Чтение 59–й страницы книги ~Магелланово облако~

Волей-неволей я отказался от намерения решить эту задачу, но забыть ее
совсем мне не удалось: загадочные существа преследовали меня во сне то в
виде студенистых облаков, похожих на надутые ветром паруса, то в виде
бронированных восьмигранников. Амета заметил, что мое воображение попросту
создает комбинации известных мне образов, да иначе и быть не может: мы не в
состоянии вообразить ничего, кроме того, что нам уже известно, или сочетать
знакомые нам отдельные детали.

Через две недели после того, как мы свернули к Карлику, его диск закрыл
десятую часть неба. Астрофизики почти не покидали своих обсерваторий.

На восемнадцатый день утром я вышел на палубу и почувствовал, как пышет
сквозь стены жар. Диск красного солнца, казалось, стоял неподвижно. Его
вращение можно было угадать лишь по величественному движению темных пятен,
окруженных венцом пламени. Хотя холодильники работали на всю мощь,
температура на корабле поднималась на одну пятую градуса в час, и к полудню
термометры уже показывали тридцать два градуса по Цельсию. На смотровой
палубе было трудно дышать: холодный ветер, который направляли туда
вентиляторы, не мог побороть жару.

Небо над "Геей" в результате оптической иллюзии или действительного
рассеивания лучей Карлика в межзвездной пыли, окрасилось в цвет застывшей
крови. Алый мрак едва преодолевали самые яркие звезды. Астронавты приходили
на палубу и сразу же уходили, залитые потом, задыхающиеся; они словно
уносили в своих воспаленных глазах отражение огненных лучей.

Иногда красное солнце казалось огромной воронкой с загнутыми краями. Со
дна воронки поднимались протуберанцы; одни так медленно, что изменения в их
формах нельзя было уловить глазом; другие скачками, словно из хромосферы
вздымались огненные гады. Дугообразная линия диска Карлика отделялась от
темного неба колеблющимися языками пламени.

В этот день даже во внутренних помещениях температура достигла сорока
градусов. Вечером в амбулаторию явился второй ассистент астронавигатора
Пендергаста, молодой Канопос. Он жаловался на сильную боль в голове, ломоту
в спине и общую слабость. Пульс у него был странно замедлен. Я назначил ему
возбуждающее и поставил Ирьолу в известность о том, что, по моему мнению,
болезнь Канопоса была вызвана резким повышением температуры на корабле. Я
поместил больного в изолятор, где температура поддерживалась на уровне
двадцати пяти градусов, - на палубах она за ночь поднялась до сорока четырех
градусов.

На следующий день состояние Канопоса меня весьма встревожило.
Температура повысилась, селезенка набухла, общее самочувствие ухудшилось,
анализ крови показал уменьшение количества лейкоцитов. Около полудня больной
начал бредить.

Средства, примененные мной, не принесли улучшения, поэтому я вызвал на
консилиум Шрея и Анну. Характер болезни был для нас непонятен. После
консилиума я потел к Ирьоле и категорически потребовал прекратить полет по
направлению к солнцу. По плану мы должны лететь к Красному Карлику до тех
пор, пока температура на корабле не достигнет пятидесяти шести градусов, а
она пока не превышала сорока семи; несмотря на это, я продолжал настаивать
на своем. Трегуб обратил мое внимание на то, что, помимо Канопоса, никто до
сих пор не заболел, и спросил, совершенно ли я уверен в том, что заболевание
Канопоса связано с повышением температуры на корабле. Хотя я и не был в этом
уверен, но продолжал настаивать, и астронавигаторы решили уступить мне. В
три часа пополудни "Гея" уменьшила скорость, произвела поворот, описав при
этом дугу большого радиуса, и начала удаляться от Карлика со скоростью в
пятьдесят километров в секунду.

Состояние больного ухудшалось. Я сидел около него до полуночи; он
бредил, температура поднялась до сорока градусов, сердце начало слабеть, как
бы под влиянием таинственного яда. Я провел две ночи на ногах и так устал,
что почти не мог сопротивляться сну; в два часа меня сменила Анна. Я
отправился к себе, чтобы поспать несколько часов, но в четыре часа раздался
телефонный звонок.

Полусонный, услышав слова Анны: "Острая сердечная недостаточность,
состояние угрожающее", - я вскочил с постели, набросил халат и побежал в
больницу.

Больной был без сознания. Дыхание со свистом вырывалось из его
запекшихся губ, все тело содрогалось от сухого мучительного кашля; стрелка
пульсометра показывала свыше ста тридцати ударов. В ход была пущена
кислородная аппаратура, уколы, поддерживающие кровообращение; я решил было
применить искусственное сердце, но это было совершенно противопоказано из-за
признаков общего отравления. Я разбудил Шрея, тот явился через несколько
минут. Втроем мы еще раз пытались установить причину таинственного
заболевания.

Было уже совершенно ясно, что оно не имеет ничего общего с тепловым
ударом. Мы вновь произвели анализ крови на микробы (на "Гее" их совершенно
не было, но мы считались с возможностью заноса болезнетворных
микроорганизмов с искусственного спутника атлантидов), но он дал
отрицательный результат.

