уж и далек автор от истины. Смур, Смуряга, СМО верит: материя, данная нам в
ощущениях.- это лишь малая щепотка Вселенной, жизнь, отданная решению
квартирного вопроса, многообразия возможных форм существования
организованного белка не исчерпывает, и потому он ждет, когда окликнет его
астральный незнакомец, даже нет, просто положит руку на плечо.
(во всяком случае, так раньше казалось), приблизится с неясной улыбкой, и
Димыч узнает его, гонца и проводника, узнает, ибо явится тот в образе Джима,
гладковолосого ли Моррисона в узких штанцах и остроносых сапогах или
курчавого Хендрикса в цветастой цыганской рубахе навыпуск, лесные смоляные
огоньки будут плавать в синих (карих) глазах, и на влажных губах мерцать
звездные блики.
запросто ангел его, может пройти мимо, просто передумает, беззвучно сгинет,
руки не подаст, если увидит вдруг рядом Лапшу или, скажем. Винта, и даже
надежды нет обрести вечный кайф, если услышит посланник чудесного края
где-то поблизости обрывок беседы о кознях начальства, левых бабках или
просто слово "жэк". Прищурится издалека, улыбнется загадочно и исчезнет,
навсегда оставив Димыча в одном купе с четой орденоносцев.
свежего, алого, кровоточащего, и уж нет возможности отвертеться и не
рассказать, как за пять минут до отправления из Южки, можно сказать, ни за
что ни про что одаренная поездкой в столицу Лапша отплатила торчкам за
щедрость и благородство. Медсестра Лаврухина, дура, уступила свое нижнее
место, обменяла на верхнее в соседнем купе.
три-четыре раза клюнуть носом до первого поцелуя буферов, каких-то пара
мгновений, и тронется поезд, поедет, и, право, можно понять, отчего уже
казалось,- пронесет, никого не пошлет Создатель на четвертое мягкое место,
но, увы, отворилась дверь, полное синее зеркало подобно ночному светилу
сократилось четверть за четвертью, закатилось совсем, исчезло за
полированным уголком косяка, и сразу, наступая прямо на тихую надежду о
канабисном интиме, в открытое для всеобщего обозрения купе вошли два ряда
орденских планок на сером женском жакете, а следом - на черном мужском
пиджаке еще пять (четыре полные и две ленты - точкой внизу).
серого (между прочим, французская вещь, джерси) жакета, дама с хною
обманутой сединой.
адресата,- Девушка,- сказала дама,- у моего мужа в соседнем купе верхняя
полка, он инвалид, у него протез, ему тяжело было бы подниматься наверх, вы
не согласитесь поменяться с нами...
готовности путая буквы в словах.- Да-дда, пожалуйста,- даже встала,
безусловно, внушая нам с вами уважение к обществоведу первой школы Аркадию
Михайловичу Искину, уроки мужества которого, усилия по патриотическому
воспитанию учеников оказываются неподвластными никакой химии и биологии.
принялись молчаливо разглядывать удивительных своих попутчиков.
бухгалтер южносибирского треста "Зеленстрой" Евдокия Яковлевна Терещенко.
если не симпатию, то по крайней мере снисхождение и терпимость.
вступлением, перешла к общественно значимым темам.- А волосы почему не
стрижете, молодые люди?
интересуется материалом его черного костюма, сообщаю - кримплен).
взглядом заставил Смура потупиться, а Эбби Роуда заинтересоваться
деревянными кижами уже мелькавшей за окном Южной окраины.
Коломне, вот так Смолер и Бочкарь оказались (гонимые и презираемые) в
служебном купе Сергея Кулинича, по прозвищу Винт, таким вот образом чужое
несчастье и черное невезение для Сергея Кулинича обернулись порцией плана
(шалы), на которую (мы, конечно, помним) еще в Южке Винтяра изволил
претендовать, основанием к чему достаточным считая нежданную-негаданную
идентичность номера его вагона цифре, проставленной в билетах наших
путешественников.
одной стороны, автор не мнит себя способным поспорить с категоричностью
определения. а с другой - скорее признает в Винте радушного хозяина, травку
требовавшего всего лишь для понта и порядка, ибо, и это совершенная правда,
не считал он ее ни царицей полей, ни властительницей ума. Старым
южносибирским двором, беседкой, гаражами, тополями и неоштукатуренной стеной
физкультурного диспансера укрытым, выпестованный, полагал ее совершенно
необязательным дополнением к пиву, коего оказалось у него запасено (о!)
