продолжал искать. Пояснил то, что и так было ясно: - Письмо об этом деле.
ведет двойную жизнь.
первого брака, девушка очень красивая, которая утренние часы проводила на
корте, послеобеденные-в холостяцких квартирах, а вечерние-в посольствах.
Но Аня спрашивала серьезно. Ведь между ними никогда не было и речи о
любви. Одно только слово, как нажатие кнопки, могло открыть им их чувство.
В тот миг они были слепы.
удовлетворить любопытство Ани. - Дочь, достойная своего отца.
и сжал в них ее ладони.
освободиться от его рук.
лежало письмо Ане об этом деле, давно уже написанное Юлеком.
сквозь конверт.
меня всю правду. Уже полгода я страшно терзаюсь, хотя я все сделал так,
что не вижу никакой возможности что-нибудь переменить; у меня нет
оснований сказать, что я освободился, ибо способ, которым я решил эту
трудную задачу, не помогает мне в моей миссии тут.
словно на пороге, не смея посмотреть в ее глаза.
так я понял свое задание. Начинать жизнь, когда уже знаешь, что она такое,
начинать с чего-нибудь подооного можно только тогда, когда трактуешь
собственное свинство как самопожертвование. Иного выхода нет, если,
конечно, сам гы просто-напросто не свинья.
которую она давно отодвинула от себя.
забыл об этом, думая о вас, о вашем отце, о самом себе. Мы должны были
отомстить за него, опозорить человека, который убил вашего отца. Это наш
святой долг. Вся моя жизнь отдана тому, чтобы помочь вам в этом. Возьмите
ее. Но на одно я не пойду. На то, чтобы опозориться самому.
прочитал в ее глазах, но он вдруг рассерженно воскликнул:
приговоре, о лагере. Я говорю о том, чтобы опозорить душу. Разве ваш отец
согласился бы на то, чтобы ради этой мести вы покрыли себя позором?
Никогда, и вы об этом знаете. Но разве вы не считаете, что путь к отмщению
вообще должен исключать какую бы то ни было подлость. Странно, конечно,
набрасывать кому-нибудь на шею петлю и заботиться о том, чтобы она была
безупречно чистой. Но всякая нравственность и честь принадлежат миру самых
больших чудачеств. Я знаю, что очень переживал бы потом, если бы помог
вашему отцу на том свете восторжествовать над Черским, пойдя на низость.
была слишком женщиной, чтобы не перенимать морали и взглядов мужчины,
который был ей в данный момент близок.
человеку в доверие, знали, что затем предадите его. Одно это уже
отвратительно.
ей в голову или она уже давно так о нем думает.
можно было бы совершить большое.
угаснет, но Сач вдруг ни с того ни с сего начал вспоминать:
фольварк Тузин, принадлежащий Некежицким, большим друзьям Черского. Земли
там всего моргов триста', пополам с водой. Торф, песок, луга, огражденные
дамбами. Птиц-масса.
вертится. Некежицкий, как продаст рыбу-тотчас же в Брест, человек он
компанейский, соберет людей, повытянет их из учреждений. Наконец-то,
радуется он, с рыбоводством покончено, теперь полный покой. Но речь идет
не о покое, а о деньгах.
Политик он завзятый. Пьет с воеводой, со старостой, с Черским, пока не
заставит каждого отречься от чего-нибудь.
закуски все согласны с ним, что это сволочи.
за свое, опять набрасывается на какого-нибудь сановника, и так забирается
все выше и выше, наконец остаются лишь президент, маршал2, может, еще
Бек3. В пьяном угаре гости Некежицкого ничего не соображают, ничего не
слышат. Он тщедушньш, черный, кожа прозрачная, то и дело ему плохо, льнет
к каждому, пристает, угрожает, добиваясь не аргументами, а
непрекращающейся мольбой того, чтобы в конце концов все с ним согласились,
что эти трое тоже сволочи. И наконец услышит, чего ему хочется. Лицо у
него меняется, будто ему предложение сделали, а он еще терзается
сомнениями. Искренним ли было признание, не для того ли только, чтобы от
него отвязаться, серьезно ли сказано, не в расчете ли на то, что он пьян и
позабудет. Нет! Нет! Сволочи! Сволочь-его любимое определение, зачем нужны
какие-то еще, лишь затуманивающие суть дела нюансами. Рассветает.
Пьянствуют обычно в гостиничном номере, большом, переоборудованном под
столовую, с диванчиками по стенам. Двери заперты, все в своем кругу, чужих
никого, кощунственных речей никто не слышит, но он-то слышал.
не относящаяся к делу! Но инстинктивно она чувствует, что Сач принадлежит
к такому типу людей, которые соврать могут сразу, а вот чтобы сказать
правду, должны сначала часами попетлять вокруг да около. Сач продолжал:
хватается за голову от ужаса, что он наделал. Посадят еще. Задушат
налогами. Бог знает что! Столь тяжкое похмелье мучит его днями и ночами.
Какой же он в это время покорный и робкий. В деревню бы он всех с той
пьянки затянул, в деревню. И тогда бы ни гугу о том, что говорилось в
городе. Никто не вспоминал, никто не слышал! Потому рта не раскрывают.
или нет? От столь чрезмерного смирения, наверное, вновь душа его
наполняется ядом, и после следующей продажи он опять кощунствует.
продолжал:
Послушайте, Казимеж, как там было, что вы последний раз спрашивали нас о
президенте? А Некежицкий изворачивается, краснеет, как барышня. "Господин
полковник, господин полковник, - бормочет, - да разве я помню". А ведь
только это одно и не выходило у него из головы. В том угнетенном состоянии
оч и не мыслил себе перевернуть все с ног на голову. А они разве не
отвечали так! Он кто-рядовой гражданин, а они-как-никак чиновники!
самого:
карт?!. Настроение словно после престольного праздника;
возвращаться к вечерне, а тут, когда стали уже прощаться, обнаружились
какие-то давние общие военные знакомства. А они-самая большая слабость
Черского. Мы пошли.
дамбе. Тропкой, кое-где укрепленной, немного лесом.
схватился, иначе свалился бы с насыпи, там сплошная глина.
Ибо ксендз сразу же решительно отсоветовал идти прудами. Лед был
ненадежен. Он даже разозлился. "Смотрите, - показал он, - совсем свежие
следы". А там дальше река. Посреди пруда воды было как на блюдечке. "И как
узнать, не остался ли он там!"-гневно пожал он плечами. У Черского глаза
были получше. "Нет, - говорит, - наверняка прошел. Следы есть и по ту
сторону воды". Ксендз продолжал сердиться: "Торопятся все на тот свет,
срезают путь. - И вдруг в каком-то приступе ярости: - Даже труп не всегда
могут отыскать!" Черский грубовато засмеялся. "Тут мы ксендза ждали, -
задыхался он, довольньш, - сбежал у него с похорон покойник. Да, да! Вот
прощелыга". Спустя минуту ксендз распрощался. Сказал, что не может
заставлять нас идти по такой дороге.
воспоминания. - Неслыханно! Ну, ну". Хотя я и сам из тех мест и из семьи
рыбаков, непроизвольно спросил, здешнего ли рыбина улова. Черский