в противоположность всему вокруг, было погружено во мрак. Мы обошли его и,
не найдя никакого входа, высверлили в фундаменте шпуры, чтобы заложить
заряды фульгурита. От взрыва получился звездообразный пролом, через
который мы проникли внутрь. Поднявшись по обломкам разбитой колонны, мы
очутились в обширном зале. Он был усыпан металлическими черепками,
смешанными с чем-то, похожим на куски меха. Это были перегоревшие остатки,
которые при первом же прикосновении превращались в пепел. Посреди зала
стояла четырехгранная колонна с двумя круглыми отверстиями: внутри она
была пустая и напоминала что-то вроде шахты. На стенах торчали короткие,
загнутые книзу крючки. Мы спустились по этой шахте на несколько метров и,
пробившись сквозь груды обломков, очутились в настоящем лабиринте низких и
узких коридоров: одни шли лучеобразно, другие спиралью, пересекаясь с
первыми под углом. Здесь было совершенно темно. При свете фонарей мы
увидели на стенах вертикальные ниши. В них торчали наклонные треугольные
полки с частыми мелкими отверстиями. В этих отверстиях, на перегородках
ниш и под ними лежали груды серебристых зернышек, таких же, как и те,
которые я когда-то принял за металлических насекомых. Арсеньев
предположил, что это помещение что-то вроде архива или библиотеки. Следуя
его примеру, я тоже наполнил себе карманы металлическими зернышками, и мы
пошли дальше.
каждый поворот, каждое изменение в направлении пути. Некоторые коридоры
были настолько узки, что мы не могли пройти по ним, другие расширялись
куполообразно, образуя шарообразные камеры, напоминающие выдутые из
металла пузыри. Проблуждав по подземелью почти час, мы возвращались на
поверхность сначала по крутому коридору, потом по просторному залу. Пол
его был выложен гладкими черными плитками, покрытыми тонким слоем пыли.
Случайно направив свет в сторону, я увидел на серой поверхности полоску
темных пятен, и мы тотчас же свернули туда.
сантиметра по четыре. Они были похожи на отпечатки ходуль, заканчивавшихся
овальными подковами. Арсеньев измерил расстояние между двумя следами: оно
равнялось шести сантиметрам. Мы пошли за ними по длинной, спускавшейся
вниз галерее, которая постепенно суживалась, пока не превратилась во
что-то вроде коридора с наклонными друг к другу стенками. Пыль иногда
исчезала, след терялся, но другой дороги не было, и мы шли дальше. Вдруг
коридор круто повернул. Гладкие стены упирались в скалу. Внизу, среди ее
складок, открывался черный зев; перед самым зевом грунт был покрыт слоем
затвердевшего серо-коричневого ила. Следы, отмеченные овальными
углублениями, вели вглубь темного отверстия. Мы решили идти дальше, пока
это будет возможно.
состояли из монолитной скалы со слабым рельефом. Когда-то здесь, вероятно,
струился подземный родник; в более узких местах, где струя била с большой
силой, стены были словно отполированы. На твердом, как кость, дне то
здесь, то там виднелись овальные отпечатки. Раз-другой застучали по шлемам
мелкие камешки, осыпавшиеся с потолка. Наконец стало так тесно, что нельзя
было двигаться даже на четвереньках. Потолок состоял из темного камня
вроде базальта, прорезанного глубокими трещинами. Арсеньев, который был
впереди, осветил коридор в том месте, где он суживался.
попятился, так как едва не застрял между глыбами. Ему удалось втиснуться с
моей помощью только тогда, когда он снял рюкзак и лучевое ружье. Я пролез
вслед за ним, оставив рюкзак под плоским скалистым выступом.
совсем темно. Вдруг почва заколебалась, что-то больно ударило меня по
ноге. Я с силой рванулся вперед и попал в пространство пошире. Раздался
негромкий протяжный гул, потом шум от падения груды камней - и снова
наступила тишина.
Арсеньев осветил отверстие коридора. В глубине чернела каменная стена.
Произошел обвал, мы были засыпаны.
