Чтение 58–й страницы книги ~Возвращение в Ахен~

пыли и кровавых облаков показался прекрасный воин в серебряной звериной
шкуре и что-то сказал, издалека показывая на него, и чьи-то руки грубо
дергали веревки, чьи-то жесткие пальцы сдавливали края раны, совали ему в
рот какие-то полусырые куски, и вокруг говорили: "Эохайд, Эохайд..."

А потом он остался один на лесной дороге и побрел, спотыкаясь, к
своему дому...

- Тихо, тихо, - ласково сказал Асантао. Ее теплые пальцы коснулись
его висков, и он замер, потом еле слышно вздохнул.

- Спи, Эйте, - проговорила колдунья. - Скоро ты будешь совсем здоров.

И склонившись поцеловала его в лоб.

У Фарзоя не было ни сына, ни брата, ни друга - никого, с кем он мог
бы говорить по душам, перед кем не побоялся бы раскрыть свои мысли, кому
посмел бы признаться в том, что нуждается в помощи и совете. С годами он
становился все более угрюмым и замкнутым.

И только перед Асантао не было нужды притворяться, потому что эта
женщина все равно видела его насквозь. Как бы он ни злился порой на ее
вмешательство, он понимал: в маленькой колдунье он нашел и советчика, и
друга.

Теперь они часто разговаривали вечерами, сидя на пороге ее дома.
Когда появлялся вождь, Фрат либо пряталась в глубине дома, либо уходила на
холмы.

Прошло всего несколько дней с тех пор, как наследник Гатала впервые
заявил о себе, и Фарзой понял, что его дурные предчувствия начали
оправдываться.

Он опять пришел к Асантао. Она вышла к нему с кувшином брусничной
воды, и они уселись - Фарзой на бревне, Асантао на пороге. Солнце
спускалось за лес, и на лице женщины появился нежный румянец.

Глядя на вождя, Асантао подумала о том, что он сильно сдал, хотя в
его белых волосах, стянутых в узел на затылке, по-прежнему не было заметно
седины.

Фарзой заговорил:

- Вчера они захватили наши склады. Клянусь рогами Лося, Асантао,
слишком уж легко им удалось обнаружить все хранилища. И я знаю, кто тому
виной.

Он угрожающе сдвинул белые брови, заметные на его обветренном лице.

- Я не понимаю тебя, Фарзой, - спокойно сказала Асантао.

- У меня не выходит из мыслей этот мальчишка, Эйте, - сказал вождь. -
Почему Эохайд так легко отпустил его? Не мог же он сделать это из жалости?

- Почему бы и нет?

Уверенный тон Асантао выводил Фарзоя из себя.

- Я не верю в такие вещи, как бескорыстное милосердие, особенно если
дело касается врагов, - с ударением произнес Фарзой.

- Спроси мальчика перед Золотым Лосем, не болтал ли он про склады, -
предложила колдунья. - Он не сможет сказать неправду.

- И об этом я подумывал, - тяжело уронил Фарзой. - А если они
оградили его своими чарами, чтобы он свободно мог врать? Кто знает, какими
силами наделен этот безродный сын реки?

Асантао улыбнулась: Фарзой легко поверил в легенду о происхождении
Эохайда.

- Я не думаю, что это так, - мягко заметила она.

- Ты это видишь?

Он тревожно всматривался в ее карие глаза.

- Да, - сказала Асантао. - Я вижу: Эйте не предавал тебя.

- Тогда кто? Кто?

- Не о том сейчас заботишься, - сказала колдунья. - Оставь свою
подозрительность до лучших времен. Твой народ скоро начнет голодать. Мы
остались без хлеба. Наши владения теперь ограничены деревней и клочком
земли на холмах. Эохайд стоит у самых наших ворот. Вчера я считала костры
его лагеря.

- Должно быть, он и впрямь пользуется покровительством Темных Сил, -
сказал Фарзой.

- Не о том заботишься, вождь, - повторила Асантао.

Фарзой помолчал. В свете угасающего дня он выглядел очень старым и
очень усталым, но Асантао нечего было сказать ему в утешение.

Фарзой заговорил глухим голосом:

- Они начнут осаду, возможно, уже завтра. Им не понадобится проливать
свою кровь. Они просто дождутся, пока мы лишимся последних сил от голода.
И тогда они возьмут нас голыми руками.

Асантао молчала.

- Теперь я понимаю, почему они щадили нас во время последних
сражений, - продолжал Фарзой, распаляясь. - Им нужны рабы. Эохайд решил не
мелочиться и загнать под свое ярмо всех. - В холодных глазах вождя
появилось страшное выражение. - Мы убьем наших женщин и будем сражаться с
ними, пока в нас останется хоть капля крови...