четырнадцать литров в пластиковой автомобильной канистре. Короче, описание
печали отложим, поскольку, пусть и расходясь в основном философском вопросе
о первичности, трое молодых людей и девица, свои пропорции соблюдая,
примирились с безрадостной действительностью, от нее попросту оторвавшись.
мы, похоже, разобрались, но Лапша, она-то с чего надулась, у нее-то
(позволим себе даже голос немного возвысить) какие претензии к окружающим,-
едет себе, горя не знает, страха не ведает, кочумает по Западно-Сибирской
равнине с уютом и комфортом, катит чуду (не мифическому, настоящему, вот у
Смура в кармане билеты) навстречу.
действительности. Увы, забылись каждые по-своему под стук, такой
подогревающий, колес особи с мужским хромосомным набором. Лапша же,
прекрасная четверть компании, стебалась. Ей было не в кайф, она не двигалась
вместе со всеми, она все время выпадала, ломки ее, абстинентный синдром,
отступая, осчастливили медсестру новым и неожиданным симптомом. Неуемным
голодом, безудержным аппетитом. Под последним ребром слева поселился,
завелся (где-то с середины вчерашнего дня) червяк, буравчик, глист и
скребся, и ворочался в пустом ее желудке, безрадостный и неутомимый.
Томительно и без утешающего предчувствия насыщения тянуло девушку есть,
хавать, жрать, кусать, жевать и заглатывать. Ощущение левитации в хороводе
"Марии и Анны" металось с голодными тошнотиками и отдавалось свинцовыми
пульсами в висках.
в привокзальном буфете кулек беляшей (с сосисками) и три крупных,
желтовато-матовых куска жареной трески. А Винт уже в дороге, испив хмельного
и почувствовав себя христианином, около полуночи сходил в ресторан и выпроси
для нее две пачки печенья и килограмм батончиков "Школьные", и все это она
тоже съела и тем не менее ощущала в себе молодость, каковая Рембо (не говоря
уже о Бурлюке) даже и не снилась. Больше того, к чувству голода добавилась
жажда. Соленую рыбу и приторные конфеты хотелось запить, ну а поскольку пиво
сестричка не любила, находя напиток в равной степени горьким и кислым, то
приходилось ей время от времени вставать, открывать кран и наполнять стакан
с вишневой полоской прозрачной, вкусовыми добавками не оскверненной водой.
(Богу, как утверждают, особенно угодный) оказался (надо же) роковым.
умозаключений пару-другую мгновений блеснуть даром предвидения, откроем,
повторим те слова, с которыми в минуту его скорбных манипуляций с рубахой
отнеслась Лавруха к Смуру. Итак, Ленка, Лапша, всю ночь что-то жевавшая без
перерыв и остановки, сказала, объяснила, повернувшись к Смолеру и глядя в
его черные зрачки:
буквы для достойной реакции. Достойной, но не молниеносной. Смур выдержал
паузу, задрал ногу, брякнул на стол прямо перед Ленкиным носом поношенный
тапочек цебовских умельцев и щедро предложил, трудно сказать, подошву ли,
шнурки или все изделие в целом имея в виду:
отвернулась Ленка к окну и принялась тихонько всхлипывать, нечаянную радость
злюки Смура простодушием своим обратив в бессильную тоску. Воистину никакого
просвета во тьме, никакого избавления от вечного дурдома бедному мечтателю
не было и не предвиделось.
способ возродить вновь, пусть ненадолго, но раздуть в душе Смура огонь,
угасший не совсем, а еще раньше Винт умудрился восстановить душевное
равновесие Лаврухи и Лысого, между делом привести в состояние блаженного
восторга.
самой секунды, когда, входя в купе, Бочкарь не удержал в руках бумажные
коробки...
обиженного шлепанья губами, неразборчивого шепотка, да, именно так и надо
поступить. Итак, папиросы уже собраны и вновь трепещут в Колиных руках, то
есть сами просятся скорей на липкую, но широкую и устойчивую поверхность
служебного стола.