юркнул со двора. Чорк принял Филиппа вежливо, но без излишнего тепла. Не
любили друг-друга, но дела делали, тут не до симпатий. Чорк усадил
Филиппа, сразу налил полстакана водки, никаких разносолов не предложил,
знал, что Филипп любит пить по-простому; как ни росло благосостояние
правоохранителя, а лучше газетного листа с порезанной колбасой - вареной,
только что с комбината, не сыщешь.
территории назревает конфликт. Не любил беспорядков в подведомственных ему
домах и кварталах.
беречь надо. Тишина наш оплот. Нашумим лишнего, нагонят проверок, ревизий,
обследований. Кому выгодно?
из графина синего стекла. Все, конечно не расскажет, не мальчик, но что ни
шепнет - все благо, если приплюсовать к сведениям, уже имеющимся, глянь
картина и прояснится.
поведал о назревающей схватке между Фердуевой и северянами.
увидел, что руководит Филиппом не ярость, а только что выпитая водка.
районе, о новых точках, о не охваченных услугами Филиппа стратегах,
ринувшихся в обогащение.
рюмашку.
всего стоило неучастие. Северянам Чорк заявил бы, что это он обеспечил
невмешательство властей.
обязанность, но не во вред же себе. Если ее решат того... он не допустит,
слишком жестокая мера, если же только проучить, то даже неплохо, чтоб еще
больше ценила прикрытие. Выходило, и Чорку, и Филиппу неучастие выгоднее
всего.
со стороны увидел, что ребята серьезные, может они хотят прижать Фердуеву
не из-за дележки, а чтоб поиграть мускулами и других остудить. Бывает же,
в назидание неверящим.
кровопускание Фердуевой не грозило, остальное - внутреннее дело дерущихся.
Рыжий решил подороже продать неучастие, денег вечно не хватало.
готовится безобразие, а вроде б глаза закрываю...
карман, на свет явился конверт. Невидимое содержимое конверта внушило
Филиппу покладистость.
напрасно, Чорк вынул бумажник, разломил и щедро, не считая, отсыпал
крупные купюры. Филипп упрятал деньги.
приготовлен?
гость, допрос учиняет - но, подумав, решил не обострять.
вроде как от шприца или собственной крови.
площадку, никого, в квартире пусто...
присутствием гостя, - дама знойная, вдруг приспичило...
изумился, а может и знает, собака! Может, кто из людей играет на две лузы?
Дело не мудренное. Филипп, не подавая вида, возмутился нелестной оценкой,
данной Фердуевой. Насосался бабок, все ему можно, лепит ярлыки
налево-направо.
потрусил к двери.
подозревает друга в неискренности.
на нижнюю, будто жаба глотнула муху.
говорить, но Чорка так просто не свернуть, он вроде свободно стоящей
телемачты на расчалках-распорках укрепленной и, если одну подрубить, две и
более, другие держать будут накрепко, а сразу все натяжные тросы
перерубить ох, как непросто! Да и кому оно нужно? Все прикормлены, машина
смазана, отлажена, а новую запускать - хлопотное дело, нелюбимое в
дремотном царстве.
испеченный, еще и не видывал Рыжего в глаза. Филипп ухватил новичка за
пряжку и строго вопросил:
солидные, сразу видно: верховодят и цену себе знают.
не раздражал, но лишнего времени на просмотр не было, кивнул Рыжему,
скрылся в глубине заведения. Филипп зашагал к зданию исполкома пешком,
хозяйски поглядывая по сторонам. Суббота, а он на службе, работает, а вот
Дурасников, сукин кот, умотал куда-то, а в магазинах шаром покати, народ
кучкуется у пустых прилавков, отсутствие жратвы возмещает ожесточенными
перепалками с продавцами-ворюгами, на днях проверяли, из двух сотен только
трое не обвешивали, то ли по глупости, то ли из лени, и так текло щедро со
всех сторон.
открыт. Со спецмашиной Чорк северянам, так и быть, поможет. Фердуева
ерепенилась, а зря... неужто невдомек, что Чорк поглавнее будет,
сторожевой навар не слабый, что говорить, дело жирное, и все же Фердуева
проявила неосмотрительность, надо за версту чуять, у кого кулак тяжелее и
кость шире.
действия Чорка через краткое время прорастут деньгами и расширением
влияния, а расширение - залог выживания, кто не расширяется, гибнет.
замши, принялся любовно протирать витраж входной двери.
Наташка Дрын лезла к Пачкуну. Приманка, раскрасневшаяся от выпитого,
елозила по коленям Дурасникова. Зампред набычился, мял девку без слов,
скорее всего причиняя боль. Шурф утратил красноречие и мастерски
матерился. Васька Помреж скакал вокруг стола, щелкая лошадиной челюстью,
поцеловывая меж перебежками, то Светку, то Наташку, то единственно
непьяную Акулетту, почтительно обходя Фердуеву. В беспорядочном кружении
Васька успевал прихватить гитару, просыпать на очумелые головы пару
аккордов, вплетая в куплеты, слова непонятные, нечленораздельные,
напоминающие бред.
как рыболов жирнющего червя. Складывалось неплохо, похоже все залили под
завязку, только Акулетта еще не поплыла, так красотке на все плевать,
погружена в себя, постороннего не замечает.
Почуваев попытался удержать гостей, куда там! Пронеслись по тропинке
вихрем, разделись без стеснения, бабы на глазах мужиков, и только Фердуева
царским движением сбросила шубу к ногам и осталась в купальнике. Голые
тела замельтешили перед глазами. Фердуева пила чай, ни разу не сунулась в
парную - может пощадить плод? - Из комнаты с бассейном доносились
всплески, фырчание, ор.
Дурасников вывалился из парной, бугай в фетровом колпаке на толстомясой
башке. Раздетый Дурасников оказался вдвое жирнее, чем в одеждах: бабья
грудь со сморщенными сосками, многоскладчатый живот, хозяйство мужское
Дурасников прикрывал фанерным кругляком, а оборачиваясь в простыню,
обнажил, и Фердуева хмыкнула презрительно: жалкий прибор, право слово.
Зампред величаво рухнул на скамью напротив Нины Пантелеевны, принялся
жадно лакать чай, чавкая во всю ивановскую. Тут же явился Пачкун, стал
ухаживать за кормильцем. Дурасников потребовал Приманку. Наташка Дрын вмиг
приволокла, похоже, отрезвевшую Светку, усадила рядом с зампредом.
Дурасников пьяный и вовсе оказался дураком, оглядывал всех свысока, бил
себя в грудь, брызгая слюной, выкрикивал:
справедливости...