимого. Генерал Монк
простил мне, да, он простил, но сказал следующие слова, которые я прошу
вас зарубить себе на носу: "Сударь, шутка недурна, но я вообще не люби-
тель шуток. Если когда-нибудь хоть слово вылетит (вы понимаете, господин
Менвиль? - прибавил даАртаньян), если когда-нибудь хоть слово вылетит из
ваших уст или из уст ваших товарищей о том, что вы сделали, то у меня в
Шотландии и в Ирландии есть семьсот сорок одна виселица: все они из ду-
ба, окованы железом и еженедельно смазываются маслом. Я подарю каждому
из вас по такой виселице, и заметьте хорошенько, господин даАртаньян
(заметьте то же и вы, любезный господин Менвиль), что у меня останется
еще семьсот тридцать для моих мелких надобностей. Притом... "
кому указанный трактат и попрошу его посадить предварительно в Бастилию
и потом переслать ко мне всех тех, кто принимал участие в этой экспеди-
ции: король, конечно, исполнит мою просьбу".
только одно: он не знает ваших имен, я один знаю их, а ведь я-то уж не
выдам вас, вы понимаете! Зачем мне выдавать вас! И вы сами, наверное, не
так глупы, чтобы доносить на себя. Не то король, чтобы нет тратиться на
ваше содержание и прокорм, отошлет вас в Шотландию, где стоит семьсот
сорок одна виселица. Вот и все, господа. Мне нечего прибавить к тому,
что я имел честь сказать вам. Надеюсь, вы меня хорошо поняли? Не так ли,
господин Менвиль?
блестящих золотых экю. Каждый сделал невольное движение, чтобы подобрать
их.
вас справедливо.
тящих экю, и получил столько же благословений, сколько роздал монет.
честными гражданами...
подарком...
жать язык за зубами.
смешанных со сладостным звоном золота в карманах.
поверили мне, но, смотрите, не попадите впросак. Вы, кажется, не очень
боитесь виселиц генерала Монка и даже Бастилии его величества короля Лю-
довика Четырнадцатого. Но тогда бойтесь меня. Знайте, если у вас вырвет-
ся хоть одно слово, я зарежу вас, как цыпленка. Мне дано отпущение гре-
хов папою.
таньян, и вполне верю всему, что вы сказали нам.
знаю вас уже двадцать пять лет. Вот вам еще пятьдесят золотых экю; вы
видите, как я ценю вас. Получайте.
сказал даАртаньян серьезно. - Стыдно вам: ваш ум и ваше имя, которое вы
не смеете носить, покрыты ржавчиной дурной жизни. Станьте порядочным че-
ловеком, Менвиль, и вы проживете год на эти экю. Денег довольно: вдвое
больше офицерского жалованья. Через год приходите повидаться со мною, и
- черт возьми! - я сделаю из вас что-нибудь!
ла. Однако кто-нибудь из них все же рассказал, как было дело. Без сомне-
ния, не те девять человек, которые боялись виселицы; да и не Менвиль;
должно быть, и даже вернее всего, сам даАртаньян; он, как гасконец, был
несдержан на язык. Если не он, так кто же другой? Как объяснить, что мы
знаем тайну соснового ящика с отверстиями, знаем ее так точно, что могли
сообщить мельчайшие подробности? А подробности эти проливают совсем но-
вый и неожиданный свет на главу английской истории, которую наши соб-
ратья историки до сих пор оставляли в тени.
СВОЮ ЧЕСТЬ В СЕМНАДЦАТОМ ВЕКЕ
мал только о том, как бы скорее добраться до Парижа. Атос тоже торопился
домой, чтобы отдохнуть. Каким бы спокойным ни остался человек после всех
перипетий дороги, любой путешественник рад увидеть в конце дня, даже ес-
ли день был прекрасен, что приближается ночь, неся с собою немножко от-
дыха. Друзья ехали из Булони в Париж рядом, но, погруженные каждый в
свои мысли, беседовали о таких незначительных предметах, что мы не счи-
таем нужным рассказывать о них читателю. Размышляя каждый о своих делах
и рисуя каждый по-своему картины будущего, они погоняли коней, стараясь
таким способом уменьшить расстояние до Парижа.
Адамов Григорий
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Майер Стефани