зарядов этого взрывчатого вещества; я подал их ему. Он, в свою очередь,
сунул руку в карман за капсюлями и подрывным кабелем. Фонарь он повесил
себе на грудь; в отраженном от скалы свете мне было видно его лицо за
стеклом шлема. Вдруг он вздрогнул и остолбенел. Ощупал один карман,
другой, потом взглянул на меня. В глазах у него я увидел то, чего никогда
до сих пор не замечал за этим смелым человеком: обыкновенный страх.
специальных капсюлей он не взрывается, даже если бросить его в огонь.
Четыре наших заряда были теперь бесполезны: немного сероватого теста - вот
и все.
извилисто. Я считал шаги: двадцать, потом резкий поворот, и коридор
расширился. Свет ударил в скалу.
она была шагов восемь. Я ударил топориком. Замурованное пространство не
дрогнуло. "Это русло подземного родника, - лихорадочно думал я, - вода
должна была уходить куда-то, нужно поискать лучше".
но сверху сполз отвесный обломок скалы и вклинился в коридор с такой
силой, что по стенкам вокруг него разбежалась тонкая сетка трещин. Под
страшным давлением сверху обломок плотно слился с окружающей породой и
теперь отличался от нее только несколько более темным цветом. Там, где он
уходил в дно пещеры, было немного песка, и я увидел на нем неглубокие
овальные отпечатки: это были последние следы, приведшие нас сюда. Дальше
они исчезали под преградой, которую мы не могли одолеть.
Арсеньев словно себе самому и сел на камень. - Погасите фонарь, батарея
иссякнет. Она еще пригодится.
черная птица. Я судорожно замигал, в глазах закружились желтые звезды.
Потом взглянул на светящийся циферблат часов. Прошло только четыре минуты,
а я думал - не меньше получаса.
ниоткуда не проникал даже слабый отсвет. Вдруг Арсеньев встал; я слышал,
как он ощупью обходит пещеру. Потом зажег свет и начал простукивать стены
острым концом топорика. Они везде отзывались каким-то однотонным тупым
звуком.
обследовали место обвала. В отверстие мог вползти только один человек, да
и то лишь по пояс. Я попробовал сдвинуть завалившие проход глыбы. Жилы у
меня напряглись, кровь зашумела в висках, но глыбы даже не дрогнули, - они
сидели крепко, словно сцементированные. Потом попробовал Арсеньев. В
тишине слышалось только наше ускоренное дыхание. Мы молча вернулись в
пещеру и сели у стены, погасив оба фонаря. Потом я вспомнил о топорике
Арсеньева: мой остался вместе с рюкзаком. Я зажег фонарь и кинулся в
коридор. Крепко упершись ногами, я начал бить в каменную баррикаду. Мелкие
осколки кварцита со звоном отскакивали от шлема.
но не поддавался. Осколки летели в воздух. Я стал ударять сильнее - меня
обуяла ярость - и замахнулся так, что чуть не упал. Вдруг рукоятка выпала
у меня из рук. Никому не нужное острие звякнуло о камень и упало. Топорик
сломался у самой головки.
я недостаточно тщательно обследовал одну из стен коридора; быть может,
там, за тонкой перегородкой, найдется какой-нибудь проход, дорога, ведущая
на свободу... Я вскочил и зажег фонарик. Его блеск ослепил меня и тут же
разбил последние надежды: мы хорошо обследовали скалу - в ней нет никаких
отверстий, никакой щели, ничего, ничего!
большой неподвижной тенью. - И погасите фонарь... он уже бледнеет...
она была там, в рюкзаке.
погасил фонарик и тяжело опустился на камень. Я уже не мог смотреть на
часы. Было шесть; вот уже полтора часа, как мы засыпаны.
постепенно начало клонить ко сну. Утомленные мускулы требовали покоя. За
последние сутки я очень много работал и даже глаз не сомкнул: откапывал
щебень, вел автомобиль по грудам развалин...
батарею в фонаре. Окончательно очнувшись, снова подумал об этом и
рассердился сам на себя. Решил взять себя в руки: закрыл глаза и улегся
поудобнее на плоских камнях. Я дома, стоит темная октябрьская ночь.
Прохладно, но мне всегда нравилось спать с открытым окном. Тихо, даже
ветер уснул в ветвях сада. В восемь утра я должен лететь в Каир. До
рассвета можно спать.
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Панов Вадим
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Андреев Николай