и, получив ее, выехал в Париж. Там он порвал свой паспорт, достал из
чемодана другой, поехал в Вену, потом обратно во Францию и, запутав следы,
взял билет на морской экспресс "Лафайет", уходивший из Гавра в Соединенные
Штаты.
океане, рассматривая свой новый паспорт на имя Ганемана, Макс с тревогой
обнаружил, что одна из страничек начала выцветать. Вместе с этой
страничкой бледнел и Клаузен, в предвидении встречи с эмигрантскими
властями в нью-йоркском порту.
паспорт, мельком перелистал его, посмотрел на транзитную визу.
его багаж доставили в ближайший отель, где он рассчитывал получить помер.
Здесь уже не требовалось документов, и Клаузен назвал портье вымышленную
фамилию: - Никсон. - Портье выдал ключи.
обратил внимания на его возглас, и Клаузен поспешил отвести общительного
знакомого в сторону. Нелепая опасность, мелькнувшая как молния, прошла
стороной.
паспорта. Моряк Клаузен явился в германское консульство, сказал, что
последние месяцы работал под Нью-Йорком слесарем в мотеле, в подтверждение
чего показал справку. До этого плавал на американском грузовом пароходе,
ходил в Европу, в Южную Америку. Старый паспорт Макса Клаузена был
испещрен самыми разными визами, штампами, печатями, на нем не было живого
места. Паспорт давно был просрочен, и немецкий моряк просил консула дать
ему новый, потому что он намерен поехать в Китай.
пятилетний срок. Клаузен снова сделался самим собой. Китайский консул, к
которому он обратился за въездной визой в Шанхай, при нем поставил штамп с
лиловыми иероглифами, и радист в тот же вечер выехал в Сан-Франциско. Он
пересек весь Американский континент и на японском парохода "Тациту-мару"
отплыл в Иокогаму. Кроме паспорта для выезда из Штатов требовалась справка
об уплате налога. Макс предъявил и ее - документы немецкого
предпринимателя, уезжавшего на Дальний Восток, были в, полном порядке.
условленное время - от четырех до шести он сидел в ресторанчике
"Фледермаус", рассеянно поглядывая на входную дверь, ожидая, что вот-вот
появится плотная фигура Макса. Прошло уже три месяца с того времени, как
Рихард выехал из Москвы. Он не мог себе представить, что случилось, почему
Клаузен задерживается. На запросы в Центр он не получал ответа. Впрочем,
на быстрый ответ Зорге и не рассчитывал - радиосвязь нарушилась,
передатчик вышел из строя, и радисты - супруги Бернгардт - не могли его
восстановить. Неопытных радистов Рихард отправил в Москву, а связь с
Центром поддерживали только кружным путем с помощью курьеров.
придумал себе костюм уличного продавца сосисок. Одетый, как заправский
берлинский торговец боквурстами, он расхаживал по клубу, спускался в сад,
и отовсюду доносился его веселый голос заправского саксонца, говорившего
на уморительном диалекте.
время, и всегда свежи, как газетные новости... Покупайте сосиски, горчица
бесплатно... Берите бротчен, бротчен...
поваром-поросенком. От сосисок шел пар, он раздавал их, густо намазав
горчицей, и каждому покупателю - "бротчен". Деньги, не глядя, бросал на
дно ящика. Вечер был платный, и деньги предназначались какому-то
благотворительному обществу.
баварской пастушкой.
вечны, как время?
империю кайзера, большую войну. Веймарскую республику, вступила в наш
тысячелетний рейх... В мире все может измениться, но сосиски Ашингер
останутся вечны. Германия не сможет существовать без сосисок.
приплыл в Иокогаму и, узнав о вечере в немецкой колонии, явился сюда.
Рихард прошел мимо. Чуть позже он, предлагая Максу сосиски, тихо шепнул
ему:
он стоит в углу с высокой беловолосой дамой в костюме пастушки... - Потом
громко и весело снова закричал: - Сосиски Ашингер! Сосиски Ашингер!
нацистской организации. Макс представился коммерсантом, который решил
надолго поселиться в Японии.
поделился своими планами Клаузен.
в посольство, поговорим... А вот познакомьтесь - доктор Зорге, он может
быть вам полезен. Не правда ли, Ики?
корреспондентом.
Токио. Среди картин был портрет Гитлера, написанный Мияги. Это была
ироническая идея Рихарда. Он уговорил художника изобразить фюрера в
японской национальной одежде. Гитлер стоял в коричневом кимоно, свисавшем
с узких плеч, с вытянутым постным лицом. В сухой, костлявой руке он держал
маленький цветочек с белыми лепестками. Это был почти карикатурный
портрет, но все останавливались, и восхищались самобытной манерой
художника.
Хельма.
Он так представляет нашего фюрера. Пусть примитивно, но искренне.
такая мазня! И все же портрет фюрера с выставки перекочевал в приемную
немецкого посольства, где много лет вызывал громкие восторги и тайные мины
недоумения.
случайно, заглянул к своему приятелю и застал у него "немецкого
предпринимателя".
голыми дощатыми столами, пили пиво, разговаривали будто бы так, ни о чем -
просто два приятеля коротали время.
пути господни и пути разведчика неисповедимы, я два месяца ехал к тебе на
службу.
Условились, что Клаузен немедленно займется восстановлением связи.
Надо монтировать все заново.
материалы, сам делал сложнейшие детали, что-то придумывал, заменял и через
три недели сообщил Зорге, что передатчик готов. Он свободно помещался в
небольшом чемоданчике и при хороших атмосферных условиях мог доставать
"Мюнхен", то есть Москву. С Хабаровском и Владивостоком передатчик давал
устойчивую связь.
радиограмму и передал ее Максу. Клаузен священнодействовал, склонившись
над аппаратом, выстукивая ключом самому ему непонятные сочетания цифр. В
первой же шифрограмме Рихард передал, что Клаузен на месте, Анна может
выезжать. Но прошло еще несколько месяцев, пока Анна другим путем - через
Харбин и Шанхай - приехала в Токио и встретилась с Максом.
несколько роликов микропленки. Официально их брак с Анной еще не был
оформлен, решили, что это лучше сделать не в Японии, а в Китае, и они
подали заявление шанхайскому консулу. Но здесь тоже произошла задержка -
выясняли арийское происхождение жениха и невесты. Наконец все препоны были
преодолены, и законные супруги Клаузены приплыли в Иокогаму.
можно было считать только прелюдией предстоящих действий. И если