Чтение 58–й страницы книги ~Бомба для братвы~

Президента, призванной исключить возможность утечки из высоких кабинетов
информации. Или...

- Откуда ты все это знаешь?!. То есть я хотел сказать, откуда ты все это
выдумал?

- Земля слухом полнится. А у меня с детства память хорошая. В отличие от
всех прочих, которым надо бы о подобных фактах знать, да они все время обо
всем забывают. Могу еще несколько эпизодов напомнить...

- Разговор не о том! - резко оборвал начальник охраны собеседника. - Совсем
не о том! Разговор о другом. Разговор о тебе...

- А обо мне разговора не будет, - сказал, как обрезал, задержанный. - Ты и
так узнал слишком много того, что лучше было бы тебе не знать.

- А вот тут ты ошибаешься! - широко, но недружелюбно улыбнулся начальник
охраны. - Я узнал очень немного. По крайней мере много меньше, чем желал
бы. И намерен узнать все остальное. От тебя узнать! И узнаю! Чего бы тебе
это ни стоило.

- Ты тратишь время, - тихо сказал задержанный. - И рискуешь должностью.
Если не большим. Ты лезешь в сферы, знакомство с которыми еще никому не
приносило пользы. Одумайся. Отцепись. И живи себе дальше. Как тебе
подсказывает твоя бессовестность. Живи...

- Ну нет! После того, что ты тут наговорил, уж точно не отцеплюсь! Теперь
ты мне на бескровное урегулирование вопроса шансов не оставил. Теперь я
должен знать о вас не меньше, чем знаете, вернее, делаете вид, что знаете
обо мне, вы. Чтобы выравнять наши шансы.

- Ты ничего не узнаешь. Ты только поднимешь никому не нужный скандал. Ни
тебе не нужный. Ни мне не нужный. Ты поднимешь скандал и тем лишишься
возможности решить это дело хоть и худым, но миром, который лучше доброй
ссоры. Я предлагаю разойтись. Тихо разойтись. Сделав вид, что ничего не
произошло. Что я просто прохожий, а ты обыкновенный полковник милиции,
который благодаря своему опыту быстро разобрался в ситуации и отпустил
невиновных. За что ему честь и хвала.

- Миром, говоришь? Миром не выйдет. Потому что я не могу допустить того,
что кто-то подозревает обо мне больше, чем я о нем. И что я не знаю, из
каких источников он это... выдумал. И кто ему помог это... выдумать. И пока
не узнаю - не успокоюсь.

- Значит, все-таки война?

- Не война, а капитуляция перед превосходящими силами противника. С
последующей дачей признательных показаний. Неизбежных, как завтрашний
восход солнца. А уж по каким мотивам - добровольного раскаяния или
получения внутривенно сыворотки правды - не суть важно. Кроме единственно
того, что в первом случае возможно наше совместное сотрудничество. Вплоть,
до назначения моим консультантом с предоставлением званий, квартир,
окладов, премий и всего того прочего, на чем мы сойдемся. Во втором -
прогрессирующего слабоумия и пожизненного лечения в психоневрологических
диспансерах. Итог один! Но цена разная.

- Цена действительно разная. И итог действительно один...

- Можно считать, что мы договорились?

- Считать можно. Договориться - нет.

- Дурак. Через полчаса я буду иметь всю интересующую меня информацию. Но
уже не буду иметь тебя. И ты не будешь иметь себя.

- Все равно - нет.

Начальник президентской охраны приоткрыл дверь и крикнул своей враз
замеревшей по стойке "смирно" челяди:

- Шумова ко мне. Быстро!

Шумов раздвинул толпу и протиснулся в кабинет. В руке у него был светлый, с
красным крестом посредине чемоданчик, который не имел никакого отношения к
медицине. Но самое прямое к работе спецслужб.

Шумов положил чемоданчик на стол и откинул крышку.

- Этот? - спросил он, показывая глазами на задержанного.

- Этот, - кивнул начальник охраны.

- Полную дозу?

- Лучше двойную. Чтобы с гарантией.

- Много - не значит хорошо, - тихо заметил Шумов. Он считал себя
профессионалом высокого класса, который еще при советской власти благодаря
своему искусству превращал глухонемых молчунов в неудержимых болтунов. И
поэтому мог позволить себе возражать "хозяину".

- Ладно. Делай что хочешь, но узнай у него все. Всђ! Вплоть до детских
шалостей.

Шумов вытащил из "дипломата" одноразовый шприц. И какую-то ампулу. Вставил
в шприц иголку, специальной пилкой надрезал и обломил носик ампулы. И
мельком взглянул на задержанного.

Тот был совершенно безучастен к его манипуляциям. Словно они его никак не
касались. Это было плохо, потому что обычно клиенты при виде шприцов и
ампул начинали нервничать. Предварительная психологическая обработка
"молчуна" входила в комплекс действия сыворотки правды. Клиент должен был
нервничать!