Сделав все, что было возможно, я вышел на несколько минут на пустую -
было около пяти часов утра - смотровую палубу. Был слышен глухой, монотонный
шум работавших на полную мощность холодильников. Я шел задумавшись, не
обращая внимания на вид за окнами; вдруг прямо в глаза мне ударил свет. Я
остановился.

В первую минуту я увидел лишь красное пламя - не неподвижную, тяжелую
массу раскаленной стали, а полужидкий, клочковатый океан хромосферы. На нем
поднимались багровые леса, сквозь гущу которых пробивались протуберанцы; они
разветвлялись, множились, росли, превращались в огненных чудовищ, горевших
кровавым пламенем, в какие-то ужасные рожи - их светящиеся челюсти то
открывались, то закрывались. Они существовали несколько минут, затем
рассеивались, а на их месте со дна, как бы взбудораженного невидимым вихрем,
всплывали новые. Иногда взрыву протуберанцев предшествовало появление двух
вращающихся в разные стороны огненных столбов, более темных, чем окружающий
океан. Кое-где поверхность начинала колебаться, потом внезапно разбухала и
выбрасывала молнии, которые взлетали с ужасающей быстротой и затем
становились слабее и бледнее; сквозь их сияние просвечивали нижние слои
непрерывно колеблющейся хромосферы.

Это было неописуемое зрелище. После нескольких лет беспредельного мрака
пустоты, в которой каменел от холода самый летучий газ, я видел теперь за
хрупкой стеной "Геи" гигантский мир огня, в котором, казалось, распадался,
таял наш корабль - ничтожная крупинка металла, повисшая над ослепительной
бездной.

"Как безжалостна Вселенная! - подумал я. - Как мало в ней уголков, где
могла бы зародиться и существовать жизнь, как слаба и беспомощна эта жизнь
против огня и холода, этих двух полюсов бытия! И все же, - думал я, - как
много может совершить эта слабая жизнь!.."

Мои мысли вновь вернулись к больному, и внезапно у меня мелькнула
ужасная догадка. Невзирая на раннюю пору, я немедленно отправился к
Гротриану и спросил, были ли подвергнуты стерилизации по возвращении на
"Гею" автоматы, побывавшие до нас на спутнике атлантидов.

Астронавигатор встревожился. Он немедленно позвонил Ирьоле. Минуту
спустя мы получили ответ: автоматы подверглись стерилизации лишь после
нашего возвращения на корабль; таким образом, они могли почти три часа
соприкасаться с людьми.

- Но ведь вы утверждали, что заражение болезнетворными микробами
исключено! - сказал Гротриан.

Я молчал. Гротриан подошел к аппарату и стал звонить специалистам;
вскоре явились Тер-Хаар, Молетич и палеобиолог Ингвар. Астронавигатор
коротко сообщил им факты.

Когда он закончил, внезапно вскочил с места Ингвар.

- Вирусы! - крикнул он. - А вы исследовали кровь на вирусы?

- Нет, - ответил я побледнев.

Мы не подумали о такой возможности. Это была роковая, но понятная
ошибка: последние вирусы исчезли с Земли девятьсот лет назад.

Я попросил Гротриана узнать, сталкивался ли Канопос с автоматами до
того, как они подверглись стерилизации, и вернулся в больницу.

Больной продолжал оставаться без сознания. Одышка усиливалась, веки и
пальцы посинели, пульс упал до пятидесяти ударов в минуту. Анна, отчаявшись,
беспрерывно давала кислород. Я взял кровь из локтевой вены и передал ее
автоматам-анализаторам. Я вынужден был дать им точную инструкцию, как
действовать: они не были приспособлены для выполнения подобных исследований.
В крови больного были обнаружены мелкие тельца диаметром в две
десятитысячных миллиметра. Уже поверхностное исследование показало, что это
болезнетворные микроорганизмы. Наш товарищ был заражен вирусами,
принесенными автоматами с искусственного спутника. Еще раз я разбудил Шрея,
чтобы сообщить ему об этом. Он немедленно явился в больницу вместе с
Ингваром и еще одним палеобиологом - специалистом по древней микрофлоре. По
материалам трионовой библиотеки мы быстро определили микроорганизмы: это
были вирусы так называемой мраморной болезни, страшной инфекции,
свирепствовавшей на Земле более тысячи лет назад.

Мы были в аналитической лаборатории, когда нас вызвала Анна.

- Агония, - сказала она.

Наш товарищ умирал. Пульс был уже неразличим, лицо сделалось
пепельно-серым, дыхание с трудом вырывалось из горла. Мы снова произвели
переливание крови, пробовали разгрузить сердце, но все было напрасно. Тогда,
выполняя высшую обязанность врача, мы попытались вернуть ему на несколько
минут сознание, чтобы он мог выразить последнюю волю, но нам и этого не
удалось. Отравленный ядами мозг потерял господство над телом. В десять часов
шесть минут его дыхание прекратилось.

Это был первый случай смерти от болезни на нашем корабле. Мы вышли из
больницы, подавленные понесенным поражением; если бы мы раньше распознали
причину болезни, нам, вероятно, удалось бы ее побороть. Теперь следовало
подготовиться к возможной вспышке эпидемии. Гротриан сообщил нам, что
Канопос действительно соприкасался с автоматами; именно он привел их в