достойно проигрывать. Наблюдая за ним, Илларион неторопливо размышлял о
тщете человеческих усилий. Впрочем, то же можно было отнести и к генералу,
только Северцев уже начал прозревать, а генералу до этого было еще весьма
далеко - он торжествовал победу над своим подчиненным и плевать хотел как на
восточную, так и на западную философские системы.
значит, для себя человек старался. Шлепнуть бы тебя, - неожиданно добавил он
безразлично-тусклым голосом, - да мараться неохота. Тебе и так не
позавидуешь.
Леонова в роли матерого уголовника, Илларион не находил его смешным. Генерал
был страшен, как оборотень в момент перерождения. Размышления Забродова
прервал один из приехавших с генералом спецназовцев, который прибежал с той
стороны, где сиротливо раскалялся на солнце северцевский "мерседес", и
протянул генералу большой конверт из плотного картона. Генерал заглянул в
конверт и вынул оттуда магнитофонную кассету.
было жалко смотреть. Тем не менее, тот собрался с духом и довольно твердо
сказал:
внезапной смерти или исчезновения, а также в случае ареста оригиналы этих
записей будут переданы в прокуратуру.
генерал.
горят в твоем камине - замерз прапорщик Калищук, греется. Так что,
полковник, езжай домой и жди звонка из прокуратуры. А лучше сделай, как я
советовал - стреляйся к чертовой матери. Это, по крайней мере, красиво.
Иллариона перекосило:
который бедняга Северцев возлагал такие надежды, но вдруг остановился и
оглянулся на Иллариона.
грузовика. - И побыстрее, у меня дел по горло.
Иллариона стволом автомата:
вскоре спецназовец тенью выскользнул на дорогу, не задев ни одной ветки.
Пройдя мимо столбом стоявшего посреди дороги Северцева, как мимо пустого
места, он рывком вскинул тренированное тело в кузов "урала", откуда уже
протянулись ему навстречу готовые помочь руки. Мощный грузовик взревел
двигателем, неуклюже развернулся на узкой дороге, мимоходом подвинул
бампером загораживавший проезд "мерседес" - зазвенело разбитое стекло,
заскрежетал сминаемый металл - и, поднимая пыль высокими колесами, покатил в
сторону шоссе.
полезли в бронетранспортер. Водитель, часто шмыгая разбитым носом, задним
ходом подогнал изувеченный "мерседес" к сгорбленной фигуре хозяина,
по-прежнему понуро маячившей посреди дороги. Северцев молча сел в машину, и
та, дребезжа смятым крылом, тоже двинулась в сторону шоссе.
места, где незадолго до этого по его приказу был убит капитан армейской
разведки Алехин. Он не выбирал место специально - просто вставил в рот дуло
подобранного на дороге армейского "кольта", который кто-то небрежно выкинул
из кузова отъезжавшего "урала", и спустил курок. Оглянувшийся на звук
выстрела водитель затормозил так резко, что шедший следом бронетранспортер с
грохотом смял багажник "мерседеса". Водитель, распахнув дверцу, выпустил на
волю свой ранний завтрак, состоявший из куска ветчины с черным хлебом, двух
сваренных вкрутую яиц и трех чашек растворимого кофе. После этого он вышел
из машины и целеустремленно зашагал через расстилавшиеся до самого горизонта
поля, кое-где оживленные темными островками перелесков. Его никто не
задерживал, и обнаружить его впоследствии так и не удалось: видимо, он и в
самом деле знал, куда шел.
шикарным автомобилем, и на предельной скорости вернулся в воинскую часть.
остановился в полукилометре от того места, где грунтовка впадала в шоссе,
как ручей в полноводную реку. На обочине дороги стоял человек в выцветших
джинсах и черной футболке с изображением черепа, скалившегося на фоне
американского флага.
Леннона.
"урала" даже не посмотрел в его сторону, но генерал вдруг сказал:
остановил.
сторону кузова. Очкарик резво метнулся туда, ухватился за задний борт и,
подтянувшись, заглянул в кузов.
они втащили его под тент, и машина тронулась. Вскоре она достигла окраины
Москвы и затерялась в ревущем транспортном потоке. Водитель тихо матерился,
лавируя среди легковушек, хозяева которых плевать хотели на правила и ехали
кто как хотел. Каждый раз, помянув чью-нибудь мать, он осторожно косился на
генерала, но тот никак не реагировал на явное нарушение субординации,
занятый еобственными мыслями. В руке генерал все еще держал объемистый
конверт из плотной бумаги, а в левом нагрудном кармане его форменной рубашки
лежал квадратный кусочек черной пластмассы с металлическим диском в центре.
Лицо генерала сохраняло привычную кислую мину, но в душе он улыбался -
старые счета были, наконец, закрыты, и теперь можно было со спокойной душой
приступать к реализации новых планов. Планы у генерала были далеко идущие.
Глава 12
хлопоты, к которым прапорщик воздушно-десантных войск Федор Аристархович
Калищук привык и относился не то чтобы положительно, но и без ярко
выраженных отрицательных эмоций. Во всяком разе, по сравнению с тем
бардаком, который творился на вверенном ему объекте минувшей ночью, это были
семечки.
позволяло ему в полной мере оценить залихватскую дерзость проведенного ночью
штурма. Он не верил в Бога, но, убедившись предварительно в том, что вокруг
нет посторонних глаз, вознес к небу коротенькую благодарственную молитву. Он
благодарил Всевышнего за то, что руководивший ночной атакой спецназовец,
похоже, совсем не жаждал крови и разрушений. Он хотел лишь умыкнуть у
полковника свою бабу, что и сделал с минимумом энергозатрат. Его
профессионализм вызывал уважение - прапорщик отлично понимал, что, руководи
штурмом он сам или кто-нибудь из его бывших коллег и сослуживцев, охрану
дачи вырезали бы подчистую или просто забросали бы гранатами, а от дома не
оставили бы камня на камне. Нападавшие явно творили здесь, что хотели, и
прапорщик в который уже раз порадовался тому, что хотели они немногого.
субординации он мог и не стерпеть. Если же его все-таки, согласно уставу, в
наличии не имеется, то и молиться некому, и, значит, прапорщик Калищук
попусту теряет время, разговаривая с загрязненной отходами промышленного
производства атмосферой. Терять время попусту Федор Аристархович не любил, а
уж навлекать на себя неудовольствие начальства - и подавно, поэтому,
покопавшись в засоренной похабными анекдотами и параграфами Устава
Внутренней службы памяти, он неумело перекрестился и сказал самое
религиозное из всех известных ему слов:
бело-голубым огнем электросварка и громыхали стальные листы: солдаты варили
новые ворота взамен изуродованных мебельным фургоном. Ими командовал
тщедушный, задерганный и всего, даже собственных солдат боящийся лейтенант с
эмблемами военного строителя на погонах. Был он мал ростом, узок в плечах и
краснонос - видно, что пьяница конченый. Недаром до сих пор лейтенант, хоть
и лет ему, видать, под сорок. Он петухом прыгал вокруг лениво копошащихся
рядовых, что-то вопя сорванным голосом, - рядовые спокойно посылали его по
матушке, продолжая тянуть волынку. Спешить им было, конечно, некуда, разве
что в вонючую свою казарму. Как человек Федор Аристархович их отлично