откровение. Христос никогда не придет в силе и славе к людям, которые не
совершат творческого акта, второго лика Христа они никогда не увидят, Он
вечно будет обращен к ним лишь своим распятым, растерзанным, жертвенным
Ликом. Чтобы увидеть Лик Христа в силе и славе, нужно и в себе раскрыть силу
и славу творческим актом. Эпоха искупления, в которую виден лишь Христос
Распятый, никогда не закончится для тех, которые не совершат творческого
акта, до конца раскрывающего человеческую природу. Они навеки останутся в
церкви Голгофской и не узнают церкви Христа Грядущего. Охранительная вражда
к религиозному творчеству есть закрепление дурной бесконечности в самом
искуплении, противление завершению, исполнению и концу искупления.
Религиозное противление третьей творческой эпохи хочет перманентного,
бесконечного искупления, противится конечному Исходу мировой жизни и явлению
Христа грядущего. Христа мощного и прославленного. Церковь Голгофы, в
которой христологическая истина раскрыта не полностью и не до конца,
противостоит церкви Христа цельного, до конца открывающегося. Грядущее
пришествие Христа и раскрытие им до конца всей истины об абсолютном Человеке
мистически предполагает, что творческой активностью займет человек свое
прославленно-царственное место в мире. Превращение Голгофской правды
искупления в силу враждебную творческому откровению о человеке есть грех и
падение человеческое, рождающее мировую религиозную реакцию, задержку
всеразрешающего конца мира, создания нового неба и новой земли. Н. Федоров
гениально-дерзновенно говорил об условности апокалиптических пророчеств и
считал Апокалипсис угрозой для малолетних.
творчества, проблемы антропологического откровения. Все нити в этой точке
сходятся, все обостряется в этой точке. Но еще неведомо нам подлинное
творчество в последнем, конечном, религиозном смысле этого слова. Философия
наша есть еще только введение в философию творчества, а не сама философия
творчества. И жизнь наша лишь переходная к жизни творческой, не творческая
еще жизнь. Неизъяснимо, что есть творчество. Но дерзновенен должен быть
почин в осознании предчувствуемой творческой жизни, и беспощадным должно
быть очищение пути к ней. И ныне человек, робеющий перед творческой задачей
и из ложного смирения отказывающийся от творческого почина, упоенный
пассивным послушанием как высшей добродетелью, - не выполняет своего
религиозного долга. Творческая духовная жизнь не есть движение по плоскости,
это - движение вертикальное, ввысь и вглубь. Это вертикальное, глубинное
движение в мире проецируется на плоскости и внешне воспринимается как
перемещение точек пересечения плоскости перпендикулярами. Поверхностное
сознание видит лишь плоскостное движение, и сама церковь для него
воспринимается как плоскость. Сознание глубинное видит движение
вертикальное. Ныне, на космическом перевале, так глубоко изменяет мир
вертикальное движение, что происходит перемещение плоскостей, происходит
распластование и распыление мира и переход в иное измерение. И в глубине
космического кризиса свершается преодоление рождающего пола, материнства,
как начала мирового, т.е. избавление от материи, освобождение от родовой
жизни через раскрытие девственности, андрогинического образа человека
творящей, а не рождающей жизни антропоса. Правда и красота не могут
восторжествовать в плоскости мира, в широком поле родовой жизни, они
возносятся на крест и лишь через мистерию распятия воскресает роза мировой
жизни.
Гуссерля "Философия как строгая наука" в "Логосе" 1911 г. Книга первая. Для
Гуссерля "наука есть название абсолютных и вневременных ценностей" (стр.
47). Он говорит: "Всякая первородная математическая или естественнонаучная
"мудрости" и учение о мудрости теряют свое право на существование постольку,
поскольку соответствующее им теоретическое учение получает объективно
значимое обоснование. Наука сказала свое слово; с этого момента мудрость
обязана учиться у нее" (стр. 49). И дальше еще характернее: "философия
примет форму и язык истинной науки и признает за несовершенность то, что
было в ней столько раз превозносимо до небес и служило даже предметом
подражания, а именно: глубокомыслие. Глубокомыслие есть знак хаоса, который
подлинная наука стремится превратить в космос, в простой, безусловно ясный
порядок. Подлинная наука не знает глубокомыслия в пределах своего
действительного учения. Каждая часть готовой науки есть некоторая целостная
связь умственных поступков, из которых каждый непосредственно ясен и совсем
не глубокомыслен. Глубокомыслие есть дело мудрости; отвлеченная понятность и
ясность есть дело строгой теории. Превращение чаяний глубокомыслия в ясные
рациональные образования - вот в чем заключается существенный процесс
новообразования строгих наук. И точные науки имели свой длительный период
глубокомыслия; и подобно тому как они в период Ренессанса в борьбе поднялись
от глубокомыслия к научной ясности, так и философия - я дерзаю надеяться -
поднимется до этой последней в той борьбе, которая переживается нынче" (стр.
