отдельным философским умам раньше буддизма93, но в нем впервые получило силу
исторического воплощения в жизни собирательной. Благодаря своему
нравственно-практическому универсализму, исходи вшему не из одного ума, а
еще более из сердца, Шакьямуни - Будда создал в человечестве небывалую до
него форму общежития - братство нищенствующих монахов из всякой касты и
всякой народности - "слушателей" (шраваки) истинного учения, последователей
соверш енного пути. Здесь впервые достоинство личности и отношение между нею
и обществом определялось окончательно не фактом наследственной
принадлежности к такому-то роду или к такой-то национально-политической
организации, а внутренним актом избрания известно го духовного идеала.
Теоретические мысли первого подлинного Будды и бытовые условия его
монашеского братства подвергались множеству исторических превращений, но
нравственная сущность того, что им выражено и создано, осталась доселе ясно
и прочно кристалл изованною в ламайских монастырях Тибета и Монголии.
достаточно определившаяся за две тысячи с лишком лет его исторической жизни,
состоит в чувстве религиозного благоговения к первому Пробужденному
Пробудителю - духовному родоначальни ку всех дальнейших пробужденных - к
всеблаженному учителю, затем в требовании святости или совершенного безволия
(внутренний аскетизм в отличие от того внешнего умерщвления плоти, в котором
упражнялись и доселе упражняются "гимнософисты" и которое не удо влетворило
Будду-Шакьямуни) и, наконец, в заповеди всеобщего благоволения или
благосклонного сострадания ко всем существам без различия. С этой последней,
наиболее доступной и привлекательной стороны буддизма обнаруживается,
однако, и его недостаточность .
от непробужденного? Последний под внушением чувственных обманов принимает
кажущиеся и преходящие различия за действительные и окончательные и
вследствие этого хочет и боится различн ых вещей, стремится к одному и
отвращается от другого, любит одних и ненавидит других. Пробудившийся от
этих сонных волнений понимает, что их предметы пусты, и потому
успокаивается; не находя ничего такого, на чем стоило бы сосредоточить свою
волю, он ос вобождается от всякого хотения, предпочтения и боязни и тем
самым теряет всякую причину для раздора, гнева, вражды и ненависти, а
свободный от этих страстей, он испытывает ко всему без различия одинаковое
чувство благожелательности или милосердия. Но отк уда же берется у него это
чувство? Убедившись в том, что все пусто, что все объективные условия бытия
призрачны и ничтожны, пробужденный мудрец должен бы был погрузиться в
состояние безусловного бесстрастия, одинаково свободное как от злобы, так и
от мил осердия: оба эти противоположные качества одинаково предполагают,
во-первых, уверенность в действительном бытии живых существ, во-вторых,
различение одного от другого (например, страдающего невежды, взывающего к
моему милосердию, от всеблаженного Будды,
чем злоба, побуждает к определенным действиям, зависящим от предметных
качеств и условий данного бытия, а все это совершенно несовместимо с
основным принципом всеобщей пустоты и бе зразличия. Буддийское нравственное
учение требует деятельного самопожертвования, - это требование связано с
самым понятием о Будде: совершенный Будда (каков был Готама Шакьямуни) тем и
отличается от Будды несовершенного или уединенного (Пратьека-будда),
но решается освободить от этой муки все живые существа. Этому общему решению
предшествуют в прежних его существованиях отдельные действия крайнего
самопожертвования, которыми полны
себя на растерзание тигру, чтобы спасти бедную женщину с детьми). Такими
подвигами (в отличие от бесцельного самоумерщвления у добуддийских аскетов
Индии) достигается прямо высшее
про одного из апостолов буддизма - Арья-деву. Подходя к одному городу, он
увидел раненую собаку, которую заедали черви. Чтобы спасти собаку, не губя
червей, Арья-дева положил их на
исчезли перед его глазами, и он разом погрузился в нирвану. Такое деятельное
самопожертвование из милосердия ко всем живым существам, составляющее яркую
отличительную черту буддийского нравоучения, не может, однако, быть
логически согласовано с основным началом буддийского мировоззрения - с
учением о безразличии и пустоте всего. Конечно, жалея всех одинаково от
Брамы и Индры до червя, я не нарушаю принципа безразличия; но как только ч
увство всеобщего сострадания переходит в подвиг спасения, так уже нужно
проститься с безразличием. Если бы вместо собаки с червями Арья-дева
встретил человека, страдающего от заблуждений и пороков, то милосердие к
этому "живому существу" потребовало бы о т него не куска мяса, а слов
истинного учения, тогда как обращаться с разумными увещаниями к голодному
червю было бы не менее нелепо, чем кормить своим мясом сытого, но
заблуждающегося человека. Итак, одинаковое милосердие ко всем требует не
одинакового, а совершенно различного деятельного отношения к тем или другим
из них. Это различие оказывается не призрачным и для буддиста, так как и он,
конечно, согласится, что если бы Арья-дева не различал червя и собаку от
человека и страждущим животным предлагал бы читать душеспасительные книжки,
то едва ли бы он мог совершить какой-нибудь подвиг и заслужить нирвану.
