Чтение 58–й страницы книги ~Сорок лет Чанчжоэ~

Ее воображение волновал отъезд в столицу, в которой она никогда не бывала,
но о которой ей столько грезилось еще в девичьих снах.

- Ах! - сказала Лизочка. - Да пропади эта дыра пропадом!

* * *

- Ну вот и началось, - прошептал доктор Струве, заслышав народный вопль.
- Вот и конец наступает.

Он оглядел свою уютную лабораторию и чуть было не заплакал о том, что все
это придется оставить. И дом, и практика - все коту под хвост.

- А ведь я был почти первым жителем города! - вдруг вспомнил эскулап, но
подавив волевым усилием сантименты, сложил в саквояж врачебный инвентарь.

- Господи, что там?! - Отец Гаврон напряг зрение. - Люди, что ли, бегут?
- Монах перекрестился. - Никак, громить производство собираются!

Он ничуть не испугался, а откупорил бутыль с формолыо и сделал из нее
глоточек. Потом взял свой - фоккель-бохер" и передернул затвор.

Наконец толпа достигла - климовского" поля, окружив его плотным кольцом.
Самое большое гнездо заразы от народа отделяла бетонная стена высотой в два
человеческих роста. Единственный вход - ворота, обшитые листовым железом,
были накрепко заперты изнутри.

Народ шумно и злобно дышал, встретив неожиданное препятствие. Слышалась
матерная брань.

Отец Гаврон свесился с наблюдательной вышки.

- Эй, вы чего там?

Народ задрал головы.

- А ты чего? - спросил плюгавый мужичонка. При этом с него свалилась
кепка и измазалась в курином помете.

- Я ничего, - ответил монах. - Я сторожу.

- А ну слезай! - рассердился предводитель, брезгливо разглядывая кепку.

- Открывай ворота! - закричала баба. - Сейчас такое начнется!..

- Слушайте-ка меня внимательно! - миролюбиво начал отец Гаврон. - Ворота
я вам не открою. Да и вам пробовать не советую! - Он приподнял ружье и
уложил его на перекладину, так что ствол смотрел прямо в гущу толпы. - Лучше
охолодите-ка свой ныл и ступайте по домам. Правда, лучше будет.

- Да ты чего, против народа!!! - взвизгнула баба. - Да мы тебя, сука в
рясе!!!

Предводитель кивнул нескольким молодцам, которые тут нее отправились на
поиски бревна, чтобы соорудить из него таран и взять производство приступом.

- Не хочешь по-доброму открывать, - сказал мужичонка наверх, - мы силой
возьмем. А только тебе от этого плохо будет!

- А нечего меня пугать, - ответствовал монах. - Я одного Бога боюсь. А
тобой, прыщ гнилой, только комаров пугать!

Лицо предводителя набрякло кровью, от возмущенья он потерял дар речи и
лишь погрозил наверх костлявым кулачком.

- Да ты что, монах! - заголосила баба. - Ты что же, не знаешь, сколько мы
от этих кур натерпелись?!

- Да-да! - поддержали в народе.

- Все пострадали! - продолжала баба. - Мужа моего во время нашествия куры
разодрали на кусочки! Вдова я по милости этих тварей!

Неожиданно под сердцем отца Гаврона екнуло.

- Как звать тебя? - осипшим голосом спросил он.

- А тебе что ?!

- Да так просто...

- Евдокия. Евдокия Андревна от рождения, - ответила баба удивленно.

- Вот как бывает, - проговорил отец Гаврон. - А меня не помнишь?

- Да нет вроде. Или плохо вижу снизу...

- Андреем меня звали в миру. Андреем Степлером. Не помнишь?

- Андрюшка?! - изумилась баба.

- А я все-таки синие яблоки произвел. Только ты не дождалась, замуж
вышла! А я мужа твоего отпевал.

- Помнишь?

В этот момент подоспели молодцы, притащившие огромное бревно.

- Последний раз спрашиваю! - обратился к монаху мужичонка. - Откроешь
ворота?

- Не открою, - ответил отец Гаврон. - Не рви глотку понапрасну!

- Прости меня, Андрей! - крикнула баба снизу.

- Да чего уж там, - махнул рукой монах.

- Не сложилось у нас с тобой!..

- Всяко бывает.

Их разговор перекрыл глухой звук бьющего о металл дерева.

- Раз-два, взяли! - командовал мужичонка. - Навались!

- А ну-ка подожди, Дуся! - крикнул монах и тщательно прицелился из ружья.

Раздался хлопок, и предводитель, вскинув руки, удивленно взглянув на все,
упал на землю, затерявшись у кого-то в ногах.

- У-у-у! - негодующе завыла толпа. - У-гу-гу!..

А кто-то, особо неприметный, достал из кармана пращу, не торопясь зарядил
ее свинцовым грузилом и, покрутив ею для разгона, выстрелил в ответ.

