давят на него всей своей тяжестью, как одеяло. Он подумал, сколько лет ему
еще придется лежать вот так, одному, - это казалось такой пустой тратой
времени. Мимо окна мелькнул фонарь. Он знал, что это пошел на работу
capataz; значит, скоро рассвет. Луч скользнул и высветил костыль, который
на фоне стены был похож на вырезанную из дерева большую букву; потом свет
померк и погас. Он знал, что осветит фонарь дальше: сперва купу авокадо,
потом сараи и ирригационные канавы, в сером металлическом свете отовсюду
спешат на работу люди.
отъезда Кричтона он сообщил Кларе неприятную весть о своей отставке - и
понял, что эта новость не произвела на нее никакого впечатления. В глазах
девушки из дома матушки Санчес он всегда будет богачом. Насчет О.Б.И. он
ей не сказал. Как он и говорил Кричтону, она бы все равно ничего не
поняла, а он опасался, что ее равнодушие сделает это событие менее
значительным для него самого. И все же ему хотелось ей рассказать.
Хотелось разрушить выраставшую между ними стену молчания. "Королева
собирается наградить меня орденом", - слышал он свой голос, а слово
"королева", наверное, даже для нее что-то значит. Он не раз рассказывал ей
о пикнике среди развалин с отпрысками королевского дома.
коридора между гравюрами на спортивные сюжеты; он протянул в темноте руку,
чтобы открыть дверь спальни, но двери не нащупал - она была открыта - и
вошел в пустую комнату. Тишину не нарушало даже слабое дыхание. Можно было
подумать, что он совсем один бродит по каким-то развалинам. Он поводил
рукой по подушке и ощутил прохладу и свежесть постели, на которой никто не
спал. Тогда он присел на край кровати и подумал: она ушла. Совсем ушла. С
кем? Может, с capataz?.. Или с одним из рабочих? Почему бы и нет? Они ей
подходят больше, чем он. С ними она может разговаривать так, как не может
с ним. Он столько лет жил один, пока не нашел ее, неужели как-нибудь не
проживет и те несколько лет, которые ему еще остались? Обходился же он
раньше, убеждал он себя, обойдется и теперь. Может, Хэмфрис снова станет
здороваться с ним на улице, когда его имя появится в новогоднем списке
награждений. Они снова будут есть гуляш в Итальянском клубе, и он
пригласит Хэмфриса к себе в поместье; они усядутся рядом возле бара,
впрочем, Хэмфрис, кажется, непьющий. Чарли стало больно при мысли, что
Пларр мертв. Своим бегством Клара, казалось, предала не только его, но и
покойного доктора. Он даже рассердился на нее из-за Пларра. Право же, она
могла бы сохранить хоть ненадолго верность умершему - ну как если бы
поносила по нему траур недельку-другую.
служанка.)
света во мраке. Если она на это способна... Если в ней не все сплошной
обман...
ребенка.
- другая женщина могла бы сказать таким тоном: "Я думала, что больше
нравлюсь тебе в красном".
capataz. А как ребенок, Клара?
становится страшно.
казалось, что он заново учится языку, на котором не говорил с детства в
чужой стране.
был ли то испуг... а может быть, боль?
лица. Он поднял руку и дотронулся до него. Она плакала. - Клара...
ты любишь. Любовь берет нас врасплох, - объяснял он ей, а вспомнив то, что
говорил молодому Кричтону, добавил: - Во что только люди не впутываются
из-за нее. - И чтобы ее успокоить, сделал слабую попытку пошутить: -
Иногда по ошибке.
девушкой от матушки Санчес.
людей лучше понимать друг друга.
меня никогда не полюбит.
на подъем... любить не так-то просто... столько совершаешь ошибок. - Он
продолжал, только чтобы не молчать: - Отца я ненавидел... И жена не
очень-то мне нравилась. А ведь они были не такими уж плохими людьми... Это
просто была одна из моих ошибок. Некоторые люди учатся читать быстрее
других. И Тед и я были не в ладах с алфавитом. Я-то и сейчас не так уж в
нем силен. Когда я подумаю обо всех ошибках, которыми полны мои отчеты в
Лондон... - бессвязно бормотал он, не давая замереть в темноте звукам
человеческой речи в надежде, что это ее успокоит.
стало. С утра он пошел резать тростник, но в поле его никто не видел.
Ушел, и все. Иногда в доме у сеньоры Санчес я думала: может, он придет
сюда, когда ему понадобится женщина, и найдет меня, и тогда мы уйдем
вместе.
старался не порвать эту тонкую нить.
ли, я по-своему Эдуардо любил. Он был так молод, что мог быть моим сыном.
дрожит от плача. Ему очень хотелось ее утешить, но он не знал как.
ничего дурного...
слезы. В таких делах и полагается лгать. Он почувствовал огромное
облегчение. Словно после бесконечно долгого ожидания в приемной у смерти к
нему пришли с доброй вестью, которой он уже и не ждал. Тот, кого он любил,
будет жить. Он понял, что никогда еще она не была так близка ему, как
сегодня.
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Быков Василий
Мурич Виктор
Майер Стефани
Распопов Дмитрий