Итак, вместе с милосердием всеобъемлющим необходимою становится правда
различающая и каждому воздающая свое: кусок мяса животному и слово духовног
о пробуждения существу разумному. Но и на этом нельзя остановиться.
Милосердие ко всем заставляет меня желать всем и каждому высшего и
окончательного блага, которое состоит не в сытости, а в совершенном
избавлении от мук ограниченного существования и нео бходимости перерождений.
Но этого избавления - единственного истинного блага - червь, оставаясь
червем, достигнуть не может, оно доступно только существу самосознательному
и разумному. Поэтому если я должен распространять свое милосердие и на
низшие твар и, то я не могу ограничиться простым облегчением их наличных
страданий, а должен помогать им достигнуть окончательной цели через
перерождение в высшие формы. Между тем объективные условия бытия отрицаются
буддизмом как пустота и призрак, и, следовательно , возвышение живых существ
по лестнице перерождений зависит исключительно от их собственных действий
(закон кармы): форма червя есть неизбежный плод прежних грехов, и никакая
посторонняя помощь не может возвести этого червя на высшую степень собаки
или с лона. Сам Будда мог прямо действовать только на разумно-сознательные
существа, и то лишь в том смысле, что его проповедь давала такому существу
возможность принять или отвергнуть истину и в первом случае избавиться от
муки перерождения, а во втором - про должать подвергаться ей. Все
спасительное действие "пробудившихся" ограничивается тем, что они толкают
своих спящих ближних, из которых некоторые от этого пробуждаются, прочие же
только меняют одни тяжелые сновидения на другие, еще более мучительные.
всей своей внутренней истинности не может иметь настоящего применения с
точки зрения буддизма. Доставить истинное спасение низшим тварям мы
совершенно не в силах, а на существа раз умные наше действие в этом смысле
крайне ограниченно. Несмотря ни на какие заповеди и легенды, самая формула
веры (см. выше) указывает, что действительная сфера нравственного отношения
и реальной связи определяется для буддиста лишь братством подобных ем у
"пробужденных", поддерживающих друг друга в мирной, созерцательной жизни -
последнем остатке прежних деяний перед окончательным переходом в нирвану.
личность человеческая стала цениться не как член рода, касты, союза
национально-политического, а как носитель высшего сознания, как существо,
способное пробудиться от обманов житейс кого сна, освободиться от цепей
причинности. Таким существом может быть человек всякой касты и народности, и
в этом смысле буддийская религия знаменует в истории - после родового и
национально-государственного партикуляризма - открытие новой стадии - все
человеческой, или универсальной. Ясно, однако, что буддийский универсализм
имеет лишь отвлеченный и отрицательный характер. Провозглашается принцип
безразличия, отрицается прежнее значение кастовых и этнологических
перегородок, в новую религиозную общину набираются люди всех цветов и
состояний - и затем все остается по-прежнему: задача собрать воедино все
части человечества и образовать из них новое царство высшего порядка еще
вовсе не сознается и не ставится; универсализм монашеского ордена - буддизм
н е идет дальше этого. При переходе от родового быта к государственному
прежние самостоятельные общественные целые - роды - входят как подчиненные
части в новое целое высшего порядка - в организованный союз политический.
Подобным образом третья, высшая ста дия человеческого развития - вселенская,
или универсальная, - требовала бы от государств и народов войти в качестве
составных частей в новую всеобъемлющую организацию. Иначе: какие бы широкие
принципы ни провозглашались, в действительной жизни положитель ное значение
останется всецело за существующими национально-политическими группами, а
"все люди" - и тем более "все живые существа" - будут только отвлеченным
понятием, лишь символически воплощенным в образ отрешенного от жизни
монастыря. Оставаясь совер шенно чуждым задаче действительного собирания
живых существ, или хотя бы только разрозненных частей человечества, в новое
вселенское царство, буддизм показывает, что он есть лишь первая, начальная
степень всечеловеческого жизнеразумения.
я отрицательно относится ко всякому ограничению, поскольку оно говорит: "Я
ничем не связано, я все изведало и знаю, что все пусто, я выше всего".
Отрицание бытия чрез познание его
дающая ему преимущество не только над всеми земными тварями, но и над всеми
богами, которые суть боги только по природе, тогда как пробужденный мудрец
Сертаков Виталий
Березин Федор
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Курылев Олег
Белогорский Евгений