Чтение 58–й страницы книги ~Голубое сало~

Зал послушно подхватил:
- Наци - свиньи! Наци - свиньи!
Десяток крепких рук вцепились в ораторский стол и принялись встряхивать его в
такт реву.
Гитлер зашатался.
Гесс и Розенберг кинулись было на помощь, но быстро получили кружками по головам
и повалились на мокрый пол.
Пытаясь сохранить равновесие, Адольф растопырил пальцы рук, собираясь упасть на
них. Пальцы согнулись и засветились зеленым.
Зал не сразу заметил это. Но от рук Гитлера пошла незримая волна энергии,
пробивающая и отрезвляющая пьяных бюргеров.
Стол перестали трясти, и через пару минут в зале воцарилась мертвая тишина.
Раскрыв рты, баварцы смотрели на этого худого парня со светящимися руками.
Кто-то громко выпустил газы.
Почувствовав свою силу, Гитлер направил руки на толпу По кончикам пальцев
пробежали синие искры, раздался треск, и десять синих молний, словно когти,
впились в потное тело народной массы.
- Кровь и почва, - произнес Гитлер.
- Кровь и почва! - прошептали сотни немецких губ.
Казалось, прошла вечность.
Гитлер опустил руки. Свечение и молнии погасли.
Толпа мгновенье оторопело пялилась на него, затем в ней раздались восторженные
крики, и волна народного восторга смела Адольфа со стола. Руки немцев подхватили
его и стали подбрасывать к прокопченному потолку пивной:
- Кровь и почва! Кровь и почва! Кровь и почва! Гесс и Розенберг заворочались на
полу, подняли свои разбитые головы и, плача, обнялись: победа!
И все те же руки немцев поволокли к выходу злобно плюющегося толстяка Тельмана и
уже не копченым окороком, а мешком с сушеным дерьмом.
- Ну-ка вон отсюда, красная свинья! - прорычал ему в ухо смуглый баварец и
крепким пинком навсегда отправил вождя немецких коммунистов за порог
"Хофбройхауза".
Так началось Великое Пробуждение Немецкого Народа...
- Учиться... учиться... нам всем надо у тебя учиться... - бормотал Гитлер,
поглаживая Блонди искрами. - Учиться любви и верности.
Фюрер тяжело вздохнул и встряхнул руками.
Свечение пропало.
Собака вздрогнула, взвизгнула и отпрянула в сторону. Отряхнувшись, словно от
невидимой воды, она потянулась, зевнула и стала обильно мочиться на мраморный
пол.
- Блонди! Мальчик мой! - засмеялся и захлопал в ладоши Гитлер.
Все зааплодировали. Слуги поспешили к собаке со швабрами.
- Адольф, ты неподражаем! - искренне признался Сталин, обнимая Гитлера. - Даже
когда ты трогаешь собак.
- Я многому учусь у животных, - серьезно заметил Гитлер, одним духом опустошая
бокал с шампанским.
- Кстати, а где же наша Антанта? - спросил Сталин Надежду
- Вероятно, с Сисулом.
- Как, ваша собака не с вами? - удивилась Ева. - Друзья, вы невнимательны к
братьям нашим меньшим.
- Позовите, немедленно позовите Антанту! - топнул каблуком и тряхнул длинными
волосами Гитлер.
Появился Сисул и впустил в зал левретку. Антанта с разбега вспрыгнула на грудь
своему хозяину, Сталин подхватил ее. Левретка возбужденно облизала его щеку и
впилась нежным, но сильным языком в ноздрю.
- Какая прелесть! - подошла Ева.
- Чудесная собака, - Гитлер погладил беспокойную голову левретки. - Она потомок
собак фараонов, не правда ли?
- Грейхаундов? - неуверенно спросил Борман.
- Салюков, - подсказал Сталин, опуская Антанту на пол.
Левретка понеслась по залу. Дог не обратил на нее внимания, зато Негус и Штази
слезли со своих подушек и с удовольствием обнюхались с ней.
- Собаки... собачки... это, знаете, господа, как птички Божие! - вдруг громко
заговорил доктор Морелль. - С одной стороны, они раздражают, и иногда хочется -
за ногу да об стену Чтоб мозг так и брызнул. А с другой стороны, сожмешь сердце,
погладишь собачку, приласкаешь и сразу в голове такая ясность. Ясность, господа!
Как... как... ну... в Мюнхене, когда фгн уже кончился и можно снова продуктивно
думать.
- Что такое фгн? - спросил Хрущев.
- Фгн! Вы не знаете фгна? - оживился Морелль, вплотную подходя к графу.
Хрущев вовремя отвернулся, иначе его огромный нос въехал бы в пухлую щеку
лейб-доктора.
- Фгн! Это ветер с Альп, ветер с юга! - закричал Морелль в ухо графу. - Когда он
дует, мозги превращаются в кнедли!
- А что такое кнедли? - спросила Веста.
- Ты вовремя задаешь этот вопрос, дитя мое! - поднял палец Гитлер. - Друзья, мы
заговорились. А беседа, как свидетельствовали римляне, всего лишь приправа к
еде. Не наоборот. Прошу вас!
Он сделал знак дирижеру. Оркестр смолк.
- Стол! - скомандовал Гитлер.
