были, как ты -- добро! Никакой бы войны не было, ни белых, ни красных!"
Пришли к себе в казарму, собрали красноармейское собрание. Оно осудило
приговор. Написали протест в Москву.
просидел 37 дней. Пришла замена: 15 лет [строгой изоляции].
сколько усилий это потребовало от председателя трибунала! Сколько еще
расстроенности, недисциплинированности, несознательности! Обвинение --
заодно с защитой, конвоиры лезут не в свое дело слать резолюцию. Ох, не
легко становиться диктатуре пролетариата и новому суду! Разумеется, не все
заседания такие разболтанные, но и такое же не одно! Сколько еще уйдет лет,
пока выявится, направится и утвердится нужная линия, пока защита станет
заодно с прокурором и судом, и с ними же заодно подсудимый, и с ними же
заодно все резолюции масс!
как двигаться в том розовом тумане? Кого опрашивать? Расстрелянные не
расскажут, рассеянные не расскажут. Ни подсудимых, ни адвокатов, ни
конвоира, ни зрителей, хоть бы они и сохранились, нам искать не дадут.
обвинительных речей неистового революционера, первого рабоче-крестьянского
наркомвоена, Главковерха, потом -- зачинателя Отдела Исключительных Судов
Наркомюста (готовился ему персональный пост Трибуна, но Ленин этот термин
отменил), *(14) славного обвинителя величайших процессов, а потом
разоблаченного лютого врага народа Н. В. Крыленко. *(15) И если всё-таки
хотим мы провести наш краткий обзор гласных процессов, если затягивает нас
искус глотнуть судебного воздуха первых послереволюционных лет -- нам надо
суметь прочесть эту книгу. Другого не дано. А недостающее всё, а
провинциальное всё надо восполнить мысленно.
загробно драматические голоса тех первых подсудимых и тех первых адвокатов,
когда еще никто не мог предвидеть, в каком неумолимом череду будет всё это
проглатываться -- и с этими ревтрибунальцами вместе.
технических соображений", *(16) удобно же только его обвинительные речи да
приговоры трибуналов, уже тогда вполне совпадавшие с требованиями
обвинителя.
году) "далеко не в таком порядке... По ряду дел стенограмма... оказалась
настолько невразумительно записанной, что приходилось либо вымарывать целые
страницы, либо восстанавливать текст по памяти" (!) А "ряд крупнейших
процессов" (в том числе -- по мятежу левых эсеров, по делу адмирала
Щастного) "прошел вовсе без стенограммы". *(17)
это был третий исходный узел нашей истории, переход к однопартийной системе
в государстве. И расстреляли немало. А стенограмма не велась.
расправы", *(18) так тем более "доказано его наличие". *(19) (Там всего
арестовано было больше 1000 человек *(20) -- так неужто на всех суды
заводить?)
обвинитель, что ВЦИК имеет право вмешиваться в любое судебное дело. "ВЦИК
милует и [казнит] по своему усмотрению [неограниченно]" *(21) (курсив наш.
-- А. С.) Например, приговор к 6 месяцам заменял на 10 лет (и, как понимает
читатель, для этого весь ВЦИК не собирался на пленум, а поправлял приговор,
скажем, Свердлов в кабинете). Всё это, объясняет Крыленко, "выгодно отличает
нашу систему от фальшивой теории разделения властей", *(22) теории о
независимости судебной власти. (Верно, говорил и Свердлов: "Это хорошо, что
у нас законодательная и исполнительная власть не разделены, как на Западе,
глухой стеной. Все проблемы [можно быстро решать]. "Особенно по телефону.)
Крыленко формулирует [общие задачи советского суда], когда суд был
"одновеременно и [[творцом права]] (разрядка Крыленко) и [[орудием
политики]]" *(23) (разрядка моя. -- А.С.)
отбросили, своих не составили. "И пусть мне не говорят, что наш уголовный
суд должен действовать, опираясь исключительно на существующие писанные
нормы. Мы живем в процессе Революции..." *(24) "Трибунал -- это не тот суд,
в котором должны возродиться юридические тонкости и хитросплетение... Мы
творим новое право и [новые этические нормы]" *(25) -- Сколько бы здесь ни
говорили о вековечном законе права, справедливости [и так далее] -- мы
знаем... как дорого они нам обошлись". *(26)
дорого? Может с вековечной справедливостью -- поуютнее?..)
