вскрикнула и Закрыла лицо руками.
Ленинград, - прошептала Таня.
водки, так что друзьям Павла пришлось уводить его под руки. Ник Захаржевский
на похороны пришел, но к Тане подходить не стал, а она его не заметила - не
до того. Рафалович не явился вовсе, хотя и был извещен.
Вадима Ахметовича Шерова. Таня порвала ее в мелкие клочки, жалея, что не
может поступить так же и с ее автором. Не было ни малейших оснований считать
его виновником гибели Павла, но Таня ни секунды не сомневалась, что без него
не обошлось. У нее даже возникла мысль отомстить "другу и благодетелю", но
это было бы безответственно. Она не могла позволить себе разменять жизнь
этого негодяя на свою, пусть даже потерявшую лично для нее всякую ценность.
Но были еще Нюточка, Дмитрий Дормидонтович - и ради них она обязана была
продолжать жить. Лизавета еще весной продала дом и хозяйство и насовсем
переехала к Черновым, главным образом, чтобы неотступно быть при Дмитрии
Дормидонтовиче, который совсем не вставал с инвалидного кресла.
встревожив Таню. Страшно скривив губы, он просипел: "На все Божья воля" - и
потом, казалось бы, забыл обо всем. Только через две недели после похорон он
попросил Лизавету повесить над его столом большой фотографический портрет
Павла, а в углу - икону Спаса Нерукотворного, и заодно вынести в кладовку
или на по-мойку труды классиков марксизма-ленинизма, роскошно изданную
трилогию Брежнева, лично подписанную именитым автором, и прочую партийную
литературу. У него были свои представления о том, кто лишил его сына.
Она твердо решила не возвращаться в кинематограф и осенью пришла в плановый
отдел старого своего стройтреста. Осенью же Нюточка поступила в первый
класс.
IV
Дорки испуганно прикрыл рот рукой. В малом подземном конференц-зале
Бьюфорт-Хаус воцарилась напряженная тишина.
расторгаю контракт. Деньги по неустойке будут вам перечислены в течение
недели.
вон. Видно, очень хотел хлопнуть дверью, но та была снабжена пневматическим
амортизатором и хлопнуть не получилось. В отместку великий режиссер пнул ее
уже из коридора и, судя по донесшимся оттуда ругательствам, ушиб ногу.
Теперь нам его не вернуть.
эротизм. Не нужна Золотая ветвь Каннского фестиваля, не нужны аплодисменты
эстетов и восторженные вопли критиков.
крутили бы по всем программам, причем не в три часа ночи по субботам, а по
будням в самый "прайм-тайм". Такой, чтобы рядовая английская мамаша,
выросшая на "Коронейшн-стрит" и воскресных проповедях, смотрела бы его,
затаив дыхание, без отвращения, стыда и скуки, а досмотрев, полезла бы в
семейную кубышку и выдала своему прыщавому отпрыску десяток-другой квидов и
отправила в наше заведение набираться уму-разуму. Хорошо бы и муженька
послала следом, чтоб учился, засранец, как это делается. Такой, чтобы
Комитет по образованию рекомендовал для просмотра на уроках по сексуальному
воспитанию, а учителя водили бы школяров к нам на практические занятия.
Такой, чтобы каждая девка мечтала хоть с недельку поработать на "Зарину"...
кармана плоскую трубку, послушала, сказала "так" и отключилась.
ласково:
неожиданно громко, в голос, разрыдался.
Хландино на недельку до второго? За счет заведения.
позвони, скажешь, за консультацию хорошо заплатим... Материалы, что
тантристы с Гавайев прислали, отсмотрела?
подходы нестандартные. Поглядишь?
"Зарины" - сердце и средоточие маленькой империи, опутавшей город
разветвленной, пока еще тонкой и реденькой паутиной "домов досуга", кабаре,
косметических салонов и магазинчиков, бистро и художественных салонов.
