или специальном заседании, или в ходе наших повседневных совещаний, или же
после одного из таких совещаний? Президент решил выбрать последнюю
возможность. "Я думаю, - сказал он, - что мне следует просто сказать ему
после одного из наших заседаний, что у нас есть совершенно новый тип
бомбы, нечто совсем из ряда вон выходящее, способное, по нашему мнению,
оказать решающее воздействие на волю японцев продолжать войну". Я
согласился с этим планом.
когда мы все поднялись со своих мест и стояли по два и по три человека, я
увидел, как президент подошел к Сталину и они начали разговаривать одни
при участии только своих переводчиков. Я стоял ярдах в пяти от них и
внимательно наблюдают эту важнейшую беседу. Я знал, что собирается сказать
президент. Важно было, какое впечатление это произведет на Сталина. Я
сейчас представляю себе всю эту сцену настолько отчетливо, как будто это
было только вчера. Казалось, что он был в восторге. Новая бомба!
Исключительной силы! И может быть, будет иметь решающее значение для всей
войны с Японией! Какая удача! Такое впечатление создайтесь у меня в тот
момент, и я был уверен, что он не представляет всего значения того, о чем
ему рассказывали. Совершенно очевидно, что в его тяжелых трудах и заботах
атомной бомбе не было места. Если бы он имел хоть малейшее представление о
той революции в международных делах, которая совершалась, то это сразу
было бы заметно. Ничто не помешало бы ему сказать: "Благодарю вас за то,
что вы сообщили мне о своей новой бомбе. Я, конечно, не обладаю
специальными техническими знаниями. Могу ли я направить своего эксперта в
области этой ядерной науки для встречи с вашим экспертом завтра утром?" Но
на его лице сохранилось веселое и благодушное выражение, и беседа между
двумя могущественными деятелями скоро закончилась. Когда мы ожидали свои
машины, я подошел к Трумэну. "Ну, как сошло?" - спросил я. "Он не задал
мне ни одного вопроса, - ответил президент. Таким образом, я убедился, что
в тот момент Сталин не был особо осведомлен о том огромном процессе
научных исследований, которым в течение столь длительного времени были
заняты США и Англия и на который Соединенные Штаты, идя на героический
риск, израсходовали более 400 миллионов фунтов стерлингов... Советской
делегации больше ничего не сообщали об этом событии, и она сама о нем не
упоминала".
устройства Сталин узнал - и это уже не секрет - до встречи с Трумэном. О
результатах испытания, полученных американцами, Иосифу Виссарионовичу
доложил лично мой отец. Было это там же, в Потсдаме, в период работы
конференции глав великих держав. Разговор состоялся в присутствии
генерал-полковника Серова. От него я и знаю все эти подробности.
оккупационных войсках в Германии. К слову, Героем Советского Союза он стал
по представлению Георгия Константиновича. Отличился Серов в боях за
Берлин, на Зееловских высотах. Так вот как раз он и рассказал мне, как все
происходило в действительности. Прибыли люди из разведки, у которых уже
были на руках материалы, связанные с испытаниями первой атомной бомбы.
Доложили отцу. Отец, в свою очередь, тут же доложил Сталину.
американцы нас опередили... Естественно, в довольно резкой форме
поинтересовался, как обстоят дела у нас. Отец доложил, что нам потребуется
еще год-два, мы находимся, сказал, на том уровне, который пока не
позволяет нам ответить на вызов американцев раньше.
впервые. Сталин постоянно интересовался ходом исследований. Вот и на этот
раз отец доложил о последних результатах, рассказал, в частности, что сам
плутоний уже получен, полным ходом идут работы над конструкцией самой
бомбы. И тем не менее, сказал отец, при самых благоприятных
обстоятельствах раньше ничего у нас не получится. "Минимум два года".
сейчас, не было. Не было, естественно, и целого монолога, якобы
произнесенного тогда Сталиным. Пишут, что Иосиф Виссарионович тут же
поручил Курчатову ускорить работы. В действительности же, как рассказывал
мне Серов, Сталин внимательно выслушал доводы отца и сказал лишь, что
намерен в ближайшем будущем к этому вопросу еще вернуться. Вот, пожалуй, и
все. Потом, как известно, был разговор с американским президентом, о
котором и вспоминает Черчилль...
разговора Сталина с Трумэном уже известна... Иосиф Виссарионович воспринял
сообщение американского президента абсолютно спокойно. Скорее, это и не
сообщение было, как таковое, а зондаж. Проба на реакцию Сталина.
