Чтение 58–й страницы книги ~Женщины~

представляю в постели с собой. Интересный способ проводить время в
ожидании самолета. Женщины:

мне нравятся цвета их одежды; то, как они ходят; жестокость в некоторых
лицах; время от времени чистая красота в каком-нибудь другом лице,
абсолютно и завораживающе женском. Они могут с нами это делать: они
гораздо лучше составляют планы и лучше организованы. Пока мужчины смотрят
профессиональный футбол, или пьют пиво, или шастают по кегельбанам, они,
женщины эти, думают о нас, сосредотачиваются, изучают, решают - принять
нас, выкинуть, обменять, убить или просто-напросто бросить. В конечном
итоге, едва ли это имеет значение; что бы они ни сделали, мы кончаем
одиночеством и безумием.

Я купил Айрис и себе индюшку, 18-фунтовую. Она лежала у меня в
раковине, оттаивала. Благодарение. Доказывает, что ты выжил. Пережил еще
один год с его войнами, инфляцией, безработицей, смогом, президентами. Это
великое невротическое сборище семейных кланов: громкие пьянчуги, бабуси,
сестрички, тетушки, орущие дети, будущие самоубийцы. И не забывайте
несварение. Я от других ничем не отличался: у меня в раковине сидела
18-фунтовая птица, дохлая, ощипанная, совершенно выпотрошенная. Айрис ее
мне зажарит.

В тот день я получил по почте письмо. Сейчас я вытащил его из кармана и
перечел. Его сбросили в Беркли:

Дорогой мистер Чинаски; Вы меня не знаете, но я - хорошенькая сучка. Я
ходила с моряками и с одним водителем грузовика, но они меня не
удовлетворяют. В смысле, мы ебемся, и потом больше ничего нет. В этих
обсосах никакого содержания. Мне 22, и у меня 5-летняя дочка, Эстер. Я
живу с одним парнем, но секса там нет, мы просто живем вместе. Его зовут
Рекс. Я бы хотела приехать повидаться с вами. Моя мама присмотрит за
Эстер. Прилагаю свою фотографию. Напишите мне, если захочется. Я читала
кое-какие из ваших книжек. Их трудно найти в магазинах. Мне в ваших
книжках нравится то, что вас так легко понимать. И к тому же вы смешной.

ваша, Таня.

Потом приземлился самолет Айрис. Я стоял у окна и смотрел, как она
выходит. Она по-прежнему хорошо выглядела. Приехала аж из самой Канады,
чтобы меня увидеть. У нее был один чемодан. Я помахал ей, пока она стояла
вместе с остальными в очереди на выход. Сначала ей надо было пройти
таможню, а потом она прижалась ко мне. Мы поцеловались, и у меня начал
вставать. Она была в платье, практичном, облегающем синем платье, на
высоких каблуках, а на голове набекрень сидела шляпка. Редко можно увидеть
женщину в платье. Все женщины в Лос-Анжелесе непрерывно носят штаны....

Поскольку не нужно было ждать багажа, мы сразу же поехали ко мне. Я
остановился перед домом, и мы вместе прошли по двору. Она села на кушетку,
пока я наливал ей выпить. Айрис осмотрела мою самодельную полку.

- И ты написал все эти книжки?

- Да.

- Я и не представляла, что ты написал так много.

- Я их написал.

- Сколько?

- Не знаю. Двадцать, двадцать пять....

Я поцеловал ее, обхватив одной рукой за талию, прижимая к себе.

Другую руку я положил ей на колено.

Зазвонил телефон. Я встал и ответил.

- Хэнк? - То была Валери.

- Да?

- Кто это была?

- Кто была кто?

- Эта девушка.

- О, это одна подруга из Канады.

- Хэнк, опять ты со своими проклятыми бабами!

- Да.

- Бобби спрашивает, не хочешь ли ты и...

- Айрис.

- Он спрашивает, не хотите ли вы с Айрис зайти к нам выпить.

- Не сегодня. Когда дождя не будет.

- Ну у нее и тело, в натуре!

- Я знаю.

- Ладно, может, завтра тогда.

- Может....

Я повесил трубку, думая, что Валери, наверное, тоже тетки нравятся. Ну
да ладно, это нормально.

Я налил еще два стакана.

- Скольких женщин ты встречал в аэропортах? - спросила Айрис.

- Не так много, как ты думаешь.

- Уже сбился со счета? Как со своими книжками?

- Математика - одно из моих слабых мест.

