Чтение 58–й страницы книги ~Мент~

вот, систематический (!) отказ от работы... неподчинение... решение судьи.
Так чего он хочет? Все законно! Еще и мало дали, надо бы больше...
Резолюция. Печать. Подпись прокурора... СИДИ, УРОД, НЕ РЫПАЙСЯ.

...Семен Галкин получил от Зверева и еще одно письмо, но уже отправленное
через вертухая. Прочитал, выпил водки. Прочитал еще раз. Потом выругался и
позвонил Стасу. Через час опер (вернее - бывший опер, нынче пенсионер) и
бандит встретились в маленьком, кафе. Стас выслушал Семена, матюгнулся и
сказал:

- Будем решать вопрос. Завтра... нет, послезавтра лечу в Тагил. Я там
кой-кого знаю, помогут.

Стас не сказал Галкину, что Лысого тоже прессуют и в Архангельскую область
тоже уехали "решать вопрос". Стас ничего не сказал Галкину про то, что он и
сам отсидел в ПКТ больше пяти месяцев... Послезавтра он вылетел в
Екатеринбург, а оттуда на частнике рванул в Нижний Тагил. Стасу не очень
хотелось помогать менту. Да, они вместе ходили на дело, и Зверев вел себя
нормально, не мандражил... Да, Зверева фактически приняли в команду. Но все
равно он оставался ментом.

Помогать менту, хоть и бывшему, не очень хотелось, но за Зверева стоял
Лысый. И еще - Стас предчувствовал свой конец... хотелось сделать
напоследок что-то хорошее... Через месяц Стаса убьют во время рядовой
"стрелки". Он предчувствовал свой конец и торопился что-нибудь доброе
сделать напоследок.

В Тагиле он встретился со старым лагерным корешем, изложил проблему под
косяк хорошей анаши. Кореш, в отличие от Стаса, воровских традиций держался
крепко и помогать менту отказался наотрез.

Кореш отказался, но свел Стаса с местной братвой. А братаны держали
директора химзавода. А директор химзавода по жизни был хорошо знаком с
прокурором по надзору за исполнением наказаний.

Всего этого Зверев не знал. Вернее, он не знал всей цепочки, первым звеном
которой стал ветеран ленинградского сыска Семен Галкин, а последним -
нижнетагильский прокурор Филипчук. Зверев сидел в ПКТ уже месяц. Теплое
апрельское солнце он видел по часу в день. Через стальное плетение сетки
"рабица" в крошечном прогулочном дворике. Он ждал. Ему казалось уже, что
вертухай обманул, или почтальоны ушли в запой и сдали в макулатуру
нелегальное письмо стоимостью в одну "Омегу"...

В один прекрасный день, когда пошел уже второй месяц пребывания Зверева в
крытке, в УЩ 349/13 прибыл прокурор по надзору. Круглое лицо Ивана Кимовича
Филипчука носило следы вчерашнего... Надзорных прокуроров не любят. А
Филипчука "после вчерашнего" боялись панически. В неопохмеленном состоянии
он крут бывал безмерно.

Накануне прокурор пил с директором химзавода. После того как раскатали
первую бутылку и уже начали вторую, директор сказал:

"Что за х... такая, Кимыч? Мне звонит друг из министерства, жалуется,
говорит: произвол у вас в Тагиле... произвол в зоне красной. Его племяш,
отличный парень, по сфабрикованному делу сидит в "тринадцатой". Совсем
парня запрессовали там, у Ивана-то Жарова... из карцера не вылезает. Из...
как его?.. ПКТ".

- Фамилия? - выкатывая глаза, строго спросил прокурор.

- Зверев,- сказал директор.- Александр Андреевич Зверев.

- Я им, блядям, хвоста накручу... мало не покажется.

- Да, ты уж разберись там, пожалуйста, Ваня... Осетринки?

...В "тринадцатой" прокурор затребовал личные дела злостных нарушителей,
находящихся в ПКТ. "Произвольно" отложил пять папок. Четвертой лежала
папочка Зверева, "племянника большого человека из министерства".

Дорогой, изящный, высокоточный хронометр "Омега" на руке прапорщика Кускова
шел как... как хронометр! Прапорщик был очень доволен.

- У вас, Зверев, жалобы есть? - спросил Филипчук, глядя на Зверева глазами
в красных прожилках. Ивану Кимовичу хотелось поскорее закончить всю эту
рутинную мутоту. Ивану Кимовичу хотелось пива.

- Есть,- ответил Зверев.- Меня необоснованно содержат в ПКТ. Я уже
направлял вам жалобу.

- Жалобу... жалобу он направлял. Не вижу, почему вы считаете, что вас
содержат необоснованно. Вот - извольте - приговор судьи Мельникова... отказ
от работы. А перед этим вы помещались в ШИЗО. Основание - отказ от работы.

- Это не так, гражданин прокурор. Я не отказываюсь от работы. Я согласен на
самую тяжелую работу.

- Ничего не пойму. Поясните, Зверев.

- Я отказался только от уборки туалетов. Вы, должно быть, знаете, что в
зоне туалеты убирают только опущенные. Меня по-человечески это
оскорбляет... На любую другую работу я пойду.

- Опущенные, Зверев, не юридическое понятие,- сказал Филипчук строго.-
Идите. Ответ на свою жалобу вы получите в установленном порядке.

