коллег в США. На последнем из донесений стояло имя, которое я узнал:
Флорес.
Сьюдад-де-Вадос.
документов. Он гласил:
транспорту Бойда Даниила Хаклюта. Большие расстояния не позволили мне
собрать сведения о его работе за границей. Однако представляется, что он
весьма компетентен в своей области. Я слышал о нем как о специалисте самые
лестные отзывы.
что при работе над проектом он сознательно избегает устанавливать тесные
личные отношения. Это соответствует его образу жизни, а именно тому, что
он работает примерно семь-восемь месяцев в году, а в остальное время
устраивает себе продолжительный отдых. Характер его работы превратил его в
человека любящего деньги, и я не сомневаюсь, что он будет лоялен в
отношении своего работодателя, и только его.
австралийское происхождение предполагает расовую нетерпимость, работа в
таких странах, как Египет и Индия, могла повлиять на его взгляды.
Имеющиеся данные не позволяют этого ни подтвердить, ни отрицать. Однако
бытует утверждение, что усвоенные в детстве привычки остаются на всю
жизнь. По меньшей мере можно ожидать неуважительного отношения к
аборигенам. Насколько я понимаю, это соответствует желаемым качествам."
допущена именно здесь.
его из самолета.
приказом.
все ваши вопросы.
прошло. Но, впрочем, как пожелаете. Садитесь.
на стол. Имена на папках ничего мне не говорили.
рассказать, сеньор Хаклют, - со вздохом произнес Вадос. - Ведь в конце
концов - простите меня за откровенность - вы человек без глубоких корней,
фактически оторванный от родины. Вы оставили свой дом, работаете по
договорам и колесите по всему миру. Мы недооценили, насколько глубокое
действие это оказало на вас, освободило вас от всех влияний, которые
сформировали ваш характер в юности. Но, возможно, к лучшему, что мы
допустили такую ошибку.
самом. Я хочу знать, что все это значит. - Я кивнул на папки на столе. -
Если я правильно понял, вы играете в шахматы живыми людьми?
говорил вам уже не раз, что Сьюдад-де-Вадос для меня родное детище. Будь у
вас ребенок, разве хотели бы вы видеть его в шрамах, израненным, больше
того, искалеченным на всю жизнь? Я хочу, чтобы вы поняли: я люблю свою
страну! Я управляю ею уже много лет и, хотя во многом я не преуспел, мне
посчастливилось достичь успеха там, где кто-то другой стал бы латать и
экономить и в результате задача не удалась бы... А еще эта приглушенная
взаимная ненависть, порожденная крестьянами-переселенцами, которые как
болезнетворные микробы отравляют организм города. Да, они тоже люди моей
страны, но я вынужден вести с ними войну. Войну против отсталости, сеньор!
есть трущобы в Астория-Негре, логово преступников в Пуэрто-Хоакине".
Неужели я неправ? Когда не было Сьюдад-де-Вадоса, что знал мир об
Агуасуле? Это было просто пятно на карте, не больше. Не было торговли, о
которой стоило бы говорить, не было иностранных капиталовложений, не было
ничего, кроме крестьян и их скота, продиравшихся сквозь грязь и пыль. Да,
была, конечно, нефть, но она была не нашей, - она была сдана в аренду за
гроши тем, кто мог приобрести оборудование, чтобы разрабатывать ее.
Возможно, вы не знаете этого, сеньор. Так было двадцать лет назад. Сегодня
нам принадлежит четверть бурового оборудования в Агуасуле; завтра нам
будет принадлежать все.
что моя мечта осуществится. Думаю, она могла бы осуществиться целиком. Но
вот возникла проблема, которая может повлечь за собой катастрофу. Вам
скажут, что гражданская война... Впрочем, я хочу сообщить вам лишь факты,
чтобы вы могли судить сами, Диас - хороший человек. Он тоже любит свою
страну - нашу страну. Но он слышит все эти маленькие крики маленьких
людей, и ему хочется бежать к каждому из них и успокаивать его. Хорошо,
хорошо! Я знаю, что кто-то должен страдать ради будущего счастья для всех.