устраивал, как рассказывают, а лишь дал указание моему отцу подготовить
предложения по форсированию этих работ. В результате, как известно, был
создан Специальный комитет с более широкими полномочиями, а все ресурсы
страны были брошены на создание атомной бомбы.
Государственного Комитета Обороны от 20 августа 1943 года. В Специальный
комитет при ГКО входили Л. П. Берия (председатель), Г. М. Маленков, Н. А.
Вознесенский, Б. Л. Ванников, А. П. Завенягин, И. В. Курчатов, П. Л.
Капица, В. А. Махнев, М. Г Первухин. На Комитет было возложено
"руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана".
В дальнейшем был преобразован в Специальный комитет при Совете Министров
СССР. В марте 1953 года на Комитет было возложено и руководство другими
специальными работами оборонного значения. На основании решения Президиума
ЦК КПСС от 26 июня 1953 года Специальный комитет был ликвидирован, а его
аппарат передан во вновь образованное Министерство среднего машиностроения
СССР.
без его ведома тут не делалось. Здесь средств у него было много - от
материального поощрения людей, занятых в проекте, до давления. Но помогал,
безусловно. Я как-то рассказывал своим нынешним коллегам, что у меня в
институте тогда было вычислительных машин больше, чем сегодня.
Одиннадцать! Да, большие по объему, еще первого поколения, но - были!
Отечественная, кстати, техника. Все расчеты и в атомном проекте, и в
ракетном, да и других систем крупных, были сделаны на нашей вычислительной
технике. Странно, что все это уже забыто. А ведь основные разработчики
находились в Киеве и Харькове. Профессор Лебедев, целый ряд других ученых
создали эти машины с помощью атомного комитета. Они и предназначались
изначально для реализации ядерного проекта.
аппарат, как всегда, были далеки от реальных вещей.
"оборонки" эти крайне необходимые нам машины. Их болтовня нам не мешала,
потому что к таким серьезным вещам, как ядерный, ракетный проекты,
партийных работников и близко не подпускали. В других отраслях, где они
имели возможность вмешиваться, они, конечно, мешали здорово... А Сталина
интересовало дело. Цену аппарату ЦК он знал, поверьте... Он ему был нужен
лишь для контроля. Во всяком случае - знаю это точно - противником
вычислительной техники он не был. Напротив, выделялись соответствующие
средства, предприятия переходили на выпуск новой продукции.
следовало больше средств вкладывать в перспективное дело, но вспомните,
какое это было непростое время. Если бы столь грандиозная задача была
поставлена даже не сегодня, а, скажем, в более благополучные восьмидесятые
годы, не уверен, что можно было бы достичь подобного. А тогда, после такой
страшной войны, с нуля начинали. Но ведь справились.
промышленности, заместитель председателя Совета Министров СССР, в своих
воспоминаниях, написанных еще в конце шестидесятых годов и опубликованных
лишь недавно, утверждал, что "в случае неудачи нам бы пришлось понести
суровое наказание за неуспех". "Конечно, мы все ходили под страхом", -
вторит ему Ефим Славский, в те годы первый директор атомного комбината, а
впоследствии трижды Герой Социалистического Труда, министр среднего
машиностроения СССР. В других источниках прямо говорится, что Лаврентий
Павлович приехал на полигон с двумя списками сотрудников - один был
наградной, другой, в случае неудачи, для ареста... Поговаривают даже, что
отец якобы до самой последней минуты не верил, что бомба взорвется...
читал, и о прочем... А правда такова. Тогда, в августе 1949 года, я сам
присутствовал при взрыве первой советской атомной бомбы, так что обо всем
знаю не понаслышке. Дописались даже до того, что отец был после взрыва в
дурном настроении, потому что не успел первым доложить об удачных
испытаниях Сталину.
Сразу же после взрыва отец и Курчатов обнялись и расцеловались. Помню,
отец сказал тогда: "Слава Богу, что у нас все нормально получилось..."
Дело в том, что в любой группе ученых есть противники. Так было и здесь.
Сталину постоянно писали, докладывали, что вероятность взрыва крайне мала.
Американцы, мол, несколько попыток сделали, прежде чем что-то получилось.
этом, разумеется, знали. Как и о том, что чисто теоретически - уже не
помню сейчас, какой именно процент тогда называли, - взрыва может не быть
с первой попытки. И когда бомба взорвалась, все они, вполне понятно,
испытали огромное облегчение. Я смотрел на отца и понимал, какой ценой и
ему, и людям, которые не один год с ним вместе работали, достался этот
успех.
Советского Союза, советской науки. Задача, что и говорить, была выполнена