Синий прямоугольник пола медленно опустился вниз, открывая подсвеченное
подвальное пространство. Внизу послышался шорох, торопливое движение невидимых
слуг, и вскоре мраморная плита поднялась со стоящим на ней столом и встала на
место.
Стол был великолепно сервирован и выдержан в сине-голубых тонах: на голубой
скатерти стояли синие тарелки, синие бокалы, голубые блюда с закусками; пламя
трех дюжин лазуревых свечей дробилось в фиолетово-голубых стеклах графинов.
Гитлер сделал свой дирижерский пригласительный жест, и все подошли к столу
Оркестр грянул Штрауса.
Хрущев достал платок и вытер заплеванное Мореллем ухо.
Когда все расселись по указанным синими табличками местам, Гитлер взял
фиолетовый графин с Мозельским и стал наполнять бокалы сидящих рядом с ним
Надежды, Евы и Сталина. Он всегда делал это сам и терпеть не мог, когда вино
разливали слуги. Борман и Геринг наполнили бокалы остальных гостей.
- Друзья! - поднял синий бокал Гитлер. - Вы знаете, я не люблю и не умею
говорить тосты. Но сегодня мне приятно сделать усилие над собой. Не так давно мы
с партайгеноссе Борманом были в Ирландии. Это замечательная страна, И очень
неглупый народ. Гостеприимный, непосредственный Англичане безумцы. Они
ненавидели национал-социализм ненавидели коммунизм.Что же они любили? Свою
островную плутократию. Что они пестовали в себе? Типично английскую шизофрению.
И что же они получили от внешнего мира? Атомную бомбу А мудрые ирландцы, над
простотой и доверчивостью которых потешались чопорные англичане открыли нам
границу Еще задолго до англо-немецкого кризиса На что похожа теперь Англия? На
сожженное осиное гнездо. А Ирландия? На цветущий вишневый сад. Так вот В
Дублине, во время нашего визита, был открыт памятник Вы думаете - мне?
Ошибаетесь, друзья! Это был памятник Иосифу Сталину. На центральной площади
Дублина. Бронзовый Сталин со своим знаменитым золотым шприцем.
Гитлер помолчал, сосредоточенно глядя на ровно горящие свечи.
- Я всегда был честолюбив, но не тщеславен, - продолжил он. - В отличие от
Ленина, Ганди и Рузвельта я равнодушен к моим изваяниям. Поэтому я искренне
аплодировал бронзовому дублинскому Иосифу. И так же искренне спросил мэра
Дублина: по каким соображениям вы, целиком зависящие от Великой Германии,
ставите памятник Сталину? И вот что мне ответил этот мудрый человек: господин
рейхсканцлер, Германию мы любим как мать. Матери нет нужды ставить памятник, так
как она у нас всегда в сердце, она всегда с нами. Сталин же для нас - символ
свободы человека. А свободе стоит поставить памятник, так как она не всегда с
нами. Свобода приходит и уходит. Неправда ли, друзья, замечательно сказано?
Гости одобрительно закивали.
- Иосиф! - Гитлер выше поднял бокал. - Если я разбудил Германию, то вы с Лениным
разбудили человечество. Свобода приходит и уходит. Но вожди остаются. За тебя,
мой бесценный друг!
Все встали.
Сталин подошел к Гитлеру, прижался щекой к его щеке и опустошил свой бокал.
Гитлер выпил и метнул бокал через плечо. Все последовали его примеру, и
несравненная музыка бьющегося хрусталя вплелась в ажурную вязь штраусовского
"Голубого Дуная".
Гитлер простер над столом руки, две короткие молнии вспыхнули и погасли.
- Жрите, друзья мои! - воскликнул он, садясь.
Гости сели.
На столе преобладали мясные закуски, так как фюрер терпеть не мог овощей и
фруктов. Ел он всегда много.
Подхватив вазу с салатом из дичи, Гитлер бухнул себе в тарелку добрую половину,
полил салат соусом из дроздов, поперчил, выжал два лимона, взял ложку и стал
быстро не поедать, а именно жрать эту аппетитную кучу.
Сталин положил себе телячьей головы - старого баварского блюда, напоминающего
подогретый студень.
Надежда подцепила вилкой фаршированную картошку Веста плюхнула себе в тарелку
пласт заливной форели. Сидящий рядом с ней Геринг с улыбкой зачерпнул свиных
мозгов. Василий ковырял что-то венгерское, кроваво-красное. Яков потрошил
огромного моллюска.
- Мой фюрер, это курица? - доктор Морелль показал насаженный на вилку кусок
белого мяса.
Гитлер ел, не обращая на него внимания.
- Вот, вот, - Морелль положил кусок назад, в большое блюдо. - А я думал -
кролик... Знаете, господа, со мной этим летом престранная вещь приключилась. Наш
фюрер подсказал мне гениальную идею - провести летний отпуск в Венеции. Раньше я
там ни разу не был. Не верите? - обиженно посмотрел он на Хрущева.
- Отчего же, - граф угрюмо жевал петушиные потроха.
- Ни разу, ни разу не был! А ведь все рядом, все под рукой - адриатика! И вот,
поехал я в Венецию. Вернее - поплыл. Остановился в самой дорогой гостинице.
Кажется, называлась "Венецианское стекло". Да. Просыпаюсь утром. Думаю, сейчас