54). Гуссерль очень отчетливо противополагает науку мудрости, Софии. Он
стремится превратить философию в науку, освободив ее от остатков мудрости и
глубокомыслия. Борьба против мудрости и глубокомыслия и есть борьба против
философии, против творческой интуиции в познании, против творческой роли
личной гениальности и одаренности в философском познании. Гуссерль
последовательно хочет изгнать из философии Софию и истребить философию как
искусство, как творчество. Науку же возносит он до вечности, отличной от
всякого временного бытия.
двухтомной работе "S.Thomas d'Aquin" (из серии Les Grands Philosophes). Для
Фомы Аквинского философия есть "наука о сущем как таково и о первых его
причинах" (т. 1, стр.23). "La mйtaphysique йtant la sciene de l'кtre et des
principes de l'кtre" ("Метафизика была наукой о сущем и о началах сущего"
(фр.) - Ред.). Фома Аквинский стремился к наукообразной метафизик не менее,
чем Гуссерль и Коген. Все схоластическое со знание покоится на идее
наукообразности истин религиозных и метафизических. В самой Библии для
схоластического сознания заключалась не только вечная религиозная истина, но
и истина научная - наивная, детская астрономия, геология, биология, которые
скреплены были с религией. И не только религия, но и метафизика должна быть
освобождена от этой наивной науки. В схоластическом сознании не только наука
зависит от религии и метафизики, но и религия и метафизика зависят от
своеобразной науки того времени. Замечательный итальянский философ Росмини
вслед за Фомой Аквинским, хотя и очищенным Кантом и Гегелем, хочет, чтобы
метафизика была строгой наукой разума. Росмини признает общеобязательную
интуицию в философском познании, но решительно отрицает интуицию Божества и
допускает познание Божества лишь через посредство рефлексии разума, т.е.
отвергает познание мистическое. См. подробное изложение у Palhoriйs
"Rosmini". "L'intuition de l'etre ideal est impuissante a nous reveler
l'etre infini reel qui est Dieu" (стр. 46). "Ce n'est jamais par voie
d'intuition que l'homme arrive a connaitre Dieu: ce n'est que par une suite
de raisonnements que nous pouvons nous elever jusqu'a l'affirmation de cet
Etre absolu" ("Интуиция идеального бытия неспособна открыть нам бесконечное
реальное бытие, которое есть Бог"; "Никогда посредством интуиции человек не
достигает знания Бога: лишь через ряд умозаключений мы можем восходить к
утверждению этого абсолютного Бога" (фр.) - Ред.). (стр. 47). Для Росмини,
принимающего наследие схоластики, познание Бога есть наука разума. В конце
концов, Росмини не так уж отличается от Гегеля и от возвращающихся к Гегелю
Когена и Гуссерля.
на почве когенианства является Б.Яковенко. См. его статью "Теоретическая
философия Г.Когена" в первой книге "Логоса", а также другие его статьи в
"Логосе". В конце концов Яковенко приходит к своеобразному кубизму в
философии, к распылению бытия.
Риккерта "Die Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung". В
Риккерте иррационалистическая струя Кантовской гносеологии приходит к
кризису. Риккертианство - reductio ad absurdum критицизма. Но философия
Риккерта ценна потому, что в ней борются два устремления философского
познания - творческое и научное.
возможная и единственно верная теория научного познания. Я говорю о теории
научного познания, а не о теории всякого познания. К теории философского
познания совершенно неприменим научный прагматизм. Но в прагматической
теории научного знания сходятся позитивист Мах и метафизик Бергсон.
раскрывает Н.Лосский в книге "Обоснование интуитивизма".
без всякой теософической терминологии, удачно выражает творческую природу
познания истины: "Истина не представляет, как это обыкновенно принимают,
идеального отражения чего-то реального, но есть свободное порождение
человеческого духа, порождение, которого вообще не существовало бы нигде,
если бы мы его сами не производили. Задачей познания не является повторение
в форме понятий чего-то уже имеющегося в другом месте, но создание
совершенно новой области, дающей лишь совместно с чувственно-данным миром
полную действительность. Высшая деятельность человека, его духовное
творчество, органически включается этим в общий мировой процесс. Без этой
деятельности мировой процесс совсем нельзя было бы мыслить как замкнутое в
себе целое. Человек по отношению к мировому процессу является не праздным
зрителем, повторяющим в пределах своего духа образно то, что совершается в
космосе без его содействия; он является деятельным сотворцом мирового
процесса; и познание является самым совершенным членом в организме
вселенной" (стр. 9 - 10). Дальше Штейнер говорит: "В том и заключается
сущность знания, что в нем проявляется никогда не находимое в объективной
реальности основание мира. Наше познание - выражаясь образно - есть
постоянное вживание в основание мира" (стр. 84).
Kategorienlehre". Ласк много места уделяет Плотину, у которого открывает
категории философского познания. Таким образом, логика философии, в отличие
Черепнин Владимир
Акунин Борис
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Белов Вольф
Ильин Андрей