щая Руфь, плачущая горько, сердитыми слезами, это было для него открове-
ние. Раз она так страдает, значит, он грубое животное, хотя в чем и как
провинился: - хоть убейте, непонятно. Ему и в голову, не приходило сты-
диться своих знакомств, и в том, что ради Рождества он угостил семейство
Сильва, он не усматривал ни малейшего неуважения к Руфи. С другой сторо-
ны, когда Руфь объяснила ему свою точку зрения, он понял ее, что ж, вид-
но, это одна из женских слабостей, которым подвержены все женщины, даже
самые лучшие.
ким вечером сказал Бриссенден.
ленд, как вдруг ему вздумалось показать Мартину "людей из настоящего
теста". Он повернулся, стремительно зашагал по набережной, тощая тень в
распахнутом пальто, Мартин едва поспевал за ним. В оптовой винной лавке
он купил две четырехлитровые оплетенные бутылки Старого портвейна и,
держа по бутыли в каждой руке, влез в трамвай, идущий к Мишшен-стрит;
Мартин, нагруженный несколькими бутылками виски, вскочил следом.
же это за настоящее тесто:
сошли с трамвая, свернули направо и углубились в самое сердце рабочего
района, южнее Маркет-стрит. - В таком случае вы упустите то, что так
давно ищете.
тал в логове того торгаша. Вы читали настоящие книги и почувствовали се-
бя там белой вороной. Что ж, сегодня я вам покажу других людей, которые
тоже читали настоящие книги, так что вы больше не будете в одиночестве.
следующем углу. - Книжная философия меня не интересует. Но люди они не-
заурядные, не то что свиньи-буржуа. Только держите ухо востро, не то они
заговорят вас до смерти - о чем бы ни шла речь.
дя; он тяжело дышал, не напрасно Мартин пытался взять у него бутыли с
портвейном. - Нортон - идеалист, учился в Гарварде. Невероятная память.
Идеализм привел его к философии анархизма, и родные выгнали его из дому.
Его отец президент железнодорожной компании, мультимиллионер, а сын го-
лодает в Сан-Франциско, редактирует анархистскую газетку за двадцать
пять долларов в месяц.
кет-стрит, и понятия не имел, куда его ведут.
батывают на жизнь? Как сюда попали?
тил бутыли наземь. - Вообще-то он Строун-Хамилтон... двойная фамилия,
через дефис, - он из старого южного рада. Бродяга... человека ленивее я
в жизни не встречал, хотя служит канцеляристом, вернее, пробует служить
в кооперативном магазине социалистов за шесть долларов в неделю. Но он
по природе перекати-поле. Забрел в Сан-Франциско. Однажды он просидел
весь день на уличной скамейке, за весь день во рту ни крошки, а вечером,
когда я пригласил его пообедать в ресторане, тут, за два квартала, он
говорит: "Еще идти. Купите-ка мне лучше пачку сигарет, приятель". Он,
как и вы, исповедовал Спенсера, покуда Крейс не обратил его в монис-
та-матералиста. Если удастся, я вызову его на разговор о монизме. Нортон
тоже монист... Но идеалист, для него существует только дух. Он знает не
меньше Крейса и Хамилтона, даже больше.
ная история. Память-стальной капкан. На жизнь зарабатывает чем придется.
Неразборчив в средствах. Может и украсть - хоть саван с покойника... на
все способен. Разница между ним и буржуа, что крадет, не обманывая себя.
Готов говорить о Ницше, о Шопенгауэре, о Канте, о чем угодно, но, в сущ-
ности, из всего на свете, включая Мэри, ему по-настоящему интересен
только его монизм. Его божок - Геккель. Единственный способ его оскор-
бить - это ругнуть Геккеля.
бутылки и перевел дух - надо было еще подняться по лестнице. Это был
обыкновенный двухэтажный угловой дом, внизу-бакалейная лавка и пивная. -
Здесь обитает вся компания, занимает весь верх. Но только у Крейса две
комнаты. Идемте.
гался привычно, как домовой. Приостановился, опять заговорил.
два усложнит и запутает. Сейчас мойщик посуды в ресторане. Любит хорошую
сигару. Я раз видел, он перекусил за десять центов в забегаловке, а по-
том выкурил сигару за пятьдесят. У меня в кармане припасены две штуки,
на случай если он покажется.