Номинально все эти учреждения принадлежали десятку небольших фирм и
фирмочек. Сюда Таня заезжала едва ли чаще раза в неделю. Вполне овладев
хитрым искусством делегирования обязанностей, она могла себе позволить не
заниматься каждодневными тактическими вопросами, коих так или иначе было
неподъемное множество. Это за нее делал отменно вышколенный штат, дорожащий
не только завидным жалованьем, но и ощущением собственной значимости,
порожденным таким доверием руководства. Доверие они оправдывали в том числе
и тем, что беззаветно стучали друг на друга, пресекая тем самым малейшую
возможность сколько-нибудь организованной, серьезной подлянки. Сюда, на
крышу элитарной высотки, расположенной напротив Кенсингтонско-го дворца,
обители "народной" принцессы Ди, стекались дела только самые важные, самые
срочные - и самые конфиденциальные.
пустовали по причине окончания рабочего дня. Только в просторной, залитой
вечерним солнцем приемной - царстве Эмили, секретаря по жизни, способной без
малейшего напряжения одновременно разговаривать по телефону, барабанить по
клавишам компьютера и сражать посетителя улыбкой мегатонн на сорок, -
находился, помимо самой Эмили, еще один человек, вольготно развалившийся в
кожаном кресле. Впрочем, при виде Тани он моментально вскочил и замер,
втянув живот. Таня ограничилась вежливым, исполненным достоинства кивком,
стараясь не рассмеяться Джулиану в лицо. Институциональные законы в
действии. Хоть ты и четвертое лицо в компании, технический директор и член
правления, а все же знай, кто здесь босс. И характерно, как легко врос
экс-вышибала в этот дебильный официоз, для самой Тани бывший своего рода
затянувшейся игрой, иногда забавной, а иногда скучной и утомительной. Будто
так и родился в белой отутюженной рубашке с идиотским галстуком на
ре.зиночке, с твердой пластмассовой папочкой в руках. Словно с ростом их
бизнеса от веселого домика на улице Благодати до этого вот черно-белого
обтекаемо-функционального супер-офиса супер-корпорации в супер-пентхаусе
(тьфу, будто картона наелась!) слетала с главпомощничка многослойная
обертка, пока не обнаруя(ился натуральный корпоративный гамбургер, разве что
пережаренный малость. Захотелось поддеть, тем более что разговор предстоял
весьма фертикультяпистый. . - Джулиан, лапушка, спасибо, что зашел, -
пропела Таня нежнейшим голоском, прикрыв за ним дверь в офис, и, к его
несказанному удивлению, клюнула алыми губами в благоухающую "Уилкинсоном"
черную щеку. - Садись, садись. Коньячку, сигару?
толстыми папками ушла в стену, а на ее место неспешно выплыл застекленный
бар с разнокалиберными бутылками. Таня выбрала большой коньячный бокал, в
который полагается плескать несколько капель на донышко, до половины
заполнила "Реми-Мартеном" и пододвинула к нему через полированный стол.
После секундного замешательства он взял бокал, сделал символический глоток и
решительно поставил на стол. Вспомнил, должно быть, что он не только
подчиненный, обязанный исполнять любую прихоть босса, но и нехилый акционер,
с которым здесь обязаны считаться.
непринужденно, будто в продолжение светской прелюдии, заявила Таня. - От
Колина Фитц-симмонса.
международной. Звезда его стремительно взошла три года назад, когда этого
добротного профессионала средних лет, известного преимущественно по
полицейским телесериалам, неожиданно пригласили на роль легендарного злодея
Оуэна Глендауэра в исторической кинодраме из жизни средневекового Уэльса.
Эту сильную, противоречивую личность Фитцсиммонс сыграл столь выразительно и
страстно, что через каких-то три месяца после выхода фильма в прокат получил
приглашение в Голливуд, где с тех пор успел сняться в трех эпических
блокбастерах, получить "Оскара" и заключить прямо-таки фантастический
контракт на пять лет. С Таней он познакомился, будучи еще относительно
безвестным, скромным и молчаливым крепышом с обаятельной улыбкой и
незадавшейся семейной жизнью. Жил-он тогда в Хэмпстеде и нередко заглядывал
на огонек в новый "центр досуга". Добившись успеха, он не забыл дома, где
ему было так хорошо, всякий раз, бывая в Лондоне, находил время зайти, и в