Шумов набрал в шприц содержимое ампулы, выдавил из него воздух и замер в
ожидании дальнейших распоряжений.

- Ну что? У тебя остался последний шанс сказать "да". Через секунду будет
поздно, - сказал начальник президентской охраны.

- У тебя все равно ничего не выйдет, - очень спокойно и очень уверенно
ответил задержанный. - Ты все равно проиграл эту игру.

Он сказал это так спокойно и так уверенно, что начальник охраны
вопросительно взглянул на Шумова. А тот инстинктивно на шприц.

Нет, это "лекарство" его еще никогда не подводило. Отчего же "молчун" так
уверен, что оно не сработает? Или он знает какое-то противоядие?..

- Ну, что скажешь? - вопросительно вскинул брови начальник охраны.

- Нет, - молча покачал головой Шумов. - Это невозможно. Он заговорит.
Против сыворотки правды не существует противоядия.

Шумов ошибался. Против сыворотки правды было противоядие.
Одно-единственное, о котором знали многие, но использовать которое решались
лишь единицы. Задержанный знал это средство.

- Давай! - махнул начальник охраны и отвернулся. Он не любил смотреть, как
в вену вонзается игла и как туда из шприца выдавливается запрещенное во
всех государствах мира "лекарство". Он не хотел быть свидетелем
преступления.

Шумов придвинулся к задержанному.

- Вытяните, пожалуйста, руку, - попросил он. Задержанный вытянул руку. В
ладони у него был зажат карандаш, который он нашарил и вытащил из щели
между сейфом и стеной. В помещении, где пишут, пусть даже пишут протоколы,
всегда можно отыскать завалившуюся в труднодоступное место ручку или
карандаш.

- У него карандаш, - сказал Шумов.

- Зачем карандаш? - не понял в первое мгновение начальник охраны. И быстро
повернулся,

Задержанный поднял руку с зажатым в ней карандашом к лицу. Быстро приставил
его заостренную часть к горлу и резким ударом вогнал его в шею. Точно в
сонную артерию. Так вогнал, что другая сторона карандаша выступила с
противоположной стороны. С гарантией вогнал! Насквозь вогнал!

Во все еще удерживающий карандаш кулак ударила тугая алая струя крови.

- Черт! - вскричал, вскакивая на ноги, начальник охраны.

Это было невозможно, чтобы человек убил себя простым карандашом. Это
невозможно - так точно и так сильно ударить себе в артерию. Хотя бы потому
невозможно, что это больно. Что это страшно. И несовместимо с жизнью.

Это невозможно! Но именно это произошло.

- Скорее! Скорее что-нибудь делай! - заорал начальник охраны на Шумова,
памятуя, что он когда-то был врачом и носит белый чемоданчик с красным
крестом.

Но Шумов уже давно не был врачом, потому что был палачом.

В кабинет, привлеченная криком, вбежала бывшая в коридоре челядь. Кто-то
рванулся к истекающему кровью задержанному и попытался зажать ему пальцем
артерию. Кто-то - звонить в "Скорую помощь". Но все это было тщетно. Спасти
человека в подобном случае может только быстрая и квалифицированная
медицинская помощь, которую никто из присутствующих в помещении оказать не
мог. Потому что всю жизнь учились не спасать, а убивать и калечить людей. В
чем достигли немалого совершенства.

Через пятнадцать минут приехала "Скорая помощь". Чтобы констатировать
смерть.

- Безнадежно, - развел руками врач, - медицина здесь бессильна. Здесь нужен
Господь Бог.

- Ну тогда до свидания! - довольно грубо сказал начальник охраны.

- Кто это его так? - поинтересовался на выходе врач.

- Сам. Сам себя, - ответил кто-то из толпы.

- Сам? И чтобы вот так, всю шею насквозь... Что то не верится, - хмыкнул
врач.

- Не ваше собачье дело - верить или не верить! - заорал начальник охраны. -
Ваше - помогать или валить отсюда к чертовой матери!

Медицинская бригада поспешно ретировалась. И все прочие, кто не хотел
попадать под горячую руку, на всякий случай тоже.

Начальник охраны Президента сидел, обхватив голову руками. Он только теперь
начал догадываться, в какую переделку угодил. Начал понимать, что речь идет
не о типичной для нового времени подковерной драке между двумя
подсиживающими друг друга придворными течениями. Что речь о гораздо
большем...

Ни один из его даже самых близких и преданных работников не смог бы вот
так, ради сохранения чужой тайны, проткнуть себя, как бабочку,
предназначенную для гербария. Подавляющее большинство его работников
продало бы его еще в самом начале торговли, даже тогда, когда речь шла бы
не о жизни, а лишь о деньгах. И не только своего начальника продали бы, но
и свою родную маму вкупе с малой, а также большой Родиной. Оптом продали.