Спросите его, каков был урожай зерновых в Парагвае в тысяча девятьсот
третьем, или сколько простынной ткани Англия поставила в Китай в тысяча
восемьсот девяностом, или в каком весе Джимми Бритт победил Бетлинга
Нелспна, или кто был чемпионом Соединенных Штатов в полусреднем весе в
тысяча восемьсот шестьдесят восьмом и он выдаст правильный ответ со ско-
ростью игорного автомата. И еще есть Энди, каменщик, полон идей обо всем
на свете, хороший шахматист; и Харри, пекарь, ярый социалист и одни из
профсоюзных вожаков. Кстати, помните стачку поваров и официантов-это Ха-
милтон организовал тот профсоюз и провернул стачку - все заранее сплани-
ровал вот тут, у Крейса. Проделал это все ради собственного удо-
вольствия, но в профсоюзе не остался, слишком ленив. А если бы захотел,
пошел бы далеко. На редкость способный человек, но непревзойденный лен-
тяй.
из-под какой-то двери. Стук, чей-то голос в ответ, дверь отворилась, и
вот уже Мартин обменивается рукопожатием с Крейсом, смуглым красавцем с
ослепительно белыми зубами, черными вислыми усами и черными сверкающими
глазами. Мэри, полная молодая блондинка, мыла тарелки в задней комнатке
(она же кухня и столовая). Первая комната служила спальней и гостиной.
Гирлянды выстиранного белья висели так низко над головой, что поначалу
Мартин не заметил двух мужчин, беседующих в углу. Они шумно и радостно
приветствовали Бриссендена и его бутыли, и, когда Мартина познакомили,
оказалось, это Энди и Парри. Мартин присоединился к ним и внимательно
слушал рассказ Парри о боксерском состязании, на котором он был накануне
вечером; тем временем Бриссенден, как заправский бармен, готовил пунш и
разливал вино и виски с содовой. Потом он скомандовал: "Давайте всех сю-
да" - и Энди пошел по всему этажу созывать жильцов.
Нортон и Хамилтон, подите познакомьтесь. Стивенса, я слышал, нету. Поп-
робую заведу их на монизм. Вот погодите, они опрокинут стаканчик-другой,
тогда разойдутся.
не мог не оценить живую игру их мысли. У каждого был свой взгляд на ве-
щи, хотя взгляды их зачастую оказывались противоположными; и хотя спори-
ли они остроумно и находчиво, но не поверхностно. Мартин скоро понял -
это было ясно, о чем бы ни зашла речь, - что у каждого есть связная сис-
тема знаний и цельное, хорошо обоснованное представление об обществе и о
вселенной. Они не пользовались готовыми мнениями, все они, каждый на
свой лад, были мятежники, и никто не изрекал избитых истин. Мартин ни-
когда не слышал, чтобы у Морзов обсуждался такой широкий круг разнооб-
разнейших тем. Казалось, они о чем угодно могут с увлечением толковать
хоть ночь напролет. Разговор переходил от новой книги миссис Хемфри Уорд
к последней пьесе Шоу, через будущее драмы к воспоминаниям о Менсфилде.
Они одобряли или высмеивали передовые статьи утренних газет, говорили об
условиях труда в Новой Зеландии, а потом о Генри Джеймсе и Брандере
Мэтьюзе, обсуждали притязания Германии на Дальнем Востоке и экономичес-
кую сторону "желтой опасности", ожесточенно спорили о выборах в Германии
и о последней речи Бебеля, а там доходила очередь и до местных полити-
ческих махинаций, до новейших замыслов и распрей руководства Объединен-
ной рабочей партии, до сил, приведенных.
было известно то, о чем никогда не писали газеты - пружины, и рычаги, и
невидимые глазу руки, которые приводят в движение марионеток. К удивле-
нию Мартина, молодая хозяйка, Мэри, вступила в разговор и оказалась на
редкость умной и знающей, таких женщин Мартин почти не встречал. Побесе-
довали о Суинберне и Россетти, а лотом она принялась толковать о таком,
о чем он и представления не имел, завела его на боковые тропинки фран-
цузской литературы. Он отыгрался, когда она принялась защищать Метерлин-
ка, а он пустил в ход тщательно продуманные мысли, которые развивал в
"Позоре солнца".
бачного дыма, и тут Бриссенден дал старт.
пылкий поклонник Герберта Спенсера. Обратите его в геккельянца, если су-
меете.
посмотрел на Мартина сочувственно, с мягкой, девичьей улыбкой, словно
обещая надежно его защитить.