улыбнуться и сказал как мог уверенно.
к Энн.
восторгом наблюдал за пируэтами очередного летающего человека, одетого в
непременный алый ком-бинезон и зловеще-черный плащ. - Шли бы вы к себе,
Кенчик, а я бы поговорил с мамой, как ты думаешь?
темного книжного шкафа, стоит кухарка. Он кивнул ей, растягивая губы в
улыбку. Лорри несколько секунд стояла молча, потом спросила:
положил руку на плед, туда, где должна была быть ее рука. Нашел, сжал. И
долго сидел неподвижно, ни о чем не думая, только летели какие-то обрывки
мыслей и мгновенные картинки - Джордж с головой, втянутой в плечи,
длиннолицый человек, глубокая тень под его носом, волосы, отливающие
оранжевым в свете витрины, рука, телефонная трубка, автобус, проезжающий
мимо. Энн шевельнула рукой и проговорила:
прежде, никогда, потому что я, словно последний идиот, чувствовал себя
неуязвимым, человеком, с которым не может произойти ничего
непредусмотренного и случайного. Я же не мог сказать нет, я бы сказал, если
бы они хотели убить меня, но они были здесь, они были здесь! Кто бы поступил
иначе на моем месте?!
чтобы я не звала на помощь, потому что некого звать, все наши холуи - он так
сказал - удрали. Лорри закричала на кухне, но сразу умолкла.. Другой повел
мальчиков наверх, и я... но этот сказал: молча, не то им будет плохо. И
сразу позвонил ты.
пожалуйста...
быстро прошел на кухню. Черная кухарка сидела у стола, подперев голову
рукой. На столе были тарелки с тартинками и две вазы с фруктами - для детей
и для взрослых.
головой. - Хоть кофею-то выпейте, мист-Си. Я налью?
куда, мол, все вы собрались, кто дома останется, а он говорит - мы
прямехонько к сатане, сестрица, прямо к сатане в зубы. Я пошла к госпоже,
она училась с Кенчиком, и я ушла, а тут эти и объявились .. - Лорри подняла
руку - Я-то знала, я знала!
сэр! Я говорила Джорджи!
Вроде бы, с копченой рыбой. Сказал
Так он и сидел на кухне, пока от ворса не позвонили, что приехал чин из ФБР.
жизнь, был, в сущности, затеян на кухне и что затейщик, как и он, отказался
от кофе.
пятница", Клем подал правлению корпорации просьбу об отставке. Правление
собралось через неделю - Си-Джи вплоть до следующей пятницы отказывался
подходить к телефону, хотя звонили все директора по очереди. Собралось и с
тайным облегчением приняло отставку своего президента; с облегчением и
некоторым смущением, поскольку у него имелся огромный пакет акций, то есть
он по-прежнему сохранял существенное влияние на дела фирмы.
История ЭИ, Эпохального Изобретения, на этом закончилась
наотрез. Но один подарок ему прислали на дом; роскошный, чудовищно дорогой
набор клюшек для гольфа. Клюшки были в чехлах крокодиловой кожи, к ним
прилагалась такая же сумка, и в ней, на самом дне, лежала карточка. Надпись
на ней была тисненая - золотом; "От Джозефа Бабаджаняна, с сердечным
приветом".
понимал, что сломлен и неизвестно когда оправится, но уходить на покой и
играть в гольф не собирался.
достопочтенной госпожой Карринггон, распухшей от слез, с начальником
опытного цеха, которому он принес извинения, и с Жаком Мабеном. Почему надо
было попрощаться с Мабеном, он толком не понимал; может быть, из-за того,
что бедняга не был ни в чем виноват, но чувствовал себя виноватым.
Си-Джи внезапно понял, из-за чего он затеял это прощанье: чтобы попросить
Мабена остаться в должности и по-прежнему пользоваться тем, особым счетом в
"Сити-бэнк", никому об этом не докладывая. Счет был открыт не на средства
фирмы, а иждивением бывшего ее президента.
выкинуть миллион-другой, чтобы насыпать им соли на хвост. Попробуйте.
поднял брови.
сгнил за решеткой.
своей жизни, так что есть некоторая разница.
поднялся и проводил гостя до машины.
шофер. Но кусты вокруг кольцевой дорожки цвели как всегда, будто эта весна
ничем не отличалась от предыдущих - кусты пылали неистово-розовым,
чешуйчатым, закрывающим ветви цветением.
внезапно сказал Клем.
гость.
охранник. Но эта их встреча, продолжавшаяся десять минут - или чуть больше,
- через полгода дала результат, на который Мабен совершенно не рассчитывал.
законченном, но не желающем кончаться, ибо главный его герой не может уйти
со сцены. Его судьба еще подвешена, как сказал бы древний эллин, известная
нам Парка еще держит в руке ножницы, а лезвия их острее бритвы.
в Пиренейских горах, в узком лесистом ущелье, продуваемом то холодными, то
теплыми ветрами. Его крутые желто-коричневые каменные склоны кое-где поросли
дикими оливами, довольно чахлыми - из-за холодных ветров, - и длинноиглыми
сосенками. В долине между склонами стоит прочный дом дикого камня; дорога к
нему идет по руслу пересохшего ручья, и проехать сюда можно только иа
полноприводной машине. Дом этот Умник купил очень давно, когда еще учился в
университете и хранил в душе детскую мечту: жить в прекрасной Испании
анахоретом, читать книги - а может быть, и писать книги - и держать под
домом двенадцать собак. Почему именно двенадцать, Берт не мог бы объяснить,
но его никто и не спрашивал, поскольку он никому о собачьем проекте не
рассказывал. Дом стоял на пологом косогоре, с одной стороны опираясь на
столбы, так что для собак там было превосходное вместилище.
собак. В нижнем этаже полы были из каменных плит, перекошенных и местами
щербатых, а на втором этаже - из толстенных досок, изъеденных не то
термитами, не то жучком. Увидев это при свете первого же утра, Амалия
удержалась от слез только чудом. Сквозь рассохшиеся оконные рамы свистел
нестихающий ветер, крыша протекала, электрическая подводка была повреждена;
даже печи не желали топиться. Тягу держала одна лишь кухонная плита -
допотопное чудовище, рассчитанное на дюжину больших кастрюль. Исправно
работал только телефон.
что единственный выход - призвать бригаду ремонтников и затеять настоящую
стройку. Однако приводить сюда посторонних, пригонять грузовики с досками и