виновен подсудимый или невиновен: понятие [виновности], это старое
буржуазное понятие, вытравлено теперь. *(27)
другой раз мы услышим от него, что трибунал -- это [вообще не суд]:
"Трибунал есть орган классовой борьбы рабочих, направленный против их
врагов" и должен действовать "с точки зрения интересов революции.., имея в
виду [наиболее желательные] для рабочих и крестьянских масс [результаты]"
*(28) (курсив всюду мой. -- А. С.)
Каковы бы ни были индивидуальные качества <подсудимого>, к нему может быть
применим только один метод оценки: это -- оценка с точки зрения [классовой
целесообразности]." *(30)
рабочего класса. А "если эта целесообразность потребует, чтобы карающий меч
обрушился на головы подсудимых, то никакие... убеждения словом не помогут"
*(31) (ну, там доводы адвокатов и т. д.) "В нашем революционном суде мы
руководствуемся не статьями и не степенью смягчающих обстоятельств; в
Трибунале мы должны исходить из соображений целесообразности." *(32)
НЕЦЕЛЕСООБРАЗНО.
сделал, а то, что он СМОЖЕТ сделать, если его теперь же не расстреляют. "Мы
охраняем себя не только от прошлого, но и от будущего". *(33)
надвигают на нас весь тот судебный период. Через весенние испарения вдруг
прорезается осенняя прозрачность. И может быть -- не надо дальше? не надо
перелистывать процесс за процессом? Вот эти декларации и будут непреклонно
применены.
золотом. Истолюбивых трибунальцев в простеньких френчах, худощавых, с еще не
разъеденными ряжками. А на [обвинительной власти] (так любит называть себя
Крыленко) пиджачок гражданский распахнут и в воротном вырезе виден уголок
тельняшки.
факта!"; "конкретизуйте момент тенденции!"; " мы оперируем в плоскости
анализа объективной истины". Иногда, глядишь, блеснет и латинской пословицей
(правда, из процесса в процесс одна и та же пословица, через несколько лет
появляется другая). Ну да ведь и то сказать -- за всей революционной
беготней два факультета кончил. Что к нему располагает -- выражается о
подсудимых от души: "профессиональные мерзавцы!" И нисколько не лицемерит.
Вот не нравится ему улыбка подсудимой, он ей и выляпывает грозно, еще до
всякого приговора: "А вам, гражданка Иванова, с вашей усмешкой, мы найдем
цену и найдем возможность сделать так, чтобы вы не смеялись [больше
никогда]!" *(34)
суд над [[словом]]. 24 марта 1918 года эта известная "профессорская" газета
напечатала статью Савинкова "С дороги". Охотнее схватили бы самого
Савинкова, но [дорога] проклятая, где его искать? Так закрыли газету и
приволокли на скамью подсудимых престарелого редактора П. В. Егорова,
предложили ему объяснить: как посмел? ведь 4 месяца уже Новой Эры, пора
привыкнуть!
деятеля, мнения которого имеют общий интерес, независимо от того,
разделяются ли редакцией". Далее: он не увидел клеветы в утверждении
Савинкова "не забудем что Ленин, Натансон и Кo приехали в Россию через
Берлин, т.е. что немецкие власти оказали им содействие при возвращении на
родину" -- потому что на самом деле так и было, воюющая кайзеровская
Германия помогла т. Ленину вернуться.
же?..), газету судят [за попытку воздействия на умы]! (А разве смеет газета
иметь такую цель?!)
безумцем-преступником, чтобы серьезно утверждать, что международный
пролетариат нас поддержит" -- потому что он ведь нас еще [поддержит]...
перенесшую все немыслимые реакции -- Лорис-Меликова, Победоносцева,
Столыпина, Кассо и кого там еще, -- ныне [закрыть навсегда]! А редактору
Егорову... стыдно сказать, как в какой-то Греции... три месяца одиночки. (Не
так стыдно, если подумать: ведь это только 18-й год! ведь если выживет
старик -- опять же посадят, и сколько раз еще посадят!)
взятки, как отвеку на Руси, как довеку в Союзе. И даже и особенно неслись