Зверев вышел с нехорошим чувством. Похоже, что письмо все-таки до Галкина
не дошло. Эта пропитая прокурорская рожа даже и не попробовала вникнуть...
Зверев ошибался. Когда дверь за ним закрылась, Филипчук, не глядя на
заместителя начальника по воспитательной работе, сказал:

- Вы что же творите?

- Иван Кимыч...

- Да вы что делаете? Второй месяц мужика в ПКТ держите за то, что у него
человеческое достоинство есть? За то, что вместе с петухами сортиры драить
отказался? Черт знает что!

- Иван Кимыч, я думаю, вышла ошибка... Этот Зверев...

- Вы это мне бросьте! Бросьте произвол насаждать! Освободить немедленно, я
это дело лично беру на контроль!

...Ох, хорошо ходит хронометр "Омега" на руке у прапорщика Кускова.

* * *

Осужденный Зверев вышел из ПКТ. Из трех месяцев он отсидел в зоновской
крытке тридцать восемь суток.

Сашка подставил апрельскому солнцу бледное лицо и улыбнулся.

Он понимал, что это только начало, что администрация лагеря сильно
раздражена... Еще бы - из-за какого-то зэчары упертого чуть под
прокурорский пресс не попали! А кому он на хрен нужен, вымогатель этот? С
опера, курирующего Зверева, спросили: ты чего, охренел? Чего
беспредельничаешь? На кой болт мороженый тебе дался этот Зверев? Филипчук
чуть телегу не накатал, еле-еле отговорили за бутылкой... Опохмелился -
подобрел. А то бы полный звездец. Прокуратуре палец в рот положи - всю руку
до кости обгложут... отписываться устанешь от сволочей сутяжных. Плюнь ты
на этого Зверева, Олег. Понял? - Да я что? Меня же питерский следак
попросил.- Это, Олег, питерских гребет - пусть они сами и решают. Нам своих
заморочек хватает.

Когда через несколько дней в Тагил позвонил следователь Филатов, ему
сказали: "На хер! Разбирайтесь сами!"

- Так вы же обещали помочь!

- Ну, обещали... а теперь на нас надзорный так наехал - караул!

...Зверева вернули в отряд и оставили в покое. Но, чтоб жизнь медом не
казалась, направили работать в литейку. В черную литейку. Работа тяжелая,
вредная, грязная. Сашка впрягся и тянул эту лямку. Не жаловался, не ныл. Он
и по жизни никогда не ныл, а в зоне - тем более. Тут человек на виду,
каждый его поступок известен. И как бы ты ни хотел казаться "своим",
"нормальным", но если ты дерьмо - тебя раскусят. Проверено.

Упорство Зверева в истории с уборкой сортиров уже было известно в зоне. Он
завоевал авторитет. Еще небольшой. Еще недостаточный, чтобы его приняли в
круг зоновской элиты. Но на него уже обратили внимание.

Спустя некоторое время после выхода из ПКТ у Сашки состоялся разговор с
опером.

- Ну, ты, Зверев, зла-то на меня не держи,- сказал Олег Павлович.- У меня к
тебе претензий нет... просто - так было надо.

- Кому это было надо?

- Да вашим, питерским. Филатов-то с горпрокуратуры зря, что ль, приезжал?

Зверев пожал плечами, а опер спросил:

- Что там они от тебя хотели-то?

Сашка подумал... прикинул, что кое-что лагерному оперу можно рассказать без
потерь для себя. И даже с определенной выгодой. Он пожал плечами и ответил,
что, мол, отбывая в тюрьме, организовал ремонт и окраску автомобилей, был в
контакте с хозяином. Теперь прокуратура и бэхи копают под хозяина -
добиваются от Зверева показаний. Вот отсюда и прессовка. Понятно?

- Понятно,- сказал опер.- Что ж ты сразу-то не сказал?

- А кто у меня спрашивал?

Таким образом опер, а от него кум и хозяин узнали, что, находясь в ШИЗО, а
затем в ПКТ, Зверев прикрывал их коллегу. Корпоративные чувства есть у
представителей любой профессии... У сотрудников ГУИН тоже.

* * *

В начале декабря девяносто пятого года завхоз 16-го отряда Зверев быстро
шел по территории тринадцатой зоны. Мороз стоял - будь здоров, бодрил.
Дыхание вырывалось изо рта облачками пара. Зверев спешил, дел на день у
него было намечено невпроворот. У завхоза отряда всегда дел невпроворот.
Прошло без малого три года, как Зверев переступил порог зоны. Это было в
конце февраля девяносто третьего... целую жизнь тому назад. Или, по крайней
мере, половину жизни. У лагерной жизни свое течение времени, несопоставимое
с "вольным".

Зверев вышел на стадион, заваленный кучами снега. Зимой снег свозили сюда
со всей зоны. И здесь же он уничтожался в "крематории". Так зэки называли
огромный черный куб с дымящейся трубой. Нижняя часть конструкции являлась
топкой, в открытый верхний резервуар непрерывно закидывали снег. Два зэка
внизу "кормили" топку дровами, четверо сверху - снегом. Талая вода стекала
в систему канализации. "Процесс" шел непрерывно.

Мудро. А главное - экономично... Если снегопадов долго не было, топка
затухала, и "крематорий" стоял скучный, закопченный.

За два с лишним года с момента поступления в зону Александр Зверев вырос из
рядового зэка в завхозы. В лагере это крутая карьера! Завхоз отряда -