- Ты примешь те условия, которые он тебе предложит, - негромко
сказала Асантао, словно не расслышав его гневной тирады. - Какие угодно
условия. Тебе нужен мир любой ценой. Мир, Фарзой!

Она поднялась со ступенек и теперь стояла перед ним, выпрямившись во
весь свой небольшой рост, - женщина с загрубевшими от работы руками, с
увядшими цветами в косах - и отчитывала его, главу союза воинов, как
несмышленого мальчишку. Заходящее солнце горело в ее теплых глазах,
которые умели заглядывать на самое дно души.

Фарзой уронил лицо в ладони и заплакал.

Аэйт проснулся мгновенно, как от толчка, и сжал пальцы на рукояти
кинжала. В темноте над ним нависала тень. Лежа неподвижно, он сквозь
ресницы рассматривал белое пятно бельма на загорелом лице своего спутника.
Если Бьярни сейчас набросится, он ударит его ножом в здоровый глаз. При
этой мысли у Аэйта заломило челюсти, и он понял, что изо всех сил
стискивает зубы.

Но одноглазый тихо прошептал:

- Аэйт... ты не спишь?

- Нет, - ответил Аэйт. - Что тебе?

- Там, впереди, что-то странное...

Аэйт сел. Его знобило, голова кружилась от слабости. Во рту остался
противный привкус.

- Что странное? Куда ты ходил?

- А... возьми. - Косматый Бьярни сунул ему в руку горсть каких-то
шариков. На ощупь они были упругими и шелковистыми.

- Что это? - Аэйт поднес их к глазам. Лесные орехи. Он посмотрел на
них, как на чудо. - Где ты их нашел?

Бьярни неопределенно мотнул головой в сторону. Орехи были зеленые,
неспелые и горькие на вкус. Аэйт жадно ел их вместе с мягкой скорлупой.
Голод не прошел, но ему удалось убедить себя в том, что в животе стало
теплее и мерзкий привкус во рту пропал. Проклятая старуха! Неужели он
больше никогда не увидит нормального хлеба?

- Скоро рассвет, - проговорил Бьярни.

Аэйт посмотрел на небо. Никаких признаков близкого рассвета там не
наблюдалось. Но в воздухе действительно появилась зябкая свежесть, и
беспокойство проносилось над верхушками деревьев. Наверное, Бьярни прав.
Аэйт поежился и с трудом зевнул.

- Ну что, пойдем? - сказал он. - Где ты видел это... странное?

Бьярни осторожно обернулся, вглядываясь в фиолетовый туман, клочьями
висящий между деревьев.

- Там... Я нашел орешник. А за кустами, на темной поляне, что-то
горело. - Он поежился. - Белый свет. И от него тянуло холодом.

- Шуточки фрау Имд, - проворчал Аэйт. - Пойдем, посмотрим, что еще
она придумала. У нее, должно быть, изощренная фантазия.

- Как эта ведьма тебя ненавидит, - завистливо сказал Бьярни.

Его тон удивил Аэйта. Ненависть - своя и чужая - приносила ему, как
правило, только усталость, вроде той, что наваливается после сражения или
долгого пешего перехода по болотам.

- А ты что, хотел бы, чтобы тебя ненавидели?

Бьярни несколько раз утвердительно кивнул.

- Когда-то, в ТОМ моем прошлом, - сказал он своим звучным, низким
голосом, - я купался в бессильной злобе моих врагов...

Он скрипнул зубами.

Аэйт задумчиво смотрел на него. Юноша не испытывал сейчас никакой
ненависти к старому завоевателю. Он должен будет убить его, но злоба не
играла здесь никакой роли. Он просто знал, что должен избавить свой мир от
Косматого Бьярни, вот и все. Чувства тут не при чем.

Одноглазый словно прочитал его мысли.

- Ты все еще хочешь убить меня, Аэйт?

Спокойный тон одноглазого не понравился Аэйту. Как будто Бьярни знал
заранее, каким будет ответ. Тряхнув головой, юноша сердито сказал:

- Не знаю.

Он и в самом деле этого не хотел. Их было всего двое в мертвом мире,
слишком старом и пустом для того, чтобы можно было начать здесь новую
жизнь. Злые глаза тролльши Имд преследовали их, выжидали, насмехались. Они
то и дело мерещились Аэйту среди облаков тумана, в гнилой траве, между
обгоревших стволов. Время здесь стояло на месте. Здесь невозможно было
умереть, но и жить было тоже невозможно.

Аэйт вырос в молодом мире, под горячим солнцем Хорса, и война была
там смертью, а не грудой безмолвных белых костей, и вода там была жизнью,
а не горькой маслянистой жидкостью, не способной утолить жажду. Там, у