- Тебе нравится встречать женщин в аэропортах?

- Да. - Что-то я не помнил, чтобы Айрис была такой разговорчивой.

- Ах ты поросенок! - Она рассмеялась.

- Наша первая ссора. Ты хорошо долетела?

- Я сидела рядом с каким-то занудой. Я совершила ошибку и позволила ему
купить мне выпить. Так он, проклятый, мне все ухо отговорил.

- Он просто в восторге был. Ты сексуальная женщина.

- И это вс, что ты во мне видишь?

- Я вижу это во множестве. Может, по ходу дела увижу что-нибудь еще.

- Зачем тебе так много женщин?

- Это вс еще с детства, видишь ли. Без любви, без тепла. А когда мне
было двадцать и тридцать, этого тоже очень мало было. Сейчас
наверстываю....

- А поймешь, когда наверстаешь?

- Сейчас у меня такое чувство, что понадобится еще одна жизнь.

- Ты такое трепло сраное!

Я рассмеялся.

- Потому и пишу.

- Пойду приму душ и переоденусь.

- Валяй.

Я ушел на кухню перевернуть индюшку. Она показала мне свои ноги, свои
лобковые волосы, сливное отверстие, ляжки; она там сидела. Хорошо, что у
нее нет глаз. Ладно, мы что-нибудь с ней сотворим. Это - следующий шаг. Я
услышал шум воды из бачка. Если Айрис не хочется ее жарить, сам зажарю.

Когда я был моложе, у меня постоянно была депрессия. Но сейчас
самоубийство больше не казалось возможностью жизни. В моем возрасте
остается очень мало чего убивать. Хорошо быть старым, что бы там ни
говорили. Есть смысл в том, что человеку должно быть по меньшей мере
полвека, чтобы он мог писать с мало-мальской ясностью. Чем больше рек
пересек, тем больше о реках знаешь - то есть, если пережил и быстрины, и
пороги. А это иногда может оказаться довольно круто.

Айрис вышла. Теперь на ней было иссиня-черное цельное платье - оно
казалось шелковым и липло к телу. Она не средненькая американская
девчонка, а потому и не выглядит очевидной. Она абсолютная женщина, но
прямо в лицо этого не швыряет. Американские ттки обычно торгуются
по-тяжелой, и в конце имеют от этого бледный вид. Несколько естественных
американских женщин еще осталось - главным образом, в Техасе и Луизиане.

Айрис мне улыбнулась. В каждом кулаке она что-то держала. Потом подняла
обе руки над головой и начала пощелкивать. Она стала танцевать. Или,
скорее, - вибрировать. Словно ее пробило электротоком, а центром души стал
живот. Это было славно и чисто, с одним лишь легким намеком на смешинку.
Весь танец она не сводила с меня глаз, и в нем было свое значение, хороший
обвораживающий смысл, ценный сам по себе.

Айрис окончила, и я зааплодировал, налил ей выпить.

- Я не отдала ему должное, - сказала она. - Нужны костюм и музыка.

- Мне очень понравилось.

- Я хотела кассету с музыкой привезти, но знала, что у тебя нет
магнитофона.

- Ты права. Вс равно здорово.

Я нежно поцеловал Айрис.

- Почему ты не передешь жить в Лос-Анжелес? - спросил я ее.

- Все мои корни - на северо-западе. Мне там нравится. Мои родители. Мои
друзья. Вс у меня там, разве не видишь?

- Да.

- Почему ты не переедешь в Ванкувер? Ты мог бы писать и в Ванкувере.

- Мог бы, наверное. Я мог бы писать и на верхушке айсберга.

- Можешь попробовать.

- Что?

- Ванкувер.

- А что твой отец подумает?

- О чем?

- О нас.

На Благодарение Айрис приготовила индюшку и поставила ее в духовку. Бобби
с Валери зашли немного выпить, но на обед не остались. Это освежало. Айрис
надела другое платье - такое же манящее, как и первое.

- Ты знаешь, - сказала она, - я привезла мало одежды. Завтра мы с
Валери поедем за покупками во Фредерикс. Куплю себе настоящие шлюшьи
туфли. Тебе понравятся.

- Понравятся, Айрис.

Я зашел в ванную. В шкафчике с лекарствами я спрятал фотографию,
которую мне прислала Таня. Там она высоко поддернула платье, а трусиков на
ней не было. Я мог разглядеть ее пизду. Она в самом деле была хорошенькой