Допустим, я не выделил бы четыре миллиона доларо для той задачи, которой
вы занимались. Что бы я сделал с ними? Скажем, я дал бы по десять доларо
каждому из четырехсот тысяч голодных в Астория-Негре и Пуэрто-Хоакине. Они
потратили бы эти деньги. И очень может быть, компания, которая
предполагает устроить здесь свою латиноамериканскую штаб-квартиру, что
всего за несколько лет принесло бы нам доход в четыре миллиона
североамериканских долларов, решила бы в конце концов обосноваться в
Бразилии, так как Сьюдад-де-Вадос допустил снижение своих стандартов. Я не
мог этого допустить, сеньор! И что же, наконец, происходит? Диас говорит,
что если я не сделаю так, как он просит, то он заставит меня. Или он
свергнет меня и сам сделает это. Что же, мне суждено увидеть, как будут
бомбить мой город? Увидеть мужчин и женщин, истекающих кровью в сточных
канавах, на улицах? Мне знакомо это по Куатровьентосу еще до того, как я
стал президентом. Я видел, как мужчин выбрасывают из окон, видел, как
пристреливают плачущих детей. Должен я сделать так, как делают другие там,
за границей, - убить Диаса, чтобы избавиться от оппозиции? Он хороший
человек. Мы работали вместе долго и успешно и только теперь стали
ненавидеть друг друга. На заседаниях кабинета мы набрасывались один на
другого, пока однажды Алехо, Алехандро Майор, которого вы знали, - мир
праху его - не пришел к нам с Эстебаном и не предложил...
вздулись вены. Он не смотрел на меня.
конфликт этот должен подчиняться правилам. Он сказал, что мы оба знаем
правила, которые будут приемлемы для нас обоих. Он говорил, что не может -
ведь он был крупнейшим ученым в области управления государством! - не
может каждый день определять действия всего населения, но в состоянии
контролировать поступки отдельных лиц, о которых собрано достаточно
информации.
жизни - провести на практике свой эксперимент с управлением государством.
голосом. - Но мы сочли, что такая форма сумасшествия предпочтительнее всех
остальных. Я не хотел видеть мой город разорванным на части гражданской
войной. Диас не хотел видеть, как его люди умирают, обливаясь кровью. И мы
согласились и поклялись в том, что будем вести наши битвы на площадях
города, который станет нашей шахматной доской, и ни один человек не будет
ничего знать о нашей игре.
Вадоса - не мрачная шутка.
одну сторону зала заполнили смуглокожие, а другую - белые...
светлую. Как Алехандро объяснял нам, нельзя предвидеть, когда человек
почувствует голод или жажду, если мы не знаем, когда он в последний раз ел
или пил. Но можно с полной определенностью сказать, что если человек не
умер, то рано или поздно он почувствует голод и жажду. Есть определенные
представления, которые не меняются - так, человек, ненавидящий верующих,
всегда будет антиклерикалом, независимо от того болен он или здоров, пьян
или трезв. Ох, каким мелким и недостойным кажется человек! Послушав его,
сеньор, - а я слушал его, он почти двадцать лет был моей правой рукой, -
вы бы назвали его глуповатым ясновидцем, берущимся предсказывать будущее.
Но мы знали уже, на что он способен, и согласились. Если бы мы поступили
иначе, то наверняка разодрали бы уже Агуасуль на части, и, как собака в
басне Эзопа, которая из жадности бросила кость в реку, мы потеряли бы все,
ради спасения чего враждовали. Но никто больше этого не знал, сеньор
Хаклют. До вас ни один человек в мире не знал, что происходит на самом
деле.
на доске? - Вадос, не мигая смотрел на меня. - Но вы можете утешаться тем,
что вы первый и единственный, кто понял происходящее. Все действительно