Грузка угодила монаху в левый висок, раздробив кость. Монах был крепок и,
прежде чем умереть, схватился рукой за бутыль с формолыо, затем оттолкнул
ее, вдруг вспомнил своих предков, царскую благодарность, молоденькую Дусю,
Бога и уже после всего этого перевалился через перекладину вышки и рухнул в
толпу осаждавших. Вслед за ним скатилась и бутыль с формолью, разбившись
вдребезги и окатив людей едкой жидкостью.

- А все-таки не надо было монаха убивать! - сказал кто-то.

Наконец дверь после многотрудных натисков поддалась и, жутко заскрежетав,
распахнулась, впуская очумевших погромщиков.

Толпа, вопя и гогоча, устремилась внутрь куриного производства. Каждый
старался обогнать другого и первым обагрить свои руки кровью.

И только Евдокия Андревна осталась за воротами. Она присела возле
мертвого монаха и погладила его волосы.

- Андрюшка, Андрюшка Степлер! - сказала баба и вдруг вспомнила, что и у
нее когда-то было другое имя. - Какое же?.. Ах да, мадмуазель Бибигон. Или
пригрезилось мне это?.. - Баба прикрыла монаху глаза, попыталась было
заплакать, но не получилось. - Прощай, Андрей Степлер.

Она поднялась с корточек и медленно пошла прочь от куриного производства.

Почему-то ей вспомнился капитан Ренатов. Он выплыл из памяти жалкой своей
персоной, греющей ладони о бока горячего самовара.

- Надо уезжать", - решила баба, отгоняя от себя видение, и ускорила шаг...

Кур лишали жизни кто чем и как мог. Их рвали на части голыми руками,
резали кухонными ножами, сворачивали головы.

Кто-то из особо отчаянных крикнул:

- Пали огнеметом! Жги их!

Завыло пламя, расплескиваясь по территории. Куры пытались спасаться
бегством, но повсюду натыкались на засады погромщиков. Над - климовским"
полем поднялись густой смрад и копоть от паленого пера и горелого мяса. Все
это еще более распаляло нападавших, и они без устали убивали. Три миллиона
кур, а по уверениям счетной комиссии их было примерно столько, ожидала
неминуемая гибель.

Кипела кровь, смешанная с бензином, бегали по чернозему птичьи тела с
оторванными головами. Толпа вдыхала кровавые ароматы и была пьяна.

Но неожиданно что-то изменилось в поведении кур. Они перестали
беспорядочно бегать по загону и сгрудились в один громадный клин. Ни одна из
особей этого многомиллионного птичника не издала ни звука. Ни - коко", ни
- кукареку".

Погромщики, почувствовав перемену в поведении кур, на какой-то момент
остановили свою пьяную резню, пытаясь сообразить, что бы это могло значить.

Они тоже сгрудились в одну кучу. Запыхавшиеся и восторженные, люди ждали
продолжения.

Над - климовским" полем воцарилась абсолютная тишина. Молчали куры, тихо
дышали люди. Стенка на стенку.

Во главе куриного клина, переминаясь с лапы на лапу, стояла большая серая
курица. Ее красный гребешок, украшающий голову, слегка дрожал, а клюв был
приоткрыт.

Серая курица дернула головой, изогнула тело и вдруг побежала в сторону
людей.

Спустя мгновение за ней двинулись и остальные куры. Многомиллионное стадо
кур, эта разноцветная туча перьев и мяса, в тихом беге надвигалась на
погромщиков.

А те, в свою очередь зачарованные этой картиной, стояли на прежнем месте,
как бычки на заклании.

Многие в толпе, наблюдающие этот могучий бег, вдруг вспомнили день
куриного нашествия, а от этого им стало страшно.

А куры все бежали, склонив свои головы к самой земле. И когда, казалось,
столкновение стало неизбежным, когда люди отпрянули в страхе, сбивая друг
друга с ног, большая серая курица вдруг оттолкнулась от земли, расправила
свои крылья и взлетела круто к небесам. За ней взлетели и остальные, взмывая
огромной тучей над землей.

Птицы поднимались неуклюже, чересчур часто взмахивая крыльями. Но они все
же летели, выстраиваясь в длинный куриный клин.

Как рассказывали очевидцы и со всех других окрестностей, птицы,
разбежавшись, взлетали под облака, пристраиваясь к своим собратьям,
распределяясь в клине по весу и величине.

Через считанные секунды все куры Чанчжоэ поднялись в воздух.

- Смотрите, куры летят! - кричали погромщики. - Вот это диво!

- Да и черт с ними!

- Да пусть улетают к каким-нибудь французам!

- Но все-таки это чудо!

Через минуту куриный клин закрыл солнце, и наступило солнечное затмение.
Кур было такое великое множество, и улетали они так долго, что после того
как последняя тварь скрылась за горизонтом, наступила ночь...